https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/dushevye-ograzhdeniya/
А теперь она вязала им кофты английского стиля, только Ваське выпендрежную - он попросил. Они дружили, бабушка и экипаж баржи.
С Нинкой команда тоже дружила, и иногда они отвозили ее в школу. И моторист-полиглот говорил, что вот возьмут они ее и похитят и увезут в сказочное море, где она станет капитаншей, а они ее корсарами. Нинка говорила, что давайте, что я согласна. Моторист смотрел на нее и говорил серьезно:
- Эх, Нинка, это было бы лучше всего...
Однажды, когда они подвозили ее в школу, и по черной воде навстречу плыли опавшие листья, и она пела им пиратские песни, а Васька подыгрывал ей на гитаре, моторист-полиглот сказал:
- Ну, вперед, пират!
- Чего? - удивилась она.
- Поплыли в Барбейское море!
- После школы?
- Что?!
Они все стали молчать, глядеть под ноги, потом Васька сказал:
- Почему после школы? Вместо.
- Как это? - она обеспокоенно заерзала, оправляя свое отглаженное платьице, - Я не понимаю, как же так? Я ведь в школу должна идти...
- Почему же ты должна, - совсем безразличным голосом спросил бывший преподаватель филфака.
- Так ведь все ходят в школу. Как же без школы! - она с ужасом слышала свой голос, неотличимый сейчас от голоса их классной, - Чтобы чего-нибудь добиться в жизни, надо старательно учиться и работать.
Сверху в люке показалась голова рулевого докторанта, и рулевой спросил:
- Школьный притон справа, мужики!.. Погудим? - и голос его звучал одиноко в этом мире.
- Причалим, - сказал бывший преподаватель филфака.
Когда Нинка вернулась из школы, бабушка очень удивилась:
- Нинка, что случилось?
- Ой, бабушка, ты не волнуйся так, ничего, я просто опоздала, только замечание в дневнике написали... Нам на завтра по труду из пластилина сказали сделать фигурки домашних животных, ты поможешь, бабулечка? Просто мы причалить никак не могли, автопилот сопротивлялся, Ваныч сказал... Только замечание, баб?
- О господи, непутевая ты моя, - вздохнула бабушка, - Видать, судьба тебе такая женская. Судьба на море с берега смотреть да ждать. Ну ничего, - она опять вздохнула, - Это дело святое...
Теперь-то мама Кольки вспомнила все это, вспомнила, потому что позабыла она, как позабыла съездить в Парголово к бабушке весной, покрасить оградку, цветов посадить, хлеба накрошить для птиц. Вспомнила она теперь, как не было "Лежебоки" месяца два, а потом появилась баржа у причала недалеко от их дома с помятыми проржавевшими бортами, со скособоченной рубкой, с исхудавшими членами экипажа и без Васьки.
И бывший преподаватель филфака, бывший капитан самоходной баржи Л-171 "Лежебоки", а теперь оператор газовой котельной, сидел с бабушкой на их кухне, кашлял, пил чай с малиной, кашлял и говорил:
- ...Повернули когда уже от тайфуна, тогда он и пропал, не знаю как. А мы не пробились, невозможно было, совсем невозможно. Два раза я думал, что уже вообще не вернемся и не пробьемся даже назад, - он махнул рукой. - Еле вышли.
- Главное дело, хотели и попытались, - все твердила ему бабушка и подливала чай, - Получается, без истинного ребенка туда никак - экипаж неполный. Ребенок только верит до конца и полностью. Такие правила, наверно. Может, и старый человек бы годился, но для старости пиратство плохое занятие. Я вот думала - Нинка с верой еще, оказалось нет. А может, и смутили ее, а была вера... Была. Вот в первый год жизни ее дед покойный, светлая память ему, все сказки ей перечитал - она-то только глазами лупала, а он читал... Может, не те, что ли, не знаю, Костя. Такая судьба... ох, господи.
Мама позвонила Люде и сказала:
- Людмила, я встретила человека, который сказал, что может найти Колю... Не перебивай, подожди! Я ему поверила, но все-таки если б ты со мной была?.. Куда-то в море, наверняка. Ты?..
- Дура ты, дура! - зарокотал в трубке бас Люды, - Веришь первому встречному проходимцу! Ты с ним хоть в постель еще не легла? Мало ты накалывалась?! Как ты так можешь, я тебе удивляюсь, так и знай! Если что потом, так и знай!.. Разумеется, я тебя, идиотку, не оставлю! Беру такси, заскочу домой, и через максимум сорок пять минут я у тебя! Ты дома?.. Ладно, ладно, конец связи, потом поревешь!
Часа через четыре Люда ввалилась в квартиру мамы с двумя тяжелыми чемоданами, в костюме деловой женщины и в сомбреро.
- Слушай, Нинка! Мы когда концы рубим? Мойсейка мне сапоги резиновые должен привезти, он в них на овощебазу поехал. Я сказала, пусть дорабатывает, а там чтоб! У тебя ему надеть чего найдется, чтоб не босиком возвращаться!
- Да... В полночь встречаемся.
- В полночь? Ха! Отлично! Тогда убрать паруса, покурить и оправиться! она отшвырнула чемоданы и прокричала, рухнув на тахту, - В какие моря рванем?!
И они сели пить кофе, курить, плакать и утешаться до полуночи.
В эту полночь с четверга на пятницу, когда переменный порывистый ветер сменился ровным норд-остом, попутным для "Ночного ветра", Леппилюнтль и Федор Иванович пили холодный грог в каюте Леппилюнтля и говорили о важном.
- Через два дня будем у острова Сокровищ, - говорил Леппилюнтль и наливал из кувшина, - Увидимся с сэром Аленом и с Салли...
- А потом, - угрюмо спросил доктор.
- Ты знаешь, что потом. Забираем сундук, идем к Побережью...
- Нападают ребята Груба, грабят, берут нас в плен, мы сбегаем, они закапывают сокровища, забывают место, мы снова к Алену, они тоже снова, и мы снова...
- Да! - раздраженным голосом сказал Леппилюнтль, - А ты бы чего хотел? Да! А дыквы грабят Побережье, жгут города, и их все больше!
- А мы в игрушки играемся? Ты это хочешь сказать, кэп? Ты мальчика для меня взял, да? А зачем ты говоришь?
- Прости, док. Но ты ведь знаешь, что я могу попасть в море и без мальчика, я не имел в виду, что мы играем в игрушки.
- Почему нет? Да. Мы играем в игрушки. Как слабоумные цари в солдатиков. Мы знаем все, мы мечтали о многом, а получили солдатиков в детской. То есть я, а со мной и все вы. Я виноват, я, да. А наши матросы не хотят играть в солдатиков в детской и скоро поднимут бунт! Они выбросят нас за борт... или ты им отдашь только меня пустить погулять по доске, а сам поведешь их в поход. Ты все это понимаешь, Флик!
- Ребенка разбудишь! - зашипел Леппилюнтль, - Что ты на меня кричишь! Чего тебе надо?
- Мне ничего, - тихо и тоскливо сказал доктор, - У меня все есть. Мне разрешили поиграть в солдатиков в детской. И в детской дует настоящий ветер настоящего открытого моря, - с издевкой закончил он.
- Зачем тебе этот разговор, Федя? - уже не зло спросил капитан.
- Ни за чем. Мне ни за чем! Мы обманываем мальчишку, который мечтал стать пиратом. Он вместо этого получил ту же самую детскую, откуда он смотался. Я обманываю себя, думая, что все хорошо и лучше не бывает. Ты обманываешь себя и мальчишку, что это все нужно мне. А разговор мне ни за чем. У меня предложение: забудь меня, к дьяволу, на острове Сокровищ. Я не хочу висеть у вас у всех на шее!
Леппилюнтль вздохнул, разлил в кружки остатки грога - Феде больше, себе меньше, и сказал:
- Не говори ерунды, Федя. Все действительно хорошо. У нас есть Колька, Ветер, команда, мы с тобой, наше прошлое и наше замечательное будущее. Все еще наладится, нас простят...
- Меня, ты хочешь сказать, - грустно сказал доктор.
- Тебя, Федя, нас. Я тебя уверяю, мы еще переживем настоящее. Что-нибудь случится. Не бывает такого, чтобы чего-нибудь стоящего не случилось. Пойдем проветримся.
Встали из-за стола. Доктор захватил пустой кувшин - помыть. Леппилюнтль поддержал пошатнувшегося доктора на верхней ступеньке, и они вышли на ют.
Прекрасное море несло на себе прекрасный корабль. Вахтенные сидели под лампой, прикрытой так, чтобы летучие рыбы в море не могли увидеть ее свет и разбиться обо что-нибудь на палубе.
- Смотри! - вдруг прошептал доктор, - Дыквы?
Мимо них в полукабельтове проходил корабль, больше Ветра, с лучшей и большей парусностью. Молчаливый черный корабль, где люди на мостике не смотрели в сторону "Ночного ветра", а значит, хотели оскорбить, если проходили так и так близко от корабля знаменитого пирата.
- Дыквы, - сказал капитан, - К Побережью, наверно...
- А мы! - доктор перехватил поудобнее кувшин и швырнул его в черный корабль.
Кувшин упал в волны моря, они увидели всплеск, но не услышали всплеска. А дыквы легко обходили "Ночной ветер", не обращая на него внимания, явно это показывая. Они заметили его раньше, чем заметили их, а на корме написано название судна, и ночь лунная, и читать они умеют. Они знали, что это была не их добыча, потому что единственное, что дыквы уважают, так как не понимают и не могут объяснить своим детям в школе, это право на существование сверхъестественного. Они не хотели связываться, потому что у "Ночного ветра" была тайна сверхъестественного.
- Даже эти шакалы! - сказал доктор.
Федор Иванович и Леппилюнтль опустились по каютам, а "Ночной ветер", хорошо выдерживая заданный курс, стремился к острову Сокровищ.
Наутро Леппилюнтль пришел к бабушке. Поздоровался и сел в углу. Бабушка обсуждала с коком свой рецепт приготовления сушеных акульих плавников, и кок никак не мог понять, где он возьмет пастернак, и где это видано, чтобы в тушеные плавники с бататами клали пастернак.
Но, естественно, когда пришел капитан, кок согласился со всем и ушел, чтобы Леппилюнтль мог поговорить с бабушкой. Тем более, что он все равно не собирался портить продукт с помощью какого-то там пастернака.
- Бабушка, - сказал Леппилюнтль, - Я к вам по поводу Кольки зашел.
- Леппилюнтль, ты что это как классная дама разговаривать начал, рассеянно спросила бабушка, думая о коке и пастернаке.
- Да нет, что вы! Просто вырвалось, Федя меня вчера расстроил. Опять стал говорить о том, чтобы оставить его, что он нам всем мешает. Не знаю, что и делать...
- Что? Ну, оставить его где-нибудь на берегу, раз он просит. Так ты думаешь?
- Как же! Это нельзя. Я сам, если решил так плавать, значит так до конца и надо.
- Ну конечно, Леппилюнтль, так ты решил, теперь ты должен до конца жизни плавать по кругу. Раз он твой друг.
- Почему до конца жизни?
- Потому что док не старше тебя, а если ты обещал, то от слова тебя может освободить только смерть кого-нибудь из вас. И ты должен знать, ты знаешь, конечно, что дыквы грабят Побережье, наши города, уничтожают все мирное и доброе, потому что им так надо, а тебе надо защищать Побережье, пока ты жив, потому что ты самый лучший пират Барбейского моря. Ты должен защищать море, которое болеет из-за них. Ты знаешь это?
Бабушка помолчала и улыбнулась капитану и похлопала его по плечу - так все делали пираты, когда говорили обидное, но не желали этим обидеть. Бабушка продолжала:
- И ты знаешь, что должен жизни тем, что ты счастлив в этом нашем море, тем, что защищаешь свое счастье, отстаивать наше, оберегать, пока жив. А Федя не имеет права делать это из-за вины. И, мой капитан, это не только твой долг, или совсем не твой долг, а это тебе нравится больше всего, это твое главное счастье, быть настоящим благородным пиратом... да, ты все это знаешь. А ты вынужден работать экскурсоводом для самого близкого своего друга, который потерял право даже быть в детской без истинного ребенка... Ты сам помнишь, что недавно ему можно было играть здесь, быть здесь без ребенка, а до этого он был настоящим пиратом, а что будет теперь, какой следующий шаг будет того, что он предал всего один раз... Леппилюнтль, ты думал, что Федя скоро умрет?
Леппилюнтль опустил голову, как кивнул согласно, а потом поднял голову и, пересилив себя, сказал твердо:
- Но я и о своей смерти думал, как об освобождении.
- Ну да, на то ты и капитан. Но ты несчастлив?
- Да... Ведь вы знаете, я здесь очень давно, но я не думал, что здесь можно желать чьей-либо смерти, хоть даже своей. Я не думал, что в сказках есть смерть.
- Но ты видел, как умирали дыквы, когда ты и твои пираты с ними сражались.
- Ну, дыквы!.. Это же отрицательные герои, то есть, они плохие и... - он понял, что ошибся, сказав такое слово - плохие.
- А мы хорошие, капитан?
- Нет, но все-таки, что они плохие, говорят и лучшие из нас.
- ...Ты хотел спросить о Кольке.
- О Кольке. Мы завтра будем у острова Сокровищ, может быть, ему не стоит видеться с Салли, сходить на берег?...
- Я не пойму, почему ты не хочешь, чтобы он виделся с девочкой.
- А вдруг он и она влюбятся друг в друга, им ведь по восемь, они ровесники. Может, тогда все кончится, и он не захочет быть с нами в море.
- Ты так говоришь, словно надеешься на это. Ну, ты же не для того взял его с собой, чтобы воспитывать, ты сам знаешь, здесь никто никого не воспитывает. Но а если он влюбится с первого взгляда, то это быстро пройдет, в этом возрасте такое проходит. А если у них вдруг случится настоящее, то сначала они как раз невзлюбят друг друга, и все равно сначала расстанутся. Или ты не хочешь их любви любой?
- Любовь в восемь лет? Она слишком заполняет не свое в душе. Может, лишает всего остального... А в Салли стоит влюбиться, будь мне восемь лет, я бы так влюбился. Поэтому, может быть, не надо этого? Вы как думаете?
- Я так думаю, что тебе надо поступить в педагогический институт на заочный, когда ты начал так рассуждать, Леппилюнтль. Пусть все идет, как идет, как должно. Надо оставить наших детей в покое. Мы с тобой не знаем, как должно, поэтому давай их оставим в покое в пути.
Леппилюнтль ушел, и к бабушке приходили, а потом уходили: старший канонир Квест с долгим и бессмысленным разговором про ржавеющие от бездействия пушки, третий штурман, спросить, откуда бабушка знает про слепой дождик и его маму, снова кок, выяснить, можно ли чем-нибудь заменить этот дурацкий пастернак, Федор Иванович на примерку свитера. А последним пришел Ворс, перед самым ужином, растрепанный и оскорбленный на этот раз Кулебякой, после неудачной попытки похитить из дальней шхеры собачью кость.
Бабушка взяла кота на колени, почесала его круглую глупую голову, и через несколько минут он замурлыкал так, что за ушами затрещало. Под мурлыканье заснули и бабушка, и кот.
Мама и Люда вышли из дома без трех двенадцать. Они, конечно, были совсем готовы уже перед "Временем", но без двадцати двенадцать возникло множество неотложных дел. Люда начала смывать лак с ногтей, мама писать еще одну записку сыну, если он вдруг вернется раньше нее, потом Люде понадобилось в туалет, но туда первой успела мама, ну, еще что-то по мелочи обе позабыли взять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
С Нинкой команда тоже дружила, и иногда они отвозили ее в школу. И моторист-полиглот говорил, что вот возьмут они ее и похитят и увезут в сказочное море, где она станет капитаншей, а они ее корсарами. Нинка говорила, что давайте, что я согласна. Моторист смотрел на нее и говорил серьезно:
- Эх, Нинка, это было бы лучше всего...
Однажды, когда они подвозили ее в школу, и по черной воде навстречу плыли опавшие листья, и она пела им пиратские песни, а Васька подыгрывал ей на гитаре, моторист-полиглот сказал:
- Ну, вперед, пират!
- Чего? - удивилась она.
- Поплыли в Барбейское море!
- После школы?
- Что?!
Они все стали молчать, глядеть под ноги, потом Васька сказал:
- Почему после школы? Вместо.
- Как это? - она обеспокоенно заерзала, оправляя свое отглаженное платьице, - Я не понимаю, как же так? Я ведь в школу должна идти...
- Почему же ты должна, - совсем безразличным голосом спросил бывший преподаватель филфака.
- Так ведь все ходят в школу. Как же без школы! - она с ужасом слышала свой голос, неотличимый сейчас от голоса их классной, - Чтобы чего-нибудь добиться в жизни, надо старательно учиться и работать.
Сверху в люке показалась голова рулевого докторанта, и рулевой спросил:
- Школьный притон справа, мужики!.. Погудим? - и голос его звучал одиноко в этом мире.
- Причалим, - сказал бывший преподаватель филфака.
Когда Нинка вернулась из школы, бабушка очень удивилась:
- Нинка, что случилось?
- Ой, бабушка, ты не волнуйся так, ничего, я просто опоздала, только замечание в дневнике написали... Нам на завтра по труду из пластилина сказали сделать фигурки домашних животных, ты поможешь, бабулечка? Просто мы причалить никак не могли, автопилот сопротивлялся, Ваныч сказал... Только замечание, баб?
- О господи, непутевая ты моя, - вздохнула бабушка, - Видать, судьба тебе такая женская. Судьба на море с берега смотреть да ждать. Ну ничего, - она опять вздохнула, - Это дело святое...
Теперь-то мама Кольки вспомнила все это, вспомнила, потому что позабыла она, как позабыла съездить в Парголово к бабушке весной, покрасить оградку, цветов посадить, хлеба накрошить для птиц. Вспомнила она теперь, как не было "Лежебоки" месяца два, а потом появилась баржа у причала недалеко от их дома с помятыми проржавевшими бортами, со скособоченной рубкой, с исхудавшими членами экипажа и без Васьки.
И бывший преподаватель филфака, бывший капитан самоходной баржи Л-171 "Лежебоки", а теперь оператор газовой котельной, сидел с бабушкой на их кухне, кашлял, пил чай с малиной, кашлял и говорил:
- ...Повернули когда уже от тайфуна, тогда он и пропал, не знаю как. А мы не пробились, невозможно было, совсем невозможно. Два раза я думал, что уже вообще не вернемся и не пробьемся даже назад, - он махнул рукой. - Еле вышли.
- Главное дело, хотели и попытались, - все твердила ему бабушка и подливала чай, - Получается, без истинного ребенка туда никак - экипаж неполный. Ребенок только верит до конца и полностью. Такие правила, наверно. Может, и старый человек бы годился, но для старости пиратство плохое занятие. Я вот думала - Нинка с верой еще, оказалось нет. А может, и смутили ее, а была вера... Была. Вот в первый год жизни ее дед покойный, светлая память ему, все сказки ей перечитал - она-то только глазами лупала, а он читал... Может, не те, что ли, не знаю, Костя. Такая судьба... ох, господи.
Мама позвонила Люде и сказала:
- Людмила, я встретила человека, который сказал, что может найти Колю... Не перебивай, подожди! Я ему поверила, но все-таки если б ты со мной была?.. Куда-то в море, наверняка. Ты?..
- Дура ты, дура! - зарокотал в трубке бас Люды, - Веришь первому встречному проходимцу! Ты с ним хоть в постель еще не легла? Мало ты накалывалась?! Как ты так можешь, я тебе удивляюсь, так и знай! Если что потом, так и знай!.. Разумеется, я тебя, идиотку, не оставлю! Беру такси, заскочу домой, и через максимум сорок пять минут я у тебя! Ты дома?.. Ладно, ладно, конец связи, потом поревешь!
Часа через четыре Люда ввалилась в квартиру мамы с двумя тяжелыми чемоданами, в костюме деловой женщины и в сомбреро.
- Слушай, Нинка! Мы когда концы рубим? Мойсейка мне сапоги резиновые должен привезти, он в них на овощебазу поехал. Я сказала, пусть дорабатывает, а там чтоб! У тебя ему надеть чего найдется, чтоб не босиком возвращаться!
- Да... В полночь встречаемся.
- В полночь? Ха! Отлично! Тогда убрать паруса, покурить и оправиться! она отшвырнула чемоданы и прокричала, рухнув на тахту, - В какие моря рванем?!
И они сели пить кофе, курить, плакать и утешаться до полуночи.
В эту полночь с четверга на пятницу, когда переменный порывистый ветер сменился ровным норд-остом, попутным для "Ночного ветра", Леппилюнтль и Федор Иванович пили холодный грог в каюте Леппилюнтля и говорили о важном.
- Через два дня будем у острова Сокровищ, - говорил Леппилюнтль и наливал из кувшина, - Увидимся с сэром Аленом и с Салли...
- А потом, - угрюмо спросил доктор.
- Ты знаешь, что потом. Забираем сундук, идем к Побережью...
- Нападают ребята Груба, грабят, берут нас в плен, мы сбегаем, они закапывают сокровища, забывают место, мы снова к Алену, они тоже снова, и мы снова...
- Да! - раздраженным голосом сказал Леппилюнтль, - А ты бы чего хотел? Да! А дыквы грабят Побережье, жгут города, и их все больше!
- А мы в игрушки играемся? Ты это хочешь сказать, кэп? Ты мальчика для меня взял, да? А зачем ты говоришь?
- Прости, док. Но ты ведь знаешь, что я могу попасть в море и без мальчика, я не имел в виду, что мы играем в игрушки.
- Почему нет? Да. Мы играем в игрушки. Как слабоумные цари в солдатиков. Мы знаем все, мы мечтали о многом, а получили солдатиков в детской. То есть я, а со мной и все вы. Я виноват, я, да. А наши матросы не хотят играть в солдатиков в детской и скоро поднимут бунт! Они выбросят нас за борт... или ты им отдашь только меня пустить погулять по доске, а сам поведешь их в поход. Ты все это понимаешь, Флик!
- Ребенка разбудишь! - зашипел Леппилюнтль, - Что ты на меня кричишь! Чего тебе надо?
- Мне ничего, - тихо и тоскливо сказал доктор, - У меня все есть. Мне разрешили поиграть в солдатиков в детской. И в детской дует настоящий ветер настоящего открытого моря, - с издевкой закончил он.
- Зачем тебе этот разговор, Федя? - уже не зло спросил капитан.
- Ни за чем. Мне ни за чем! Мы обманываем мальчишку, который мечтал стать пиратом. Он вместо этого получил ту же самую детскую, откуда он смотался. Я обманываю себя, думая, что все хорошо и лучше не бывает. Ты обманываешь себя и мальчишку, что это все нужно мне. А разговор мне ни за чем. У меня предложение: забудь меня, к дьяволу, на острове Сокровищ. Я не хочу висеть у вас у всех на шее!
Леппилюнтль вздохнул, разлил в кружки остатки грога - Феде больше, себе меньше, и сказал:
- Не говори ерунды, Федя. Все действительно хорошо. У нас есть Колька, Ветер, команда, мы с тобой, наше прошлое и наше замечательное будущее. Все еще наладится, нас простят...
- Меня, ты хочешь сказать, - грустно сказал доктор.
- Тебя, Федя, нас. Я тебя уверяю, мы еще переживем настоящее. Что-нибудь случится. Не бывает такого, чтобы чего-нибудь стоящего не случилось. Пойдем проветримся.
Встали из-за стола. Доктор захватил пустой кувшин - помыть. Леппилюнтль поддержал пошатнувшегося доктора на верхней ступеньке, и они вышли на ют.
Прекрасное море несло на себе прекрасный корабль. Вахтенные сидели под лампой, прикрытой так, чтобы летучие рыбы в море не могли увидеть ее свет и разбиться обо что-нибудь на палубе.
- Смотри! - вдруг прошептал доктор, - Дыквы?
Мимо них в полукабельтове проходил корабль, больше Ветра, с лучшей и большей парусностью. Молчаливый черный корабль, где люди на мостике не смотрели в сторону "Ночного ветра", а значит, хотели оскорбить, если проходили так и так близко от корабля знаменитого пирата.
- Дыквы, - сказал капитан, - К Побережью, наверно...
- А мы! - доктор перехватил поудобнее кувшин и швырнул его в черный корабль.
Кувшин упал в волны моря, они увидели всплеск, но не услышали всплеска. А дыквы легко обходили "Ночной ветер", не обращая на него внимания, явно это показывая. Они заметили его раньше, чем заметили их, а на корме написано название судна, и ночь лунная, и читать они умеют. Они знали, что это была не их добыча, потому что единственное, что дыквы уважают, так как не понимают и не могут объяснить своим детям в школе, это право на существование сверхъестественного. Они не хотели связываться, потому что у "Ночного ветра" была тайна сверхъестественного.
- Даже эти шакалы! - сказал доктор.
Федор Иванович и Леппилюнтль опустились по каютам, а "Ночной ветер", хорошо выдерживая заданный курс, стремился к острову Сокровищ.
Наутро Леппилюнтль пришел к бабушке. Поздоровался и сел в углу. Бабушка обсуждала с коком свой рецепт приготовления сушеных акульих плавников, и кок никак не мог понять, где он возьмет пастернак, и где это видано, чтобы в тушеные плавники с бататами клали пастернак.
Но, естественно, когда пришел капитан, кок согласился со всем и ушел, чтобы Леппилюнтль мог поговорить с бабушкой. Тем более, что он все равно не собирался портить продукт с помощью какого-то там пастернака.
- Бабушка, - сказал Леппилюнтль, - Я к вам по поводу Кольки зашел.
- Леппилюнтль, ты что это как классная дама разговаривать начал, рассеянно спросила бабушка, думая о коке и пастернаке.
- Да нет, что вы! Просто вырвалось, Федя меня вчера расстроил. Опять стал говорить о том, чтобы оставить его, что он нам всем мешает. Не знаю, что и делать...
- Что? Ну, оставить его где-нибудь на берегу, раз он просит. Так ты думаешь?
- Как же! Это нельзя. Я сам, если решил так плавать, значит так до конца и надо.
- Ну конечно, Леппилюнтль, так ты решил, теперь ты должен до конца жизни плавать по кругу. Раз он твой друг.
- Почему до конца жизни?
- Потому что док не старше тебя, а если ты обещал, то от слова тебя может освободить только смерть кого-нибудь из вас. И ты должен знать, ты знаешь, конечно, что дыквы грабят Побережье, наши города, уничтожают все мирное и доброе, потому что им так надо, а тебе надо защищать Побережье, пока ты жив, потому что ты самый лучший пират Барбейского моря. Ты должен защищать море, которое болеет из-за них. Ты знаешь это?
Бабушка помолчала и улыбнулась капитану и похлопала его по плечу - так все делали пираты, когда говорили обидное, но не желали этим обидеть. Бабушка продолжала:
- И ты знаешь, что должен жизни тем, что ты счастлив в этом нашем море, тем, что защищаешь свое счастье, отстаивать наше, оберегать, пока жив. А Федя не имеет права делать это из-за вины. И, мой капитан, это не только твой долг, или совсем не твой долг, а это тебе нравится больше всего, это твое главное счастье, быть настоящим благородным пиратом... да, ты все это знаешь. А ты вынужден работать экскурсоводом для самого близкого своего друга, который потерял право даже быть в детской без истинного ребенка... Ты сам помнишь, что недавно ему можно было играть здесь, быть здесь без ребенка, а до этого он был настоящим пиратом, а что будет теперь, какой следующий шаг будет того, что он предал всего один раз... Леппилюнтль, ты думал, что Федя скоро умрет?
Леппилюнтль опустил голову, как кивнул согласно, а потом поднял голову и, пересилив себя, сказал твердо:
- Но я и о своей смерти думал, как об освобождении.
- Ну да, на то ты и капитан. Но ты несчастлив?
- Да... Ведь вы знаете, я здесь очень давно, но я не думал, что здесь можно желать чьей-либо смерти, хоть даже своей. Я не думал, что в сказках есть смерть.
- Но ты видел, как умирали дыквы, когда ты и твои пираты с ними сражались.
- Ну, дыквы!.. Это же отрицательные герои, то есть, они плохие и... - он понял, что ошибся, сказав такое слово - плохие.
- А мы хорошие, капитан?
- Нет, но все-таки, что они плохие, говорят и лучшие из нас.
- ...Ты хотел спросить о Кольке.
- О Кольке. Мы завтра будем у острова Сокровищ, может быть, ему не стоит видеться с Салли, сходить на берег?...
- Я не пойму, почему ты не хочешь, чтобы он виделся с девочкой.
- А вдруг он и она влюбятся друг в друга, им ведь по восемь, они ровесники. Может, тогда все кончится, и он не захочет быть с нами в море.
- Ты так говоришь, словно надеешься на это. Ну, ты же не для того взял его с собой, чтобы воспитывать, ты сам знаешь, здесь никто никого не воспитывает. Но а если он влюбится с первого взгляда, то это быстро пройдет, в этом возрасте такое проходит. А если у них вдруг случится настоящее, то сначала они как раз невзлюбят друг друга, и все равно сначала расстанутся. Или ты не хочешь их любви любой?
- Любовь в восемь лет? Она слишком заполняет не свое в душе. Может, лишает всего остального... А в Салли стоит влюбиться, будь мне восемь лет, я бы так влюбился. Поэтому, может быть, не надо этого? Вы как думаете?
- Я так думаю, что тебе надо поступить в педагогический институт на заочный, когда ты начал так рассуждать, Леппилюнтль. Пусть все идет, как идет, как должно. Надо оставить наших детей в покое. Мы с тобой не знаем, как должно, поэтому давай их оставим в покое в пути.
Леппилюнтль ушел, и к бабушке приходили, а потом уходили: старший канонир Квест с долгим и бессмысленным разговором про ржавеющие от бездействия пушки, третий штурман, спросить, откуда бабушка знает про слепой дождик и его маму, снова кок, выяснить, можно ли чем-нибудь заменить этот дурацкий пастернак, Федор Иванович на примерку свитера. А последним пришел Ворс, перед самым ужином, растрепанный и оскорбленный на этот раз Кулебякой, после неудачной попытки похитить из дальней шхеры собачью кость.
Бабушка взяла кота на колени, почесала его круглую глупую голову, и через несколько минут он замурлыкал так, что за ушами затрещало. Под мурлыканье заснули и бабушка, и кот.
Мама и Люда вышли из дома без трех двенадцать. Они, конечно, были совсем готовы уже перед "Временем", но без двадцати двенадцать возникло множество неотложных дел. Люда начала смывать лак с ногтей, мама писать еще одну записку сыну, если он вдруг вернется раньше нее, потом Люде понадобилось в туалет, но туда первой успела мама, ну, еще что-то по мелочи обе позабыли взять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11