Бреа или Надар – кто, точно не установлено, об этом до сих пор спорят биографы, – познакомил Жюля Верна с Жюлем Этсель.
В полете
Был ясный октябрьский полдень 1862 года, когда Жюль Верн, прижимая к себе рукопись, позвонил у подъезда старинного дома № 18 по улице Жакоб. Рослый слуга отворил дверь.
– Мсье Этсель ждет вас, – лаконично сообщил он.
Лестница, ведущая на второй этаж, казалась бесконечной. Беззвучно раскрылась и захлопнулась массивная дверь. Ощущение покоя охватило посетителя: тусклый свет едва струился сквозь плотно закрытые жалюзи, тишина казалась почти ощутимой. В полумраке он едва разглядел тяжелые кресла из резного Дуба, темные ковры по стенам, мощные балки, заменяющие потолок…
– Простите, что я не встаю.
Жюль обернулся. На низкой кровати, под огромным балдахином лежал немолодой уже человек с длинными волосами, откинутыми назад, и необыкновенно блестящими глазами.
– Пьер Жюль Этсель, – сказал человек, протягивая руку. – Народ требует, чтобы я бодрствовал по ночам, выпуская газету, так что мне приходится красть эти несколько утренних часов, чтобы прочитать новые рукописи.
Он взял сверток, который Жюль Верн протянул ему дрожащей рукой. Затем наступило молчание.
Такова была встреча, которую иные биографы склонны называть «исторической», встреча двух людей, имена которых остались в литературе навеки связанными.
Этсель не был обыкновенным издателем. «Издатель-художник», – говорили про него. Он был старше Жюля Верна на четырнадцать лет и еще до 1848 года успел побывать журналистом, писателем и издателем иллюстрированных книг. Смелый человек, с горячим темпераментом, он очень рано примкнул к республиканцам и после февральской революции, неожиданно для себя самого, оказался политическим деятелем. Во временном правительстве он занимал посты начальника канцелярии министра иностранных дел, позже – канцелярии морского министра, и, наконец, генерального секретаря кабинета. Избрание принца Луи Наполеона президентом лишило его должности, государственный, переворот Наполеона лишил родины: ему пришлось бежать за границу.
Апрельская амнистия 1859 года застала Этселя в Брюсселе. «Я вернусь только вместе со свободой», – ответил на наполеоновскую амнистию Виктор Гюго. К писателю-трибуну присоединились Эдгар Кине, Луи Блан, Барбес. Но Этсель вернулся.
Теперь он был увлечен грандиозными издательскими проектами. Он затевал большой журнал для семейного чтения и две серии книг под общим названием «Библиотека просвещения и отдыха». Но пока все это существовало лишь в его воображении. Единственным автором, на которого он мог вполне положиться, был П. Л. Сталь.
Имя Сталь было хорошо известно Жюлю Верну. Прекрасный рассказчик, Сталь, к сожалению, был лишен воображения. Поэтому лучше всего ему давались пересказы и переделки чужих вещей. Его переделка детской книги «Серебряные коньки» была гораздо больше известна, чем сам оригинальный роман Мэри Додж. И такими же знаменитыми книгами для детей под его пером стали «Четыре дочери доктора Марш» Луизы Олькотт и «Семейство Честер» Чарльза Юза. «Приключения мальчика-с-пальчик», «История осла», «Маруся», «Новый швейцарский Робинзон» – все эти книги были хорошо известны Жюлю Верну. Поэтому с некоторым изумлением он узнал от Надара и Бреа, что П. Л. Сталь лишь псевдоним и что настоящее имя писателя Пьер Жюль Этсель.
«Публика хочет, чтобы ее занимали, а не обучали», – это изречение Этселя все, что сохранилось для потомства от достопамятной беседы. Бесспорно, этого слишком недостаточно, для того чтобы восстановить разговор целиком. Тем не менее такие попытки делались, а выводы, извлеченные из этой гипотетической беседы, легли в основу одной из легенд «жюльверновского цикла».
Достоверно известно, что Жюль Верн покинул дом на рю Жакоб с той же рукописью, которую принес. Не менее точно установлено, что ровно через две недели писатель снова появился в старом особняке издателя тоже с рукописью подмышкой. Остается только уточнить: были ли эти манускрипты идентичны или нет.
«Жюль Верн принес в свое первое посещение лишь популярную брошюру о воздушных шарах, – гласит легенда. – Но гениальный Этсель возвратил ее писателю, сопроводив это действие вышеприведенной исторической фразой. И что же! ровно через две недели Жюль Верн, переработав свою рукопись в роман, снова появился в кабинете (вернее, спальне) издателя.
Таким образом не столько Жюль Верн создал новый жанр, сколько Этсель создал Жюля Верна».
Стоит ли опровергать эту легенду? Поистине недостаточно быть Шерлоком Холмсом, для того чтобы из столь малых данных сделать столь далеко идущие выводы: здесь скорее нужно воображение Тартарена или Мюнхгаузена. А двенадцать лет, затраченных Жюлем Верном на подготовку к этой работе? А его мечты о «научном романе»? А его переписка, наконец, переписка, в которой мы сквозь кипящую пену шуток и острот можем смутно рассмотреть отдельные крупицы-намеки на его литературные планы?
Так или иначе, но рукопись под названием «Путешествие в баллоне» была в руках Этселя. Тонкий ценитель сразу понял достоинства романа и сделал из этого самый смелый, самый удивительный вывод: он предложил Жюлю Верну длительный контракт.
Два тома в год: два однотомных романа или один двухтомный – таковы были обязательства писателя. Издатель брал на себя обязанность издавать книги и целиком получать всю чистую прибыль. За указанную выше работу издатель обязывался уплачивать автору двадцать тысяч франков в год. Срок действия договора двадцать лет.
Риск издателя был велик: никто не знал Жюля Верна как романиста, а для нового журнала нужен был писатель «первого ранга», как определил сам Этсель. И тем не менее он решился.
Писатель же был ошеломлен. Двадцать тысяч франков! Двадцать лет спокойной жизни! Дом для семьи и отдельный кабинет для себя! Летний отдых в Шантеней! И все это лишь за то право писать, за которое он так много лет платил бессонными ночами, жизнью впроголодь, удобствами семьи…
Вероятно, он имел странный вид, когда появился в тот день на бирже. Но еще более странной была та маленькая речь, с которой он обратился к своим друзьям. Стоит привести ее дословно – точнее, как она сохранилась в памяти его друга Дюкенеля:
«Дети мои, я вас покидаю, у меня есть идея. У всякого человека, по мнению Жирардена, идеи рождаются каждый день, но моя идея – одна на всю жизнь, идея, которая сама по себе является счастьем. Я написал роман нового жанра, удовлетворяющий меня. Если он будет иметь успех, он станет жилой в золотой копи. Тогда я буду не переставая писать, писать без устали, между тем как вы будете оплачивать наличными бумаги накануне их понижения и продавать их накануне, повышения. Я бросаю биржу. Добрый день, дети мои!»
Шутливый тон, биржевой жаргон – все это очень характерно для молодого Жюля Верна. Молодого… Увы, ему уже почти исполнилось тридцать пять лет, но у него все было в будущем… в близком будущем, впрочем.
Этсель не был только издателем-художником. Он был также превосходным дельцом. Прошло всего лишь немногим больше месяца, после того как он получил рукопись, а первый роман Жюля Верна был уже напечатан и переплетен. Талантливый художник Риу сделал к книге 8о иллюстраций. И 1 января 1863 года, как новогодний подарок, роман «Пять недель на воздушном шаре» появился на прилавках книжных магазинов Парижа и провинции.
Первое впечатление читающей Франции было изумление, о котором мы можем составить только очень смутное представление, успех? Да, это был настоящий успех и даже нечто большее, не похожее на удачу обычного литературного произведения.
Дело в том, что в этой книге Жюль Верн напал на тему, волнующую весь читающий мир, вернее, на две темы: в своем романе писатель смело объединил и облек в художественную форму две научные проблемы: управляемое воздухоплавание и исследование Центральной Африки.
Серьезным тоном Жюль Верн рассказал читателям о том, что втайне ото всех Лондонским географическим обществом была организована воздушная экспедиция на управляемом аэростате «Виктория», под руководством доктора Фергюсона, которая проникла в неисследованные районы Африки, открыла таинственные истоки Нила и, пересекши весь материк, достигла Атлантического океана.
В те годы таинственная пелена, многие тысячелетия покрывавшая Черную Африку, казалось, начала рассеиваться. Одна за другой отправлялись научные экспедиции, стремящиеся, преодолев пустыни, тропические леса с хищными зверями, проникнуть в сердце Черного материка, где находились никому неведомые истоки Нила.
Многоводный Нил был колыбелью одной из величайших цивилизаций древности. Но его истоки терялись далеко на юге, куда не могли проникнуть египтяне. И вопрос о том, откуда Нил берет свои воды, оставался в течение нескольких тысячелетий предметом бесплодных размышлений и туманных догадок.
Древнегреческий историк Геродот, который в V веке до нашей эры поднимался вверх по Нилу до его первых порогов, считал, что Нил начинается далеко на западе, где-то в области озера Чад. Александрийский ученый Эратосфен, через два века после Геродота, рассказывал о двух озерах близ экватора, питающих великую реку. Спустя еще два столетия Птолемей приводил рассказ о том, что воды Нила вытекают из озера, лежащего на западе, что они двадцать пять дней текут под землей и выходят на поверхность только в Египте. Арабы, завладевшие в средние века всей Северной Африкой, утверждали, что Нил падает с неба, «истоки его – в раю»…
Во второй половине XIX века европейцы начали «открытие Африки»: развивалась европейская промышленность, и нужны были новые рынки и новые источники сырья. Если на первую половину столетия падают всего 21 путешествие европейцев по Африке, то во вторую половину состоялось 202 экспедиции. В неисследованную и никем еще не завоеванную часть света устремились колонизаторы, торговцы, миссионеры, авантюристы, но среди путешественников были и настоящие ученые, бескорыстно преданные интересам науки.
В 1849 – !§ 54 годах к истокам Нила пытался проникнуть доктор Генрих Барт, первый настоящий ученый, посетивший дебри Африки. Он шел с севера. С юга, навстречу ему, в 1852 году вышел доктор Давид Ливингстон. С востока, имея опорной базой Занзибар, в 1857 году отправилась экспедиция Лондонского географического общества, во главе которой стояли Ричард Бартон и Джон Спик. На скрещении путей этих трех экспедиций лежала неведомая страна, где не бывал ни один европеец, сердце Африки с таинственными истоками Нила. Но ни одной экспедиции не удалось достигнуть желанной цели – трудности были слишком велики: спутники Барта умерли в пути, а сам он едва не был убит враждебными туземцами; силы Ливингстона истощили тропическая лихорадка и цынга, Бартон и Спик страдали от голода, жажды и едва не ослепли от болезни глаз.
Доктор Фергюсон, герой Жюля Верна, вместе с двумя спутниками совершил за несколько недель то, на что его реальным предшественникам требовалось много лет мучительного труда. Его экспедиция отправилась из Занзибара 18 апреля i862 года, 23 апреля была у истоков Нила, а 24 мая, пересекши всю Африку, достигла французских владений на реке Сенегал.
Это, конечно, была фантастика, но не уводящая читателя в отдаленное будущее или другие планеты, а фантастика научная, реалистическая мечта того самого дня, когда вышла в свет книга «Пять недель на воздушном шаре».
В описании Африки Жюль Верн следовал запискам путешественников по Африке, в описании воздушного шара «Виктория» и его эволюции – истории воздухоплавания, которую хорошо знал.
Удивительное путешествие оказалось возможным благодаря управляемому воздушному шару – фантастическому изобретению доктора Фергюсона. Мечта писателя воплотилась в жизнь через два десятилетия, когда появились первые управляемые воздушные корабли – дирижабли, могущие летать против ветра.
В годы, когда писался роман Жюля Верна, внимание Франции было приковано к воздухоплаванию. Изобретатель Гюйтон Морво предложил особые весла и руль для управления воздушными шарами; Петен для той же цели – четыре шара, соединенные воедино и снабженные горизонтальными парусами; Анри Жиффар еще в 1852 году показывал парижанам свой «летающий пароход» – продолговатый аэростат с длинной гондолой, снабженный паровой машиной. Но увы! Ни один аэронавт не мог справиться с ветром. Поэтому, вместо того чтобы бороться с ним, появилась мысль использовать ветер: поднимаясь и опускаясь, отыскивать в разных слоях атмосферы воздушные потоки нужного направления.
Но как заставить шар подниматься и опускаться, не расходуя газ и не тратя балласт? Менье стремился достигнуть этого, накачивая в оболочку шара сжатый воздух; Ван-Гекке проектировал вертикальные крылья и винты. Но все было безуспешным, решить эту задачу (лишь в литературном произведении, конечно), удалось только Жюлю Верну.
Идея его температурного управления воздушным шаром, подробно описанная в романе, чрезвычайно проста и технически совершенно правильна, за исключением лишь одной «мелочи»: разложение воды в нужном количестве потребовало бы таких огромных батарей, которые шар не смог бы поднять в воздух.
Об этом, конечно, хорошо знал сам Жюль Верн. Но это смелое допущение ему было нужно для того, чтобы его мечта стала реальностью хотя бы на страницах романа. А то, что мечта эта имела огромную силу, говорит биография К. Э. Циолковского, который, как он сам признавался, заимствовал у Жюля Верна идею температурного управления и применил ее для своего цельнометаллического дирижабля, но конечно, на базе совсем другой техники – техники XX века.
Как использовал писатель историю воздухоплавания, говорит хотя бы такой пример. Аэронавты Бланшар и Джефрис, первыми перелетевшие в 1785 году из Дувра в Кале, плохо рассчитали подъемную силу своего шара. Поэтому, уже находясь над морем, они побросали вниз не только балласт, но и инструменты, провизию и даже одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37