- Садись, не мешкай!
Ребята влезли в лодку, дядя Павел, оттолкнувшись от берега, на ходу вскочил в нее. Стремнина подхватила долбленку и понесла кормою вниз, но дядя Павел, упершись шестом в дно, удержал ее, а затем, перебрасывая шест с борта на борт, стал подниматься вверх.
Вот и лобастый валун. Лодка чуть не уперлась в него носом. Хотя за камнем затишье и течение не столь быстрое, но и здесь не так-то просто удержать на месте долбленку. Поэтому-то лесник и вырубил черемуховые жердины. Одну он воткнул в дно у правого борта, другую - с левого и концы свел - лодка оказалась зажатой жердинами, будто стала на якорь.
- А ну, приглядитесь! Не видно ящиков?
Гешка вглядывался в воду с правого, Юлька с левого борта. Хотя струя рябила воду, дно было хорошо видно: мелкая, разноцветная галька устилала его, будто кто рассыпал карамельки; медленно шевелились короткие зеленые волосы водорослей; подплыла тучка мелкой рыбешки - мулявы, дружно, как по команде, ушла в сторону, и показалось, что кто-то перевернул в воде зеркало. Чуть впереди, поодаль от злосчастного камня, белели ящики.
- Вижу! Вот они! - крикнул Юлька.
Дядя Павел, вытянув шею, пристально посмотрел на воду.
- Они самые. Зорок ты, углан. А ну, нырни и цепляй концом веревки за ящик.
Нырять? Ему, Юльке, первому? Он обернулся к леснику: не шутит ли он? Нет, не шутит: взгляд дяди Павла был серьезен. Чтоб не подумали, что он трусит, Юлька торопливо сбросил с себя рубашку, штаны, остался в одних трусах.
- Будь спокоен. Если не хватит воздуху - выныривай! Держи! - И дядя Павел бросил Юльке конец веревки, другой взял в свои руки.
Юлий встал на нос лодки, набрал полную грудь воздуха и нырнул. Но не рассчитал. Струя перевернула его в воде и отнесла вниз, гораздо ниже ящиков, и прибила к берегу.
Взобравшись на плоский береговой камень, Юлька запрыгал на одной ноге, выливая из уха воду.
- Мышка, мышка, дай водички! - пропел он.
Мышка отдала воду, и сразу стало все слышно.
Геша тоже стоял на носу лодки в одних трусиках. Выпятив грудь, для разминки делал упражнения руками. Он явно показывал себя Нюре, которая, опираясь на хворостину, с завистью смотрела на лодку.
- Сейчас вытащу! - крикнул Гешка, потрясая в воздухе концом веревки.
Юлька хотел крикнуть ему, чтобы он нырял как можно выше по течению сносит, - но не успел. Гешка нырнул красиво. В воде белой рыбиной мелькнуло его тело. Течение несколько раз перевернуло Гешку и снесло к берегу пониже Юльки.
- Ох и тянет вниз, страсть! - смущенно признался Гешка, выходя из воды с пустыми руками.
Когда они снова залезли в лодку, Юлька попросил дядю Павла подплавить ее еще повыше, к самому камню, - тогда течение снесет их прямо к ящикам.
- Догадлив ты! - сказал лесник и выполнил Юлькину просьбу.
Юлька чувствовал, что теперь все признают его право начинать первому. Он уже не спешил и немножко повоображал: прежде чем нырнуть, так же, как и Геша, задержался на носу лодки и сделал несколько взмахов руками.
Течение потащило его вниз. Юлька ясно видел камешки, водоросли и даже полосатого окунька, который, растопырив красноватые плавнички, проплыл совсем рядом.
Вот и ящики. Юлька схватился за планку и хотел просунуть сквозь нее веревку, но выпустил ее конец. Ловить его было уже некогда - кончался воздух в легких.
Тогда Юлий поволок ящик по дну, на мелкое место. Груз в воде оказался совсем не тяжелым, да и течение помогло. Зажмурив глаза, загребая воду что есть силы свободной левой рукой, Юлька поплыл. Как только дно круто пошло вверх, он встал. Вода была по грудь. Подхватив ящик за вторую планку, Юлька понес его к берегу.
Когда он, тяжело отдуваясь, еле выволок сразу потяжелевший ящик на берег, нырнул Гешка. Но он и во второй раз не сумел ухватиться за ящик далеко отнесла стремнина.
Юлька посоветовал другу, как лучше нырять, и опять метнулся в воду. Сейчас он уже рассчитал лучше, сразу схватился за планку ящика и быстро выволок его на берег. Гешка тоже вытащил груз.
И, когда Юлька поднял последний, четвертый ящик, дядя Павел подогнал лодку к берегу.
- Смотри-ка ты, какой боевой парень! А с виду и не скажешь, - удивился он, оглядывая Юльку.
Впервые посторонний человек назвал Юльку боевым парнем. И Юлька хотел ответить леснику, что, если бы на дне реки оставалось еще десять ящиков, он и эти поднял бы.
Так он подумал сгоряча, а когда присел на камень и успокоился, то почувствовал, что очень устал. Неуемный озноб охватил его, не давая свести зуб с зубом. Дядя Павел снял с себя китель и набросил Юльке на плечи. Ласково сказал:
- Согрейся! Поработать тебе пришлось крепко. Ну, потом народ спасибо скажет...
- Ловко ты ящики доставал! - искренне сказала Нюра Юльке.
Он смутился и только пожал плечами.
Дядя Павел с помощью Гешки погрузил ящики в лодку, передал шест Нюре и сурово наказал всем троим:
- Езжайте. Чтоб дурости вашей больше не было! Шутка сказать - утопить такой груз! Ну, счастливо!
"ЛЕТЕТЬ ТОЛЬКО ВТРОЕМ!"
В конце этого же дня в небольшом уральском поселке Уньча можно было наблюдать такую картину.
С верховьев реки, из-за поворота, показалась длинная, узкая долбленка. Девочка, сидевшая на корме, работая коротким отгребным веслом, постепенно подгоняла лодку к правому берегу и, как только забелели на лугу палатки геологоразведчиков, круто повернула к ним.
Прибытие лодки всполошило всех. Со стороны можно было подумать, что встречают долгожданных гостей. Рабочие, Зоя, Виктор Васильевич и сам Петр Петрович с шутками выгрузили ящики, затащили лодку на берег. Гром веселился вовсю.
Конечно, первым вопросом, которого ждал и боялся Юлька, был один: почему они запоздали.
Ребята переглянулись. В пути каждый из них думал об этом, но высказаться вслух не решался. Нюра заметила, как покраснел Юлька. Жалея его мальчишеское самолюбие, она ответила Петру Петровичу коротко и решительно:
- Я виновата. Не справилась с лодкой и на пороге Гремучем перевернула ее.
Юлий вздрогнул, словно его укололи иглой. Он облизал пересохшие губы, отстранил девочку и, встав перед Петром Петровичем, прямо глядя в его лицо, сказал:
- Неправда! Это из-за меня. Я перевернул лодку.
Все поняли, каких трудов стоило Юльке это признание.
Петр Петрович улыбнулся, положил руку на Юлькино плечо:
- Что было, то быльем поросло. Не так ли, мой друг?
- Так! - до того звонко выдохнул Юлька, что все засмеялись, а Гром залаял.
Виктор Васильевич никому не доверил распаковку ящиков. Прежде всего он поставил их в одну линию. Попросил топор и осторожно, орудуя им как ломиком, снял крышки.
Ящики внутри были разделены дощечками на клеточки. В каждой клеточке лежал кусок руды. Были куски разного оттенка: красноватые, сине-фиолетовые, серо-стальные с блестками. По борту клеточек химическим карандашом были нанесены какие-то цифры и значки, понятные одному Виктору Васильевичу.
Старик с благоговением вынимал из клеточек кусочки руды и, покачивая на ладони, торопливо, с жаром объяснял геологам:
- Вот эта проба из шурфа номер двадцать, взята на глубине десяти сажен, простите... двадцати двух метров. А вот эта из штольни "Южной"...
Затем он доложил, в каких условиях и как проходила штольня. Было ясно, что этот разговор доставлял старому штейгеру несказанное удовольствие...
Удивительно быстро растекаются новости на Уньче. Вскоре с того берега послышался протяжный, женский зов:
- Юлю-ля!
Ему вторил детский крик:
- Юль-ка-а!
"Мама", - волнуясь, подумал Юлий и оглянулся. На берегу стояло несколько уньчан. Вон и мама в светлом платье, и Васька.
Широкое Юлькино лицо осветилось такой радостью, что Петр Петрович, извинившись перед Виктором Васильевичем, весело приказал мальчикам:
- Вам, друзья, пора домой. Родители ждут. Завтра на работу к восьми. До свидания!
Гешку и Юльку не надо было упрашивать. Простившись, они через несколько минут уже переправились в Уньчу.
Юлькина мама, увидев босого, обтрепанного, похудевшего сына, загоревала:
- Как осунулся! Ну одни только косточки остались. Болезный ты мой!
Юлька застыдился ребят и горячо возразил матери:
- И вовсе я не болезный! Я временно похудел.
Пять дней пробыли в Уньче Брагин и его внучка. Все эти дни Виктор Васильевич водил геологов от одного старого шурфа к другому, от одной штольни к другой. Он был подвижен, скор в ходьбе, лазил, как горная коза. Петр Петрович, сам крепкий, как он говорил - двужильный, как-то взмолился:
- Виктор Васильевич, пощадите! Я к концу дня еле ноги передвигаю. И откуда у вас столько энергии?
Виктор Васильевич озорно подмигнул и, потирая сухие крепкие ладони, ответил:
- Это что! Когда помоложе был - с ветром спорил... Пойдемте-ка, я вам еще один шурфик покажу, сорок первый, руда там богатейшая.
Он по-юношески встряхнул седыми густыми волосами и, не оглядываясь, быстро направился к очередному шурфу. Догоняй его только!
Ребятам понравился Нюрин дедушка. Юлька удивлялся его памяти: он помнил глубину каждого шурфа, в каком месяце проходил его. А сам как молодой! Все ему нипочем. Нюра сказала ребятам:
- Он и дома такой прыткий, неугомонный. Не любит червем жить.
- Да и внучка не отстает от деда, - в тон ей ответил Гешка.
Нюра искоса взглянула на Гешку озорным зеленоватым глазом и неожиданно шлепнула ладонью по плечу:
- Баш не отдашь - не вырастешь!
Крикнула и бросилась вдоль луга. Гешка передал баш Юльке и бросился в другую сторону.
...Виктор Васильевич и Нюра жили у Кругловых. Возвращаясь поздним вечером, еще из сеней Виктор Васильевич кричал своим пронзительным, звонким голосом:
- Ирина Петровна, чайку для старика, да покруче и покрепче! Измотал меня сегодня Петр Петрович.
А сам хихикая, знал, что говорит неправду. Нравилось ему, когда Гешкина мать отвечала:
- Вас измотаешь! Как же!
Очень Брагин любил чай. Пока не появится на столе самовар, разговор ведет нехотя, скупо перебирая в памяти прошлое. Но стоило зашуметь большому никелированному самовару, быстро оживлялся. Отхлебывая из стакана густой, темный, как деготь, чай, заводил интересный разговор.
Юлька все вечера проводил у Гешки. Втроем ребята забирались на диван и слушали деда...
Боясь, что Нюра будет смеяться, ребята не рассказывали ей о "Дамире-1", о тренировках Грома, о мечте стать космонавтами и побывать на Марсе.
Но в последний перед отъездом вечер Нюра сама завела этот разговор. Глядя на небо, густо усеянное звездами, мечтательно сказала:
- Вон видите - красненькая звездочка? Это Марс. Вот бы там побывать. Ох, интересно!
- А мы и будем там с Гешкой! Твердо решили. Готовим себя к этому, неожиданно выпалил Юлька.
Гешка торопливо толкнул приятеля в бок. Но уже было поздно. Нюра тотчас повернулась к Геше:
- Мальчики! Расскажите, пожалуйста! А?
Геша сначала нехотя, а потом, увидев, что Нюре интересно слушать, распалясь, рассказал все. Начал он с неудачных опытов с ракетой, рассказал, как они включились в поиски титановых руд, рассказал и о значении металла титана в строительстве ракет.
- Я не знала, что так нужна эта руда, которую вы ищете. И дедушка этого не знал. А то бы он поспешил... - призналась девочка. - Ребята, дайте слово: если полетите на Марс, то и меня возьмете. Вот увидите, обузой не буду!
Юлька и Гешка одновременно подумали, что этот человек и верно обузой не будет.
- Лететь только втроем! - серьезно сказал Гешка.
- Только втроем! - отозвались Нюра и Юлька.
И они еще долго сидели на бревнах, глядя на красненькую звездочку Марс.
Утро, в которое покидали Уньчу Брагины, было прохладным. Ночью выпал иней, и картофельную ботву в огородах словно посеребрило.
Виктор Васильевич сердечно простился с геологами. Быстрым, ловким движением забросив за спину кошель-пестерь, притопнув мягкими бахилами, Брагин сказал:
- Ну, до скорого свидания!
Посмотрев на гору Караульную и погрозив ей, полусерьезно, полунасмешливо сказал:
- А ты, гражданочка Караульная, готовься отдать свои богатства заберем. Начнутся разработки, и я, старый, буду не из последних...
Провожать Брагиных пришли и пионеры шестого класса "Б". Все они шумной ватажкой, под водительством Нюры, направились вверх по реке.
Ребята проводили Брагиных до горы Шоташ. Высокая, густо поросшая лесом, она мрачным треугольником поднялась на севере.
Виктор Васильевич остановился возле небольшого ручейка.
- Обратите внимание на цвет воды, - сказал он.
Вода была рыжевато-красной.
- Ой, краснота какая! - воскликнула Нюра и зачерпнула пригоршню воды.
Гешка, Юлька и все остальные уньчане не один раз бывали около ручья и не удивились этому.
Виктор Васильевич снял поклажу и, присев на пенек, оглядел ребят.
- Хотите, расскажу вам легенду, старую легенду кочевников-вогулов. Теперь вогулы уже оседлые люди и называют себя манси... - Брагин помолчал и совсем неожиданно сказал: - А ведь я тоже из этого племени, тоже манси. Пойдемте-ка вверх по ручью... Там водопад есть.
Виктор Васильевич опять надел свой пестерь и, не оглядываясь, зашагал по еле приметной тропинке, проложенной по правому берегу ручья. Они прошли около трехсот метров и очутились возле невысокой скалы с двумя вершинами.
Линия, разделявшая вершины, имела такой ровный треугольный вырез, что казалось, кто-то сделал это сознательно. Из разреза с высоты двух метров падал ручей с красноватой водой. Между вершинами скалы, вдалеке, угрюмо поднялся Шоташ.
Виктор Васильевич начал свой рассказ:
- Когда дует ветер со стороны этой горы, всегда становится холодно и начинается ненастье. Манси подметили это и звали гору злой, нехорошей. Они сложили про нее легенду. Было это давно, когда жили еще деды моих дедов и манси ютились в дымных берестяных чумах. Вместо ружей у них были лук и стрелы, огонь добывали высекая его бруском железа из кремня. Жили манси очень бедно, но дружно. Только хмурый Шоташ мешал им жить. И люди проклинали Шоташ, когда он посылал на них среди лета тучи с холодным дождем. И вот один раз, рассердившись на них, Шоташ приказал реке Осьве: "Прогони людей, они надоели мне. Без них мне было спокойно дремать века".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16