OCR Денис
«Робин Кук. Хромосома-6»: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига; Москва; 2006
ISBN 5-17-027863-2, 5-9713-1505-6, 5-9578-3434-3, 985-13-6833-4
Оригинал: Robin Cook, “Chromosome 6”
Перевод: Владимир Мисюченко
Аннотация
Уникальная операция по замене «хромосомы-6», имеющейся у обезьян, на человеческую – удалась.
Теперь животных можно использовать как идеальных доноров для пересадки органов людям.
Но почему это поразительное медицинское открытие окружено тайной?
Почему пересадка органов проводится в засекреченной клинике на западе Африки?
И наконец, почему обезьян-доноров содержат под усиленной охраной на маленьком острове?
Микробиолог Кевин Маршалл, автор идеи уникальной «пересадки» хромосомы, проникает на островок – и понимает: его открытие уже повлияло на будущее человечества и над его собственной жизнью нависла смертельная угроза.
Робин Кук
Хромосома-6
Одри и Барбаре с благодарностью за то, что они такие чудесные матери.
Автор выражает признательность
Мэтью Дж. Банковски, доктору философии, начальнику отделения клинической вирусологии, молекулярной медицины и исследовательских разработок Исследовательского центра ДСИ
Джо Коксу, доктору права
Джону Гилатто, доктору ветеринарии, доктору философии, доценту кафедры ветеринарной патологии Школы ветеринарной медицины Университета Тафтса
Джекки Ли, доктору медицины, главному судебно-медицинскому эксперту района Куинс в Нью-Йорке
Маттсу Линдену, командиру экипажа воздушного лайнера компании «Американ эрлайнз»
Мартину Пигнеде, директору частного природного заповедника NIWA в Камеруне
Джин Ридз, школьному психологу, читательнице и критику
Чарльзу Уэтли, доктору медицины, главному судебно-медицинскому эксперту округа Саффолк в штате Нью-Йорк
Пролог
3 марта 1997 г.
15.30
Кого, Экваториальная Гвинея
Над докторской диссертацией по молекулярной биологии, защищенной в Массачусетском технологическом университете, Кевин Маршалл работал, почти не вылезая из главной больницы штата, а потому очень стеснялся того, что любая медицинская процедура вызывала у него тошноту. Хотя он никогда и никому в том не признавался, но для него было сущей пыткой сделать анализ крови или прививку. Иглы вызывали особый, животный страх. Стоило Кевину их увидеть, как ноги делались ватными, а широкий лоб покрывался холодным потом. Как-то раз, еще в колледже, он даже в обморок упал, получив прививку от кори.
Доктор Маршалл надеялся, что к тридцати четырем годам, после многих лет аспирантских биомедицинских исследований, часть которых проводилась на животных, он преодолел свои страхи, но, увы, этого не произошло. Именно поэтому в данный момент он находился не в операционной 1А или 1Б, а предпочел остаться в общей для обеих подсобке-моечной, где и стоял, опершись о раковину умывальника. Отсюда через угловые окна было хорошо видно, что происходило в операционных, – пока чутье не подсказывало, что лучше на творившееся там не смотреть вовсе.
Уже около четверти часа пациентов в операционных готовили к назначенным процедурам. В сторонке стояли, потихоньку переговариваясь, две хирургические бригады. Медики, одетые в операционные халаты, с руками, затянутыми в перчатки, готовы были начать.
О делах говорили мало, разве что анестезиолог с двумя анестезистами, поскольку пациентам предстояла операция под общим наркозом. Единственному анестезиологу приходилось переходить из одной операционной в другую, наблюдая за работой подручных, и быть в готовности оказаться на месте при первых же тревожных признаках.
Впрочем, причин для тревоги не было никаких. Во всяком случае, пока. И все же на душе у Кевина кошки скребли. Удивительно, но куда-то пропало ощущение триумфа, что охватывало его прежде, во время трех аналогичных процедур: тогда он мысленно славил силу науки и собственные творческие способности.
Нет, не ликование, а беспокойство поднималось в нем, будто тесто на дрожжах. Встревожился он почти неделю назад, но только сейчас, наблюдая за пациентами и прикидывая, сколь различно будущее каждого из них, почувствовал всю остроту охватившего его смятения. Примерно то же случалось с ним при мысли об иглах: пот выступал на лбу, в ногах появлялась дрожь. Ища опору, он покрепче ухватился за край раковины.
Неожиданно, едва не перепугав Кевина, распахнулась дверь операционной 1А, и перед ним возникла фигура, на лице которой в прорези между низко надвинутой на лоб шапочкой и широкой марлевой повязкой бледно голубели слегка прищуренные глаза. Кевин сразу узнал: Кэндис Брикманн, хирургическая сестра.
– Все внутренние вивисекции начаты, пациенты спят, – доложила Кэндис. – Не хотите ли заглянуть в операционную? Там вам будет гораздо лучше видно.
– Благодарю, мне и здесь хорошо, – ответил Кевин.
– Как угодно, – произнесла Кэндис.
Дверь за вернувшейся в операционную Кэндис затворилась. Кевин видел, как она стремительно прошла через комнату и что-то сказала хирургам. Те, выслушав ее, обернулись и вздернули кулаки с поднятыми большими пальцами, успокаивая Кевина: все, мол, в порядке. Тот, смущаясь, ответил им тем же жестом.
Хирурги вернулись к своим разговорам, но бессловесная связь с ними обострила у Кевина ощущение соучастия во всем этом. Выпустив раковину, он сделал шаг назад. К беспокойству добавился страх. Что он наделал?!
Резко повернувшись на каблуках, доктор вышел из моечной, а потом и из хирургического отделения. Клуб воздуха катился за ним, пока он переходил из умеренно приятной асептической операционной секции в свою сияющую, фантастического вида лабораторию. Кевин тяжело дышал, словно задыхался от напряжения.
В любой другой день просто вступить в границы своих владений значило для Кевина преисполниться радостным предчувствием открытий, которые ожидают его чудодейственную руку. Вереница комнат была буквально нашпигована высокоточным оборудованием. Почти о таком он и мечтал, и вот теперь вся эта совершеннейшая аппаратура денно и нощно была к его услугам и беспрекословно повиновалась ему. По пути в кабинет Кевин в рассеянности легко пробегал пальцами по корпусам из нержавеющей стали, походя обласкивал аналоговые циферблаты и цифровые дисплеи. Он тронул синтезатор ДНК стоимостью сто пятьдесят тысяч долларов и 500-тысячедолларовый сферический ЯМР-агрегат, от которого, словно от гигантской морской анемоны, извилистыми щупальцами отходили пучки проводов. Кевин бросил взгляд на МТКК, их красные огоньки мерцали подобно далеким квазарам, оповещая об очередном удвоении цепочки ДНК. Еще совсем недавно это окружение окрыляло Кевина, вселяло в него надежду. Теперь же каждая пробирка микроцентрифуги Эппендорфа, каждая склянка с тканевыми культурами служила немым напоминанием о растущем в нем самом дурном предчувствии.
Добравшись до письменного стола, Кевин взглянул на генную карту отростка хромосомы-6. Участок, представлявший для него главный научный интерес, был очерчен красным. То была главная система тканевой совместимости (ГСТС). Беда в том, что ГСТС являлась лишь малой частью отростка хромосомы-6, крупными белыми пятнами на карте представали области, заполненные миллионами и миллионами комплементарных пар оснований нуклеиновых кислот, а следовательно, сотнями других генов. Кевин понятия не имел, какова их функция.
Недавний запрос на информацию об этих генах, с которым он обратился через Интернет, принес невнятные отклики. Несколько ученых сообщили, что отросток хромосомы-6 содержит гены, имеющие отношение к формированию мышечно-скелетной структуры. Только и всего. Больше никаких подробностей.
Кевин непроизвольно передернул плечами. Поднял голову и уперся взглядом в живописное большое окно над столом. Как обычно, оно было испещрено влажными полосками тропического дождя, который волнами накатывался на зеленые заросли за стеклом. Капельки медленно сползали, разбухая и наливаясь силой до тех пор, пока, набрав критическую массу, стремительно не срывались с поверхности, словно искры с точильного колеса.
Взгляд Кевина унесся вдаль. Его всегда потрясал контраст между сияющей, умиротворенной кондиционерами атмосферой внутри и тем, что творилось снаружи. Клубящиеся свинцово-серые тучи застилали небо вопреки тому, что еще три недели назад полагалось бы наступить сухому сезону. Землю заполоняла буйная растительность, потемневшая от воды так, что казалась черной. По черте города чернеющие заросли вздымались громадной грозной приливной волной.
Доктору Маршаллу отвели кабинет в лабораторно-клиническом комплексе, одной из немногочисленных новостроек еще недавно запущенного, брошенного испанцами колониального городишка под названием Кого в мало кому ведомой африканской стране Экваториальная Гвинея. Кабинет Кевина находился на третьем, последнем этаже, окна его выходили на юго-восток. Отсюда открывался вид на значительную часть городка, бестолково расползавшегося до залива Муни и питающих его речек.
Отдельные дома в округе подновили, некоторые еще отделывали, но большинство так и не трогали. С полдюжины некогда прелестных асиенд опутали лианы и корни одичавших растений. Надо всем висела пелена перенасыщенного влагой теплого воздуха.
Сразу под окнами Кевина виднелась сводчатая аркада старой городской ратуши, в которой располагался муниципалитет. Под набрякшими кронами хоронилась непременная горстка экватогвинейских солдат в боевом камуфляже с небрежно переброшенными через плечо «АК-47». Как всегда, они покуривали, переругивались и потягивали камерунское пиво.
Взгляд Кевина скользнул дальше, за городскую черту. Обычно он почему-то избегал смотреть туда, но теперь вглядывался в лиман, вода которого, исхлестанная дождем, походила на чеканку по жести. Строго на юг виднелось поросшее лесами побережье Габона. На востоке Кевин высмотрел очертания островов, вытянувшихся в сторону континента. На горизонте проглядывал самый большой, остров Франчески, названный так португальцами в пятнадцатом столетии. Остров Франчески разительно отличался от своих соседей: посреди него, как хребет динозавра, пролегала поросшая джунглями известняковая гряда.
У Кевина замерло сердце. Невзирая на дождь и пелену, он видел то, что страшился увидеть. Так же, как и неделю назад, к свинцовому небу возносилась ленивая струйка дыма.
Кевин рухнул в кресло и обхватил голову руками. «Что ты наделал? Что ты наделал?!» – спрашивал он себя. Аспирантом он прилежно изучал античность и еще помнил греческую мифологию. И теперь вопрошал себя, не совершил ли он ошибку Прометея. Дым означал огонь, и Кевину оставалось лишь гадать, не тот ли это огонь, что был неосторожно похищен у богов.
* * *
18.45
Бостон, штат Массачусетс
Мартовский штормовой ветер барабанил в окна, и Тейлор Девоншир Кэбот еще больше оценил уют и тепло отделанного орехом кабинета в своем просторном доме в Манчестере-у-Моря, севернее Бостона, штат Массачусетс. Харриет Ливингстон Кэбот, жена Тейлора, на кухне руководила последними приготовлениями к ужину, который предстояло подать ровно в половине восьмого.
На ручке кресла Тейлора покоился хрустальный стаканчик чистого, на одном солоде, виски. В камине потрескивали горящие поленья, из приглушенного стереопроигрывателя доносилась музыка Вагнера. Мерцали экраны трех встроенных телевизоров, подключенных соответственно к каналу местных новостей, Си-эн-эн и И-эс-пи-эн.
Тейлор блаженствовал. Он провел напряженный, но продуктивный день во всемирной штаб-квартире «Генсис», биотехнологической фирмы, основанной им восемь лет назад. Компания выстроила новое здание вдоль реки Чарльз в Бостоне, с выгодой воспользовавшись для найма толковых сотрудников близостью Гарварда и Массачусетского технологического университета.
Регулярный вечерний переезд с работы домой дался легче обычного, и Тейлору не хватило времени, чтобы в машине прочесть все, что было намечено. Осведомленный о привычках босса, Родни, водитель Тейлора, пустился в извинения, что доставил его домой слишком быстро.
– Уверен, завтра вечером вы сумеете приехать намного позже, чтобы поквитаться, – съязвил Тейлор.
– Сделаю в лучшем виде, – в тон ему ответил Родни.
Так что Тейлор ни музыку не слушал, ни телевизоры не смотрел, а внимательно читал финансовый отчет, который предстояло опубликовать к собранию акционеров «Генсис», назначенному на следующую неделю. Впрочем, это не означало, что он не замечал того, что творилось вокруг. Он хорошо различал завывания ветра, потрескивание огня в камине, музыку и бдительно следил за телевизионной трепотней репортеров на трех каналах. И едва с экрана донеслось имя Карло Франкони, Тейлор резко поднял голову.
Первым делом он вскинул пульт и прибавил звук в телевизоре, что стоял в центре. По нему передавали местные новости и дублировали сообщения Си-би-эс. Вели программу Джек Уильямс и Лиз Уолкер. Джек Уильямс, произнеся имя Карло Франкони, продолжил сообщение, заявив, что канал получил видеозапись того, как был убит этот видный мафиози, имевший связи с криминальными кланами Бостона.
– Запись весьма откровенна, – предупреждал Джек, – советуем родителям быть осмотрительнее. Возможно, наши зрители помнят, как несколько дней назад мы сообщали, что занедуживший Франкони после предъявления ему обвинительного заключения исчез, и многие опасались, что он выторговал залог. А вчера он снова объявился в новостях: сообщалось о достигнутой сделке с окружной прокуратурой Нью-Йорка по поводу признания вины и о распространении на него программы защиты свидетеля. Однако сегодня вечером, когда обвиненный в судебном порядке рэкетир выходил из своего любимого ресторана, его застрелили.
Застыв в кресле, Тейлор смотрел любительскую съемку. Вот чересчур грузный человек показался из ресторана в окружении нескольких людей, похожих на полицейских. Вот он привычным взмахом руки приветствовал собравшуюся толпу, а затем пошел к поджидавшему лимузину, прилежно не обращая внимания на вопросы журналистов, рвавшихся к нему поближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64