Вой знал, что едва учуяв волков, овцы поднимут шум. В деревне начнется паника. Действовать надо было молниеносно. Ему приходилось влезать в хлев и через крышу, и подкапывать заднюю стенку, но сейчас это казалось опасным — двор был чуть ли не в середине деревни. Надо проникнуть к овцам через дверь. Далеко не всегда хлев закрывают прочными запорами.
И Вой, оттянув лапой дверь на себя, просунув в щель морду. Овцы всполошились, суматошно, истерически заблеяли. Теперь только в крике о помощи и оставалась для них надежда на спасение.
Но крик этот был недолгим. Вожак просунул в щель вторую лапу, крепче уперся в землю задними ногами и что было сил надавил на дверь.
Вздулись, окаменели его мощные мускулы, огненные круги поплыли перед широко раскрытыми глазами. В горле пересохло. Натужный, короткий хрип вырвался из гортани. Вою казалось, что еще немного — и он не выдержит, отступит, так и не открыв дверь. Но тонкая проволока, скручивавшая петли, лопнула.
И в тот же миг деревня проснулась: безудержно залаяли собаки, засветились окна домов, захлопали двери. Люди выскакивали с ружьями на улицу, но не знали, куда бежать, где случилась беда. Овцы молчали… А стая уже уходила, унося добычу.
Вой и оба переярка тащили по овце. Еще одну зарезанную овцу поднял и проволок несколько шагов волчонок Ко, но унести не смог.
Грохнули два запоздалых и бесцельных выстрела, а волки уже скрылись в лесной чаще.
Недалеко от деревни состоялась трапеза. Вожак поглощал свою добычу один. Рядом, у второй туши, расположилась Мага и волчонок Ко. За третью овцу принялись молодые самец и самка, оттащив ее чуть в сторону. Черные тени скользили по залитому лунным светом снегу, снег поскрипывал, хрустел под ногами зверей, довольное урчание нарушало сонную тишину ночи. И только старый вожак знал, что за зло, причиненное человеку, их ждет расплата.
Разделавшись с добычей, волки ушли. Вожак долго уводил их, возвращаясь на свой след, путая и усложняя следы.
Два раза он выходил со стаей на проселочную дорогу, ведущую от деревни к городу. Ночью она была пустынной и не сулила опасных встреч, но главное — помогала затерять следы. И все-таки опытный вожак, вновь направляясь в лес, подавал стае пример, предусмотрительно мощным броском перелетая через высокую снежную бровку в кювет, откуда с дороги совсем не было видно волчьих следов. Стая строго следовала за ним.
Звери шли почти всю ночь. Только к рассвету был разрешен отдых…
И все равно, несмотря на долгий и сложный путь. Вой не был спокоен.
Для отдыха он выбрал место на низком, густо заросшем берегу лесного озера. Старый волк знал, что резким шуршащим шелестом тростник выдаст любого, кто ступит в его пределы. И стая залегла на дневку в самой середине тростниковых зарослей.
До полудня звери отдыхали. Сухие тростинки чуть слышно звенели, словно убаюкивали волчью семью, словно успокаивали своим легким шелестом, что надежно охраняют безопасность стаи. Вой дремал, выставив настороженно уши, дыхание его было ровным и глубоким.
Однако в середине дня отдых был прерван: волки вскочили, услышав крик раненого зайца. За тростником, на самой окраине лесной опушки — вожак сразу это определил, — лисица или рысь неловко цапнула длинноухого, дав ему возможность крикнуть. Звери готовы были рвануться к чужой добыче, но вожак не трогался с места, и все остальные, искоса с недоумением поглядывая на него, стояли в напряженных позах.
В другое время старый волк тоже бросился бы на крик подранка, однако сейчас он медлил.
Крик зайца повторился — резкий, раздирающий тишину, надрывный и жалобный. И тогда Вой быстро и почти бесшумно, несмотря на густые заросли, побежал вдоль берега — совсем не туда, куда стремилась стая. Не приближаясь к опушке, он вел ее, скрывая в тростниках.
Волк хотел подойти к тому месту, где кричал заяц, скрытно и проверить, какие запахи приносит ветер оттуда.
Прежде чем покинуть тростниковую защиту, Вой остановился. Мага, чуткая и настороженная, стояла рядом. Они уже чувствовали опасность, коварный подвох в этом крике. И потому дальше двинулись осторожным, крадущимся шагом.
На снежный лесной склон вожак поднимался медленно, все время тщательно нюхая ветерок, приносящий запахи. Большая голова зверя была приподнята и чуть повернута в сторону, откуда он ждал опасности. Так же внимательна была Мага. Ее тонкое чутье ничуть не уступало обонянию вожака.
И они оба одновременно уловили то, что их особенно пугало: отчетливый запах человека… Засада!
Быстрыми мощными прыжками отдохнувшая стая понеслась прочь от опасного места, не особенно выбирая дорогу. Снежная целина недолго сдерживала ее бег. Вырвавшись на ледяной простор озера, волки помчались длинными размеренными бросками — легко и неутомимо.
3. ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
Тревожный звук шагов раскатывался по лесу. Снегопад, начавшийся около полудня, скрадывал звуки, но шаги слышались ясно, отчетливо. Вой уловил их еще в состоянии дремоты. Мгновенно вскочил, отряхнулся от снега. Белые крупные хлопья, бесконечной лавиной летящие с неба, тут же снова запорошили его серую шерсть.
Шаги приближались. Вой услышал, как человек остановился на миг, снова пошел — громко, уверенно, не таясь. Вожак различил тонкий хруст ветки, сломавшейся под ногой человека. Дальнейшее промедление грозило опасностью. Вой поднял стаю.
Быстрым наметом, однако спокойно, без всякой паники волки уходили в сторону от человека. Старый волк уводил семью по самой неудобной и трудной дороге: по открытому месту, по глубокому снегу. Он знал: так безопаснее.
Много зим назад молодым переярком Вой впервые увидел человека, впервые узнал, что такое загон. Отец Воя уводил тогда семью под прикрытием деревьев и кустарников в противоположную от шумно идущего человека сторону, уводил, выискивая натоптанные тропы, чтобы быстро и легко бежать.
И когда уже казалось, что опасность позади, что человек, который долго и упорно гнал стаю, отстал, навстречу ей вдруг ударили выстрелы.
Вой видел, как уткнулся окровавленной пастью в снег вожак-отец, как, захлебываясь кровью, упала, вытянулась на снегу мать-волчица…
Одаренный от рождения находчивостью и быстрым, острым умом, Вой отполз тогда в сторону.
Он полз долго и упорно, распластавшись по промерзшей и жесткой заснеженной земле, полз, пока не затихли голоса людей и скрип снега под их ногами там, где они топтались у поверженной, уничтоженной семьи Воя, Удалось ли уйти еще кому из стаи, он не знал.
Того страшного урока было достаточно, чтобы он понял, разгадал секрет спасения во время такой охоты.
С той давней поры он уже не раз уходил сам и уводил стаю от загонщиков, выбирая самый трудный путь по открытым местам, по глубоким сугробам, где идти очень тяжело, где нельзя бежать. Он знал, что там безопасно, что засады ждут его именно в лесу, в удобных проходах, у опушек, где мало снега, на тропах.
Волки шли, с трудом пробивая глубокую снежную целину, время от времени перестраиваясь в цепочке: уставшего переднего подменял следующий. Только волчонок Ко все время оставался в середине — он не был еще так силен, как остальные.
Люди выследили стаю еще до снегопада, но когда пошел снег, поторопились с облавой, так и не окружив участок, где оставались волки, флажками. Впрочем, они все равно не остановили бы Воя: он был хорошо знаком и с этой грозной хитростью человека, умеющего использовать в своих целях даже волчью осторожность. Он не боялся кроваво-красных лоскутков и умел проводить через них стаю.
Семья уходила псе дальше и дальше — вожак спас ее и на этот раз.
Когда снегопад прошел, день уже клонился к вечеру. Холодные лучи зимнего солнца, проскользнув из-за туч, коснулись дремлющей стаи. Тревожное напряжение, не покидавшее Воя даже в полусне, стало постепенно спадать. Он дремал, свернувшись клубком, и перед его мысленным взором вставали, наслаиваясь друг на друга, видения: то озаренные луной черные дома деревни, то вспышки давних выстрелов, заливавших все вокруг белым жгучим огнем, то разъяренно лающие собаки.
Подобные полусны-полувидения приходили к вожаку, когда нервы его были взвинчены, измотаны постоянными облавами, преследованием, пугающим запахом человека. В такие дни чувство опасности не покидало его ни на миг — ни наяву, ни во сне. И тогда он уводил стаю в далекую лесную глушь, куда не забредали охотники и туристы, где человек не бывал никогда. Волки уходили две или три ночи кряду, иногда шли даже днем.
На долгое время прекращались набеги, охота на домашних животных. Семья ловила зайцев, нападала на лосей и кабанов. Случалось, что пищи не хватало и волки голодали, но вожак твердо выдерживал любые трудности и только к весне приводил стаю в родные места, чтобы у знакомых озерных берегов подготовить логово для новых щенят, для новой волчьей жизни.
Вожак еще отдыхал, но в его голове уже зрело решение: пора уходить в свои глухие угодья, спрятаться в глубине дальних чащоб лесного края. А перед уходом еще раз сделать набег на деревню — вряд ли люди ждут их повторного нападения на свой скот так скоро.
Едва сумерки длинными хмурыми тенями легли на сугробы, вожак поднял стаю и повел к деревне. Нет, в его сердце не было злобы на людей, да и голод сейчас не мучил его семью, но старый волк привык действовать неожиданно. Именно так он запутывал своих врагов, не позволяя им угадывать его действия.
К деревне подошли глубокой ночью. Луны не было, и дома выглядели совсем не так, как в прошлый раз. Теперь они словно срослись с темными снегами, словно затаились, соединенные воедино густой, непроницаемой чернотой ночи. Но волки достаточно хорошо видели и во тьме. Хотя они любили лунные ночи, но темные для набегов были надежней — темень скрывала от чужих глаз.
Оставив стаю у околицы, Вой двинулся в глубь деревни. Он чаще всего именно так начинал нападение. Но на этот раз, сделав несколько шагов, вожак замер. Жгучая тревога сжала сердце, больно кольнула под ложечкой. Шестым чувством волк уловил: деревня не спит, деревня ждет его…
Он стоял не шелохнувшись. Дома, черные и тяжкие, еще были укутаны мертвой тишиной, которая вот-вот прервется… Но вожак уже знал, что надо делать, чтобы спасти семью.
Стая была в нескольких шагах. Волки уловили его короткое тихое рычание и поняли все. Замешательство, возникшее в стае, длилось миг, и она тотчас ринулась прочь от деревни.
Сразу же, словно по команде, зловещая тишина раскололась выстрелом. Надрывно залаяли собаки… Семья старого Воя уходила, но он знал, что у края леса ее может ждать засада, хитрая человеческая засада, смертельно опасная для его родной стаи. И он остался, чтобы отвлечь врагов.
Метнувшись к ближайшей избе, он проскользнул вдоль забора и звучно, грозно взвыл. Сразу же грохнули два выстрела. Собаки, заливаясь злобным лаем, бросились на голос волка, за собаками спешили люди.
Вой знал расположение деревни и на бегу прикинул, где можно будет выйти к лесу. Наткнувшись на глухую стену, которой прежде не было, он рванулся в сторону, обежал двор и почти вплотную столкнулся с людьми. Волк круто повернулся. Три человека с ружьями наперевес гнались за ним. Им была очень нужна, просто необходима его волчья жизнь…
Вой помчался к двум сараям, между которыми был узкий длинный проход на улицу, ведущую к лесу. Вот он уже в знакомом коридоре между черными высокими стенами сараев, впереди — свобода! И вдруг опытный бесстрашный волк оцепенел. Он понял: наступил его конец- выход из коридора был плотно забит досками…
Вожак повернулся лицом к смерти, грозно оскалив клыки.
«В темноте не стрелять!»- крикнул один из людей.
Все трое стояли, полностью закрывая проход, направив ружья во тьму. Волк, конечно, не понял значения слов, но голос человека словно ударил его по ушам. Он стоял, загнанный в ловушку, обманутый, все тело его трепетало от злобы и бессилия.
Вожак знал, что стая ушла, потому что в отдалении не было слышно выстрелов, и теперь сам приготовился встретить последнюю свою пулю.
Внезапно яркий свет ослепил зверя — его осветили фонариком.
— Стой! Не стрелять! — крикнул тот же голос.
— Это почему?
— Ну и волчище!..
— Будем брать живым.
— Здоров он больно…
— Уж не боишься ли?
— Да брось, не болтай…
— Ребята, ждать нельзя, давай сразу!
И три мужика, здоровенных и по-крестьянски крепких, едва успев надеть рукавицы и выдернуть поясные ремни, одновременно быстро и решительно навалились на старого волка.
Он отчаянно, свирепо сопротивлялся, пытался отшвырнуть врагов, исступленно напрягал свои могучие мускулы, на миг отбросил одного, второго человека, но они тотчас навалились снова. Вой рвал зубами все, что мог, захлебывался от надрывного рычания, словно проклинал людей, деревню, свою волчью неудачную судьбу.
Наконец, после долгой и упорной борьбы, его удалось связать.
Люди стояли усталые, в изодранной одежде, окровавленные… — А он не бешеный?! А то ведь смотри: всех нас искусал, изранил, гад.
— Здоровый. Не беспокойся. Не бешенее нас с тобой.
Сбегались люди, везде мелькали огни карманных и переносных фонарей. И в шумной толчее два мужика тяжело несли на плечах толстую жердь, к которой был привязан матерый волчище. Он висел, опутанный ремнями и веревками, измученный, несдавшийся, молчаливый. И только глаза его пронзительно сверкали жгучим огнем непримиримости, неистощимой внутренней силы, данной ему родным лесом, и ненависти.
Блики фонарей метались, выхватывая из тьмы углы домов, заборы, лица людей, собак, которые рычали, гавкали, но все-таки не решались подойти вплотную к связанному полку… А люди спокойно несли его, разговаривая; курили, смачно посасывая сигареты; громко сплевывали на снег. Их голоса, резкие, ненавистные, иглами впивались в мозг зверя; запах людей, табачный дым наполняли его грудь, вызывая удушье. Но он молчал, сжав могучие челюсти. Свисая вниз головой, покачиваясь в такт шагам людей, старый вожак смотрел в бездонное беззвездное небо, раскинувшееся над деревней, над лесом, над бесконечными снежными дорогами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14