ерш для туалета
– Вулканические явления интереснее всего наблюдать во время извержения.
Встреча с неистовым геологом с близорукими голубыми глазами и жидкими белокурыми волосами была тем последним толчком, который вызывает мгновенную кристаллизацию пересыщенного раствора во всей массе. В памяти сразу с необыкновенной ясностью возникли картины всех фантастических подземных путешествий, всплыли тысячи фактов, терпеливо собранных писателем в книгах и журналах или впервые услышанных от Сен-Клера. Да и разве могло быть иначе, – ведь вся сила и прелесть книг Жюля Верна, в отличие от других авторов фантастических романов, была в людях, новых героях, одухотворяющих кропотливо собранный писателем материал и одушевляющих смелые, но отвлеченные научные идеи!
Идея холодной и твердой Земли, выдвинутая Сен-Клер Девиллем, была чрезвычайно смелой для своего времени: ведь наука тогда ничего не знала о внутренности земного шара и еще не умолкло эхо спора между нептунистами и плутонистами, между учеными, полагавшими, что вода – первостихия, основа всей природы, – заполняет центральную часть нашей планеты, и учеными, отводившими первое место в природе огню, как самой высшей стихии. Не пойти ни за продолжателями Вернера, ни за последователями Джемса Геттона было большой смелостью и для Жюля Верна: тогда, как, впрочем, зачастую и теперь, от писателя, взявшего своим материалом науку, издатели и редакторы требовали изложения лишь «устоявшегося», многократно проверенного, давно вошедшего в школьные учебники. Но Жюль Верн, не колеблясь, выбрал третий путь, положив в основу своего нового романа никем тогда еще не проверенную, но смелую гипотезу холодной Земли.
Глубоко под нашими ногами, куда не проникают ни лучи солнца, ни дыхание ветра, он сумел разглядеть странный фантастический мир, целиком рожденный его воображением. Пещеры, такие огромные, что в них умещаются целые моря, с их прибоем, бурями, приливами и отливами, и тут же, совсем рядом, озера расплавленной магмы, со скрытыми в них свирепыми силами уничтожения. Электрическое сияние, заменяющее в этом мире дневной свет, тускло озаряет подземные луга, поросшие бледными лишайниками и печальными папоротниками. Чудовищные пресмыкающиеся, давно вымершие на поверхности Земли, находят себе последнее прибежище в чернильных водах внутриземного моря. И по истоптанным пляжам этих циклопических пещер, по запутанному лабиринту бесконечных подземных коридоров спокойно проходят трое людей, бесстрашно спустившихся в жерло вулкана. И не богатства, не поиски клада, даже не любовь к приключениям привели их сюда. Нет, их обуревают и движут жажда знаний, любовь к науке, – какому писателю по плечу такая задача! Кто, кроме Жюля Верна, посмел бы поставить своих героев лицом к лицу с бесформенной и страшной стихией самой Земли!
Вряд ли сам Жюль Верн, бывший всегда в курсе всех передовых идей своего времени, верил в действительности в то, что в недрах Земли есть гигантские пустоты, где обитают давно вымершие животные, верил в то, что, спустившись в жерло вулкана Снеффельс в Исландии, можно совершить подземное путешествие по этому печальному, тускло освещенному миру и выйти наружу через кратер Стромболи во время извержения. Но гипотеза холодной и твердой Земли была для него могучим средством, для того чтобы заставить древнее геологическое прошлое Земли ожить, показать своим читателям воочию чудеса подземного мира и столкнуть лицом к лицу человека со страшными силами, таящимися в недрах нашей планеты.
Гамбургский профессор Отто Лиденброк, отправляющийся вместе со своим племянником Акселем и проводником Гансом к центру Земли, открыл целую галерею ученых-чудаков, украшающую почти все романы Жюля Верна. Сейчас образ чудака-профессора, рассеянного, нетерпимого в своей науке и добрейшей души человека, стал весьма шаблонным в литературе, хотя в жизни мы больше не встречаем таких ученых. Но нельзя винить в этом Жюля Верна; Лиденброк был всецело его изобретением, хотя – как знать! – и не очень уклонялся от своего реального прототипа: неистового французского геолога.
У Жюля Верна хватило смелости посягнуть на тайны Земли и противопоставить ее бурной и свирепой стихии человека-открывателя, но полностью разрешить эту задачу оказалось ему не по плечу. Он не сумел столкнуть людей со страшными силами подземного мира. Поэтому повесть, лишенная борьбы, не принадлежит к числу его лучших произведений. Профессор Лиденброк оказался всего лишь чудаком-ученым, его племянник Аксель – безликим и терпеливым слушателем, проводник Ганс – не более чем неразвернутой схемой, нерожденным героем. По-видимому, герои будущего рождаются слишком редко и слишком трудно. И тем не менее, пусть те, кто никогда не читал книгу «Путешествие к центру Земли», или тот, у кого она живет лишь как воспоминание юности, пусть они развернут ее страницы. Пусть всмотрятся в странные пейзажи, нарисованные рукой великого мечтателя, и на них повеет слабым, но ощутимым ветром Страны необычайного!
Стихия невесомого эфира
Этсель издал вторую книгу Жюля Верна так же тщательно, как и «Пять недель на воздушном шаре». Пока удивительный договор между писателем и издателем выполнялся пунктуально. Два однотомных романа и двухтомные «Путешествия капитана Гаттераса» были сданы автором в течение двух лет. Два тома уже вышли в свет: «Путешествие к центру Земли» в том же 1864 году, когда было написано, а два тома «Гаттераса» были напечатаны в журнале Этселя и стали его полной собственностью: он мог их издать отдельными книгами, когда ему заблагорассудится, вернее, когда будет выгоднее (они вышли в свет только в 1866 году).
Казалось бы, обе стороны должны были быть удовлетворены, тем не менее Жюль Верн, совершенно неожиданно для друзей, сделал попытку вырваться из этого позолоченного плена.
В 1866 году, в одной из самых распространенных парижских газет «Журналь де Деба», газете, с. которой Этсель не был никак связан, начал отдельными фельетонами печататься новый роман Жюля Верна «От Земли до Луны».
Стихия невесомого огня, заполняющая, по мнению древних философов, пространство между небесными сферами, стихия невесомого эфира, как сказали бы ученые в середине XIX века, в эпоху Жюля Верна, была той новой областью, на завоевание которой писатель двинул все силы своей проницающей и ясной фантазии.
Внешним поводом для него было появление в феврале 1865 года книги старого, одряхлевшего Александра Дюма «Путешествие на Луну». Полет на ночное светило верхом на орле был для старика лишь одной из тех многих книг – он не помнил и половины их названий! – которые он написал своей рукой, и одной из тысяч книг, вышедших из его мастерской. Но для Жюля Верна эта книга была чем-то большим, чем для читателей и даже самого автора: в его памяти возник скромный юноша в клетчатых панталонах и шелковом галстуке, завязанном пышным бантом, с сердечным трепетом входящий в ворота заколдованного замка «Монте-Кристо». Учитель и ученик – о таких взаимоотношениях с Дюма он мечтал почти два десятилетия назад. А сейчас? Мог ли он вступить в единоборство с дряхлым колоссом, который все еще, быть может только по старой памяти, казался ему величественным?
…Пройдя Геркулесовы столбы на хорошо снаряженном корабле и вступив в Атлантический океан, Лукиан и его товарищи шестьдесят девять дней носились по бурному и мрачному морю, гонимые восточным ветром.
Однажды свирепый смерч поднял их корабль на высоту трех тысяч стадий, и с этого дня они понеслись по небу. Семь дней и семь ночей они плавали в пространстве и на восьмой день пристали к большому круглому блестящему острову, висящему в воздухе. Сверху был виден наш земной мир с его реками, морями, лесами и городами, похожими на огромные муравейники…
Так Лукиан Самосатский, живший во II веке нашей эры, начинает свою книгу «Истинное повествование. Путешествие на Луну, Солнце и остров Светильников, лежащий между Плеядами и Гиадами».
Много веков полеты на Луну были излюбленным мотивом поэтов, сказочников и авторов рыцарских романов. В 1638 году Френсис Годвин издал в Лондоне книгу, – Жюль Верн был хорошо знаком с ее французским переводом, вернее, переделкой, сделанной Жаном Бодуэном, – под названием «Человек на Луне», где герой Доминго Гонзалес, попавший на остров святой Елены, улетает на Луну вместе с дикими лебедями. В том же году епископ Джон Вилкинс опубликовал серьезный трактат «рассуждение о новом мире и других планетах», где предлагал для путешествия на Луну не слишком сложные приспособления. «Надо либо приделать себе крылья и подражать полету птиц, – писал он, – либо взобраться на спину исполинских птиц, которые, как рассказывают, водятся на Мадагаскаре, либо, наконец, соорудить летающую колесницу, наподобие того деревянного голубя, который некогда был изготовлен Архитом».
Злой и веселый рассказчик Савиньен Сирано де Бержерак предложил несколько гораздо более наукообразных, но, быть может, еще более нелепых способов добраться до соседней планеты.
В его остроумной книге герой путешествует в межпланетном пространстве, обвязавшись склянками с росой, которую притягивает Солнце, намазывая тело бычьим мозгом, в магнитных кораблях, подбрасывая вверх железный шар, увлекающий за собой магнит, в хрустальном двадцатигранном корабле, который толкает сила сгустившегося света, и, наконец, – вероятно, верх нелепости с точки зрения самого Сирано! – в колеснице, начиненной ракетами и приводимой в движение силой фейерверка.
В отличие от всех серьезных и насмешливых предшественников Жюль Верн в своей новой книге ничего не изобрел. В самом фантастическом из фантастических своих романов он остался трезвым до конца, роман «От Земли до Луны» написан скорее математиком, чем поэтом. Впрочем, чтобы соблюсти точность, можно раскрыть важный секрет этой книги: она написана и поэтом и математиком.
В это жаркое лето Жюль Верн очень рано отправил Онорину и Мишеля в Шантеней, чтобы погрузиться в спокойное безмолвие круглого зала Национальной библиотеки. Но теперь, когда биржа не отнимала у него времени, книги уже не могли занять его целиком. В поисках друзей в этом опустевшем Париже Жюль в лето 1865 года снова сблизился со своим двоюродным братом профессором Анри Гарсе.
То, что для Жюля Верна казалось лишь занимательной фантазией, путешествием в еще одну неисследованную область Страны мечты, под строгим пером профессора Гарсе превратилось в математическую задачу на составление уравнений. Но математика эта была столь романтичной, столь тесно переплеталась с поэзией неизвестного, что новый роман Жюля Верна, содержащий математики и всякого рода энциклопедических сведений больше, чем любая из его книг, стал одной из наиболее читаемых книг Верна и остается ею и до сих пор. И, главное, в нем Жюль Верн воплотил самые передовые идеи своего века.
Самый замысел книги необычен. В романе, написанном в самый разгар междоусобной войны в Америке, Жюль Верн предлагает самое разрушительное средство войны заставить служить науке. Под его волшебным пером артиллерия из орудия убийства превращается в средство связи и транспорта, в могучий зонд для исследования глубин мирового пространства. А безупречные математические расчеты, сделанные Гарсе и исполненные холодной поэзии науки, заставляли читателей безоговорочно верить в эту пацифистскую фантазию.
Война, милитаризм и все с ними связанное были ненавистны Жюлю Верну до глубины души, и эту ненависть он пронес через жизнь до самой смерти.
Но в первых романах французского писателя этот пафос мирного применения самой фантастической техники прозвучал с особой страстью. И нам сейчас даже трудно представить ту взрывчатую силу, которую имела эта идея Жюля Верна в шестидесятые годы прошлого века, в последние годы наполеоновской империи.
Если в первом романе Жюль Верн создавал панораму Центральной Африки на основании рассказов многих путешественников и все же рисовал ее фантастическими красками, если во втором романе, набрасывая резкими мазками картину полярного моря, свободного ото льдов, он лишь излагал идеи, весьма распространенные в его время и в то же время фантастические, если, отправившись со своими героями к центру Земли, он строил свой вымысел, опираясь на фантастическую гипотезу, – то и вчетвертом романе он вопреки мнению многих читателей тоже не отступил от своего творческого метода, завоеванного в великом труде.
Соединенные Штаты, описанные Жюлем Верном в романе «От Земли до Луны», совсем не были реальной Америкой. Это вымышленная, фантастическая страна, где нет разлада между мыслью и трудом, между идеей и исполнением, страна неограниченных технических возможностей. Это лишь воплощение мечты Жюля Верна о таком мире, где общество не связано никакими условностями – религиозными, сословными, историческими, где нет ненавистного монархического строя, подобного наполеоновской империи, сковавшей в те годы всю мыслящую, трудящуюся и борющуюся Францию.
Необычен был и сюжет книги. Здесь нет борьбы личных интересов героев, но он строится на столкновении научных идей. Постройка пушки, отливка ядра, изготовление пороха – вот странные сюжетные узлы романа. Преодоление земного тяготения – вот ее высшее завершение и пафос.
Главные герои этой книги – Импи Барбикен и капитан Николь (Никольсон во втором издании) – лишь ожившие олицетворения двух сторон математического мышления: анализа и синтеза, дифференцирования и интегрирования. Существует легенда, что под именем Барбикена – и, добавим, под именем Николя, так как оба героя неразделимы, – изображен сам профессор Гарсе. Можем ли мы подтвердить или хотя бы опровергнуть эту гипотезу? Увы, это невозможно: мы ничего не знаем о личности Гарсе, умершего восемьдесят пять лет назад.
Но, кроме пацифистских идей, в романе содержались и научные – пусть современники не смогли их оценить или даже заметить: быть может, такова судьба всех первооткрывателей…
А между тем, кто интересуется проблемой межпланетных сообщений, кто упрекает Жюля Верна в непонимании основных вопросов звездоплавания, стоит напомнить один абзац из романа «Вокруг Луны»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Встреча с неистовым геологом с близорукими голубыми глазами и жидкими белокурыми волосами была тем последним толчком, который вызывает мгновенную кристаллизацию пересыщенного раствора во всей массе. В памяти сразу с необыкновенной ясностью возникли картины всех фантастических подземных путешествий, всплыли тысячи фактов, терпеливо собранных писателем в книгах и журналах или впервые услышанных от Сен-Клера. Да и разве могло быть иначе, – ведь вся сила и прелесть книг Жюля Верна, в отличие от других авторов фантастических романов, была в людях, новых героях, одухотворяющих кропотливо собранный писателем материал и одушевляющих смелые, но отвлеченные научные идеи!
Идея холодной и твердой Земли, выдвинутая Сен-Клер Девиллем, была чрезвычайно смелой для своего времени: ведь наука тогда ничего не знала о внутренности земного шара и еще не умолкло эхо спора между нептунистами и плутонистами, между учеными, полагавшими, что вода – первостихия, основа всей природы, – заполняет центральную часть нашей планеты, и учеными, отводившими первое место в природе огню, как самой высшей стихии. Не пойти ни за продолжателями Вернера, ни за последователями Джемса Геттона было большой смелостью и для Жюля Верна: тогда, как, впрочем, зачастую и теперь, от писателя, взявшего своим материалом науку, издатели и редакторы требовали изложения лишь «устоявшегося», многократно проверенного, давно вошедшего в школьные учебники. Но Жюль Верн, не колеблясь, выбрал третий путь, положив в основу своего нового романа никем тогда еще не проверенную, но смелую гипотезу холодной Земли.
Глубоко под нашими ногами, куда не проникают ни лучи солнца, ни дыхание ветра, он сумел разглядеть странный фантастический мир, целиком рожденный его воображением. Пещеры, такие огромные, что в них умещаются целые моря, с их прибоем, бурями, приливами и отливами, и тут же, совсем рядом, озера расплавленной магмы, со скрытыми в них свирепыми силами уничтожения. Электрическое сияние, заменяющее в этом мире дневной свет, тускло озаряет подземные луга, поросшие бледными лишайниками и печальными папоротниками. Чудовищные пресмыкающиеся, давно вымершие на поверхности Земли, находят себе последнее прибежище в чернильных водах внутриземного моря. И по истоптанным пляжам этих циклопических пещер, по запутанному лабиринту бесконечных подземных коридоров спокойно проходят трое людей, бесстрашно спустившихся в жерло вулкана. И не богатства, не поиски клада, даже не любовь к приключениям привели их сюда. Нет, их обуревают и движут жажда знаний, любовь к науке, – какому писателю по плечу такая задача! Кто, кроме Жюля Верна, посмел бы поставить своих героев лицом к лицу с бесформенной и страшной стихией самой Земли!
Вряд ли сам Жюль Верн, бывший всегда в курсе всех передовых идей своего времени, верил в действительности в то, что в недрах Земли есть гигантские пустоты, где обитают давно вымершие животные, верил в то, что, спустившись в жерло вулкана Снеффельс в Исландии, можно совершить подземное путешествие по этому печальному, тускло освещенному миру и выйти наружу через кратер Стромболи во время извержения. Но гипотеза холодной и твердой Земли была для него могучим средством, для того чтобы заставить древнее геологическое прошлое Земли ожить, показать своим читателям воочию чудеса подземного мира и столкнуть лицом к лицу человека со страшными силами, таящимися в недрах нашей планеты.
Гамбургский профессор Отто Лиденброк, отправляющийся вместе со своим племянником Акселем и проводником Гансом к центру Земли, открыл целую галерею ученых-чудаков, украшающую почти все романы Жюля Верна. Сейчас образ чудака-профессора, рассеянного, нетерпимого в своей науке и добрейшей души человека, стал весьма шаблонным в литературе, хотя в жизни мы больше не встречаем таких ученых. Но нельзя винить в этом Жюля Верна; Лиденброк был всецело его изобретением, хотя – как знать! – и не очень уклонялся от своего реального прототипа: неистового французского геолога.
У Жюля Верна хватило смелости посягнуть на тайны Земли и противопоставить ее бурной и свирепой стихии человека-открывателя, но полностью разрешить эту задачу оказалось ему не по плечу. Он не сумел столкнуть людей со страшными силами подземного мира. Поэтому повесть, лишенная борьбы, не принадлежит к числу его лучших произведений. Профессор Лиденброк оказался всего лишь чудаком-ученым, его племянник Аксель – безликим и терпеливым слушателем, проводник Ганс – не более чем неразвернутой схемой, нерожденным героем. По-видимому, герои будущего рождаются слишком редко и слишком трудно. И тем не менее, пусть те, кто никогда не читал книгу «Путешествие к центру Земли», или тот, у кого она живет лишь как воспоминание юности, пусть они развернут ее страницы. Пусть всмотрятся в странные пейзажи, нарисованные рукой великого мечтателя, и на них повеет слабым, но ощутимым ветром Страны необычайного!
Стихия невесомого эфира
Этсель издал вторую книгу Жюля Верна так же тщательно, как и «Пять недель на воздушном шаре». Пока удивительный договор между писателем и издателем выполнялся пунктуально. Два однотомных романа и двухтомные «Путешествия капитана Гаттераса» были сданы автором в течение двух лет. Два тома уже вышли в свет: «Путешествие к центру Земли» в том же 1864 году, когда было написано, а два тома «Гаттераса» были напечатаны в журнале Этселя и стали его полной собственностью: он мог их издать отдельными книгами, когда ему заблагорассудится, вернее, когда будет выгоднее (они вышли в свет только в 1866 году).
Казалось бы, обе стороны должны были быть удовлетворены, тем не менее Жюль Верн, совершенно неожиданно для друзей, сделал попытку вырваться из этого позолоченного плена.
В 1866 году, в одной из самых распространенных парижских газет «Журналь де Деба», газете, с. которой Этсель не был никак связан, начал отдельными фельетонами печататься новый роман Жюля Верна «От Земли до Луны».
Стихия невесомого огня, заполняющая, по мнению древних философов, пространство между небесными сферами, стихия невесомого эфира, как сказали бы ученые в середине XIX века, в эпоху Жюля Верна, была той новой областью, на завоевание которой писатель двинул все силы своей проницающей и ясной фантазии.
Внешним поводом для него было появление в феврале 1865 года книги старого, одряхлевшего Александра Дюма «Путешествие на Луну». Полет на ночное светило верхом на орле был для старика лишь одной из тех многих книг – он не помнил и половины их названий! – которые он написал своей рукой, и одной из тысяч книг, вышедших из его мастерской. Но для Жюля Верна эта книга была чем-то большим, чем для читателей и даже самого автора: в его памяти возник скромный юноша в клетчатых панталонах и шелковом галстуке, завязанном пышным бантом, с сердечным трепетом входящий в ворота заколдованного замка «Монте-Кристо». Учитель и ученик – о таких взаимоотношениях с Дюма он мечтал почти два десятилетия назад. А сейчас? Мог ли он вступить в единоборство с дряхлым колоссом, который все еще, быть может только по старой памяти, казался ему величественным?
…Пройдя Геркулесовы столбы на хорошо снаряженном корабле и вступив в Атлантический океан, Лукиан и его товарищи шестьдесят девять дней носились по бурному и мрачному морю, гонимые восточным ветром.
Однажды свирепый смерч поднял их корабль на высоту трех тысяч стадий, и с этого дня они понеслись по небу. Семь дней и семь ночей они плавали в пространстве и на восьмой день пристали к большому круглому блестящему острову, висящему в воздухе. Сверху был виден наш земной мир с его реками, морями, лесами и городами, похожими на огромные муравейники…
Так Лукиан Самосатский, живший во II веке нашей эры, начинает свою книгу «Истинное повествование. Путешествие на Луну, Солнце и остров Светильников, лежащий между Плеядами и Гиадами».
Много веков полеты на Луну были излюбленным мотивом поэтов, сказочников и авторов рыцарских романов. В 1638 году Френсис Годвин издал в Лондоне книгу, – Жюль Верн был хорошо знаком с ее французским переводом, вернее, переделкой, сделанной Жаном Бодуэном, – под названием «Человек на Луне», где герой Доминго Гонзалес, попавший на остров святой Елены, улетает на Луну вместе с дикими лебедями. В том же году епископ Джон Вилкинс опубликовал серьезный трактат «рассуждение о новом мире и других планетах», где предлагал для путешествия на Луну не слишком сложные приспособления. «Надо либо приделать себе крылья и подражать полету птиц, – писал он, – либо взобраться на спину исполинских птиц, которые, как рассказывают, водятся на Мадагаскаре, либо, наконец, соорудить летающую колесницу, наподобие того деревянного голубя, который некогда был изготовлен Архитом».
Злой и веселый рассказчик Савиньен Сирано де Бержерак предложил несколько гораздо более наукообразных, но, быть может, еще более нелепых способов добраться до соседней планеты.
В его остроумной книге герой путешествует в межпланетном пространстве, обвязавшись склянками с росой, которую притягивает Солнце, намазывая тело бычьим мозгом, в магнитных кораблях, подбрасывая вверх железный шар, увлекающий за собой магнит, в хрустальном двадцатигранном корабле, который толкает сила сгустившегося света, и, наконец, – вероятно, верх нелепости с точки зрения самого Сирано! – в колеснице, начиненной ракетами и приводимой в движение силой фейерверка.
В отличие от всех серьезных и насмешливых предшественников Жюль Верн в своей новой книге ничего не изобрел. В самом фантастическом из фантастических своих романов он остался трезвым до конца, роман «От Земли до Луны» написан скорее математиком, чем поэтом. Впрочем, чтобы соблюсти точность, можно раскрыть важный секрет этой книги: она написана и поэтом и математиком.
В это жаркое лето Жюль Верн очень рано отправил Онорину и Мишеля в Шантеней, чтобы погрузиться в спокойное безмолвие круглого зала Национальной библиотеки. Но теперь, когда биржа не отнимала у него времени, книги уже не могли занять его целиком. В поисках друзей в этом опустевшем Париже Жюль в лето 1865 года снова сблизился со своим двоюродным братом профессором Анри Гарсе.
То, что для Жюля Верна казалось лишь занимательной фантазией, путешествием в еще одну неисследованную область Страны мечты, под строгим пером профессора Гарсе превратилось в математическую задачу на составление уравнений. Но математика эта была столь романтичной, столь тесно переплеталась с поэзией неизвестного, что новый роман Жюля Верна, содержащий математики и всякого рода энциклопедических сведений больше, чем любая из его книг, стал одной из наиболее читаемых книг Верна и остается ею и до сих пор. И, главное, в нем Жюль Верн воплотил самые передовые идеи своего века.
Самый замысел книги необычен. В романе, написанном в самый разгар междоусобной войны в Америке, Жюль Верн предлагает самое разрушительное средство войны заставить служить науке. Под его волшебным пером артиллерия из орудия убийства превращается в средство связи и транспорта, в могучий зонд для исследования глубин мирового пространства. А безупречные математические расчеты, сделанные Гарсе и исполненные холодной поэзии науки, заставляли читателей безоговорочно верить в эту пацифистскую фантазию.
Война, милитаризм и все с ними связанное были ненавистны Жюлю Верну до глубины души, и эту ненависть он пронес через жизнь до самой смерти.
Но в первых романах французского писателя этот пафос мирного применения самой фантастической техники прозвучал с особой страстью. И нам сейчас даже трудно представить ту взрывчатую силу, которую имела эта идея Жюля Верна в шестидесятые годы прошлого века, в последние годы наполеоновской империи.
Если в первом романе Жюль Верн создавал панораму Центральной Африки на основании рассказов многих путешественников и все же рисовал ее фантастическими красками, если во втором романе, набрасывая резкими мазками картину полярного моря, свободного ото льдов, он лишь излагал идеи, весьма распространенные в его время и в то же время фантастические, если, отправившись со своими героями к центру Земли, он строил свой вымысел, опираясь на фантастическую гипотезу, – то и вчетвертом романе он вопреки мнению многих читателей тоже не отступил от своего творческого метода, завоеванного в великом труде.
Соединенные Штаты, описанные Жюлем Верном в романе «От Земли до Луны», совсем не были реальной Америкой. Это вымышленная, фантастическая страна, где нет разлада между мыслью и трудом, между идеей и исполнением, страна неограниченных технических возможностей. Это лишь воплощение мечты Жюля Верна о таком мире, где общество не связано никакими условностями – религиозными, сословными, историческими, где нет ненавистного монархического строя, подобного наполеоновской империи, сковавшей в те годы всю мыслящую, трудящуюся и борющуюся Францию.
Необычен был и сюжет книги. Здесь нет борьбы личных интересов героев, но он строится на столкновении научных идей. Постройка пушки, отливка ядра, изготовление пороха – вот странные сюжетные узлы романа. Преодоление земного тяготения – вот ее высшее завершение и пафос.
Главные герои этой книги – Импи Барбикен и капитан Николь (Никольсон во втором издании) – лишь ожившие олицетворения двух сторон математического мышления: анализа и синтеза, дифференцирования и интегрирования. Существует легенда, что под именем Барбикена – и, добавим, под именем Николя, так как оба героя неразделимы, – изображен сам профессор Гарсе. Можем ли мы подтвердить или хотя бы опровергнуть эту гипотезу? Увы, это невозможно: мы ничего не знаем о личности Гарсе, умершего восемьдесят пять лет назад.
Но, кроме пацифистских идей, в романе содержались и научные – пусть современники не смогли их оценить или даже заметить: быть может, такова судьба всех первооткрывателей…
А между тем, кто интересуется проблемой межпланетных сообщений, кто упрекает Жюля Верна в непонимании основных вопросов звездоплавания, стоит напомнить один абзац из романа «Вокруг Луны»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37