.. Вещий Лес с легкостью играющего ребенка превращал размышленья каждого, кто попадал сюда, в саму реальность... Урч, позабывший об их уговоре - думать только о цели пути, оборотился мысленным взором в прошлое. Он позабыл обо всем на свете, купаясь в воспоминаниях, забыл, что каждый, кто живет на Земле, сколько бы лет он ни прожил, должен идти вперед хотя бы в своих мечтах!.. Душа Урча, упоенная памятью о былом, вся погрузившаяся в прошедшее, как будто бы замерла, застыла; и Вещий Лес придал состоянию души Урча соответствующую зримую форму, оборотив его тело в камень... А Огонь Саламандры, прервав игру Вещего Леса, освободил Старого Урча от тяжкого гнета ушедших лет...
Языки огня потемнели и съежились, обуздав свою грозную силу, они походили теперь на ничем не приметный простой костер. Вот только своими оттенками напоминал огонь бездну ночных небес... Не произнеся ни слова, Саламандра перепончатой черной лапой указала друзьям на свою спину, как бы приглашая усесться.
- Но там же огонь! - боязливо воскликнула Ксюн.
- Не бойся, я знаю, что Саламандра гасит огонь холодом своего тела, успокоил ее Скучун и первым забрался на ороговевшую прохладную шею.
Старый Урч и Ксюн примостились сзади, на кожистой, отливающей серебром спине, и Саламандра, выдохнув в огонь заклубившийся пар, ринулась вперед сквозь искрящуюся дымку Вещего Леса, которая при ее приближении вспыхивала то тут, то там всполохами синего пламени.
И вот они оказались перед замшелой избушкой, затерянной в лесных дебрях там, где Кукой с Куторой не смогли устоять перед соблазном ночного отдыха... Мгновение - и объятая пламенем изба провалилась куда-то в тартарары. На ее месте дымилась бездонная яма, а на краю провала стояли трясущиеся от ужаса, еле живые Кукой и Кутора!
Еще мгновенье - и, усаженные Саламандре на хвост, они летели вместе с друзьями сквозь мглистую пелену, прощаясь со своим безмятежным и бездумным детством, которое чуть не оборвалось так трагически...
Миг - и растаял где-то во времени Вещий Лес, заколыхался под ветром зеленый и ласковый подмосковный ельник, на поляне, поросшей папоротником, приютилась знакомая сторожка, а на крыльце стояла самая настоящая бабушка Лена с полуживыми кувшинками в руках!
Тут, конечно, все кинулись обниматься и плакать от счастья, и никто в суетливой радости этой встречи не заметил, что диковинная Саламандра бесследно пропала...
- Ксюн! Моя девочка! - шептала сквозь слезы Елена Петровна. - Ты умница, ты сохранила мои цветы... Одолень-трава протянула между нами невидимые нити, они помогали мне быть рядом с вами и охранять вас своими молитвами...
Внезапно Скучун весь засиял подобно Зеленой Звезде, как будто бы освещенный изнутри лучистым фонариком. Он засветился, - волны ликующей радости, исходящие из его души, на этот раз обладали исцеляющей, благодатной силой. И этот свет, разливаясь вокруг, становился все ярче, все горячей и наконец устремился к великому Древу. Вот уже свет достиг корней, вот он окутал всю крону. И вскоре вокруг все сияло и нежилось, купаясь в волнах светоносной радости!
Как удалось такое нашему Скучу ну, мы не знаем... Это ведомо только ему одному. И конечно, тем всемогущим силам Света, которые незримо присутствуя здесь, помогали творить его таинство...
Когда восхитительный свет воссиял, будто Солнце, Скучун, как подкошенный, рухнул на землю. Наверное, он не выдержал напряжения и чуда, которое сам сотворил... И тотчас над ним распростерла крыла Дева-птица. Она ликовала ведь выбор ее оказался счастливым, и посланный ею Скучун победил! Он победил в этот раз и себя самого - свою слабость, и силы Зла, затомившие Древо - Дух Леса - своею темной, загрязненной энергией...
Маленький житель подземной Москвы оказался могущественнее тех, кому подчиняются черная магия и колдовство. Его вера в высшую Красоту - в силу Света развеяла чары...
Скучун спал глубоким сном и не видел, что происходило вокруг. Ветви Древа окрепли, листочки расправились, разноцветные потоки обняли ствол, виясь вкруг него по спирали, и две мощные струи эфира потекли от исполинского Древа: одна - прямо в небо, другая - под землю. А полное живительной силы, фиолетово-синее русло наконец устремилось к Москве!
Глава VI
Скучун проснулся как от удара. Вскочил.
"Что такое, что?.." - пронеслось у него в голове.
Великое Древо исчезло. И вновь, Скучуна окружал Вещий Лес, клубящийся розовой дымкой.
- Боже мой, Ксюн! Она же одна там осталась... А бедный Урч? А Кук ой с Куторой? Они-то куда пропали... Всех друзей растерял я в пути! А сам сплю себе, видите ли, отдыхаю от великих трудов, тоже мне - спаситель нашелся...
И, не разбирая дороги, Скучун понесся назад, не чуя под собою ног от тяжких предчувствий.
И он волновался не зря.
На знакомой полянке, у ног окаменевшего Урча сидела зареванная Ксюн. Она изо всех сил вцепилась в остатки истерзанных кувшинок, которые старалась вырвать из ее рук какая-то косоглазая женщина. А между ними, пытаясь прикрыть собою Ксюна, маячил легкий призрачный образ бабушки Елены...
Вшестером, как и прежде, шли они по лесу, шли на дачу, домой! А гордый Скучун, боясь расплескать свою радость - свою победу, как будто чувство это было живою водой, летел как на крыльях и улыбался всему вокруг...
На самой опушке Кукой и Кутора стали прощаться. Кукой предложил Куторе остаться с ним в лесу, не возвращаться домой, в Нижний город, разделив его одиночество и философические раздумья о вечном... Так закончилось их путешествие, и теперь на долгие-долгие зимние вечера, что были не за горами, им хватит рассказов о пережитом. Надо сказать, после той жуткой избушки Кукой перестал падать в обморок, а Кутора уже не была больше той смешливой глупышкой, которая ползала по мостовой, изображая Саламандру.... Она теперь старалась помалкивать и жалась к Кукою, лишь изредка опуская кокетливо долу свои огромные доверчивые глаза.
Урч пообещал переговорить с ее матушкой, замолвив за Кукоя словечко, и передать ей приглашение переехать на жительство к молодым в подмосковный лес.
Вот уже маленькие фигурки растаяли в отдалении, а Ксюн все оглядывалась и оглядывалась назад, будто стремилась удержать эти минуты, уже неминуемо ускользавшие в прошлое...
Глава VII
Лес остался позади, за заборами копошились дачники, встречая вступивших на их территорию привычной обыденной суетой. Заботливые хозяева подставляли рогатины под отяжелевшие ветви яблонь, чтобы не обломились они: зрели плоды, близилась осень... И пока блуждали наши герои в Вещем Лесу, не ощущая движения времени, в нашем обыденном мире лето уж миновало.
Ксюн шла, одною рукой уцепившись за бабушку, а другою поддерживая Старого Урча, шла, не глядя на Скучуна... Слезы то и дело выступали у нее на глазах, а она и не старалась их скрыть.
Вот и дача, и скатерть, ухлестанная дождем: уходя, они второпях позабыли ее на веранде. Вот и чашечки белые с золотым окаемом сиротливо нахохлились, опечаленные долгой разлукой.
Убрали, помыли, потом снова накрыли на стол и поели, потом пили чай, заглядывая друг другу в глаза с молчаливым вниманьем. Сидели почти без слов не время было теперь говорить обо всем, да и на ходу не хотелось - устали, замучились все, а впереди еще путь домой...
Вот повернут в замке зажигания ключ, покинутая было машина зафырчала, заохала, тронулась - и поехали! Поворот за дачной околицей, короткая дорога в лесу, выезд на трассу, деревни, поля и - Москва, Москва...
- Скоро осень... - задумчиво проронила Ксюн, глядя в даль. Она сидела рядом с бабушкой на переднем сиденье и рассеянно скользила взглядом по вечереющим в измороси полям. Урч и Скучун уселись рядышком позади и помалкивали - каждый о своем...
Тут Ксюн внезапно расплакалась в голос, да так горько, что Елена Петровна, заглядевшаяся на нее с тревогой, чуть не вылетела на встречную полосу.
- Внученька моя, что с тобой, все же у нас хорошо, все живы-здоровы и достигли цели! Ведь, если я правильно поняла, Дух Леса спасен...
- Не буду я говорить об этом, не хочу и не буду, это все ты, ты! - Ксюн обернулась назад, перегнулась через спинку сиденья и начала яростно колотить кулачками совершенно опешившего Скучуна.
- Ксюн, что ты, да что ты, не надо! - Скучун слабо пытался заслониться от ее внезапного нападения.
- Ксения, ты с ума сошла, прекрати! - Елена Петровна свернула на обочину и резко затормозила. А Ксюн, рыдая в три ручья, вдруг выскочила из машины и бросилась через придорожную канаву в капустное поле. Скучун пустился за нею вдогонку. А бабушка Лена со старым Урчем только руками развели, не понимая в чем дело...
Ксюн, прыгая как коза через кочаны молодой капусты, мчалась к реденькому пролеску, видневшемуся невдалеке. Скучун нагнал ее у первой же хилой рябинки на границе поля.
- Ты что? Ксюн, что с тобой? Ты обиделась на меня? - допытывался расстроенный Скучун. Его шерстка даже поблекла от обиды и недоумения...
- На тебя?! Как бы не так! Да кто ты такой?! - выкрикнула посиневшая от злости Ксюн.
Скучун было попытался погладить ее, но она тут же оттолкнула его лапку и кинулась на пожухлую траву, сотрясаясь от рыданий.
- Ты-ы-ы... - тянула она, размазывая по лицу сопли. - Ты бросил меня-а-а одну та-а-ам в Лесу-у-у! Ты же прекра-а-асно знал, что там со мною могло случиться все что уго-о-одно... И бросил! Меня! Как ты мог, Скучу-у-уша, ты же... я... да как же-э-э...
Скучун застыл над изреванной и несчастной своей подругой, которая уже только мычала невнятно, зашедшись от слез. Сердце его разрывалось.
- Ксюшечка, Ксюн мой, ты послушай, ну послушай, пожалуйста! - успокаивал он ее, ласково гладя по голове и пытаясь осторожно приподнять с земли. - Ты же моя родная совсем, совсем! Ведь, кроме тебя, у меня никого, совсем никого, ты же знаешь...
Девочка понемногу приходила в себя и, наконец, выпрямилась, утерла лицо. Спокойный, ласковый голос Скучуна немного привел ее в чувство, и она стала потихоньку вникать в смысл его слов.
- Ксюн, я не бросил тебя там, вспомни, ты сама ведь не захотела дальше идти. Значит, по-твоему, надо было прервать наш путь, даже не попытавшись спасти Дух Леса? И бросить в беде Москву и нашу Личинку?! Ксюн, ну как же... Выходит, Старый Урч чуть не пропал просто так, не за грош, выходит, и не было у нас той путеводной звезды - нашей цели, ради которой и пустились мы в путь...
- Ах-ах-ах, звезда у него путеводная! Но я-то ведь тоже живая! Разве я не имею такого же права на помощь в беде, как Дух Леса? Получается так: Москву спасать все помчались сломя голову, а чтобы живого человека - меня, например, - так не стоит и беспокоиться...
- Ты с ума сошла, Ксюн, ну зачем ты так зло? Ведь тебя в тот момент не от кого было спасать, и кончилось все хорошо... Урч живой и веселый, а ты... я же просто оставил тебя ненадолго в Лесу, по твоей же просьбе... И не забывал о тебе ни на миг, даже у самого Древа...
- У Древа? Ах, какая мне честь!.. Скучун, а какое там было Древо? - Тут же выглянуло природное ксюшкино любопытство, точно рыженький хвостик из-под платья перерядившейся лисоньки... - Впрочем, меня это больше не интересует. Хватит! Ску-у-уч, Скучу-шенька, ну почему ты оставил меня там, посредине пути! - внезапно опять разрыдалась Ксюн, уткнувшись в пушистый бочок своего друга. - Ну почему я такая слабая, такая трусиха, почему я САМА не спасла его, не дошла даже, а свалилась там, на полянке, как мокрая тряпочка, а, скажи?! - Ксюн, вся в слезах, билась на плече Скучуна, а он, как мог, пытался успокоить ее, готовый вот-вот разреветься сам.
- Скуч, Скучушечка, миленький, ты разве не понимаешь, что я этого себе не прощу и тебе - тебе тоже! - Ксюн вскочила и, топнув ногой, закричала: - Я никогда не прощу тебе того, что ты дошел, а я - нет! - И она понеслась через поле обратно к шоссе. Скучун, конечно же, бросился следом.
Ксюн вылетела на автостраду метрах в двадцати от того места, где стояла их машина, и стала голосовать. Буквально через десять секунд остановился обшарпанный оранжевый "Запорожец", и Ксюн умчалась на нем в Москву, не желая никого видеть, ни с кем разговаривать, одинокая, обиженная на весь свет и прежде всего на себя...
Скучун же еле дотащился до "Жигуленка". Лапы его подкашивались, он даже упал пару раз на капустном поле; пушистый наш победитель не чувствовал уже ничего, кроме вязкой дремотной усталости. На смену подъему всех сил наступил спад, и теперь Скучун мечтал лишь о том, чтобы бухнуться куда-нибудь в уголок, где бы его никто не трогал...
Елена Петровна приняла валидол - ей опять стало плохо, - и втроем они еле-еле добрались до города, так и не сумев догнать шальной "Запорожец".
Вот и центр Москвы, вот и знакомый дворик, с которого начались все московские приключения Скучуна в незабвенную Ночь Полнолуния... Здесь он впервые выбрался на землю, здесь впервые встретил Ксюна и нашел в ней самого настоящего и верного друга! А вот теперь она почему-то не захотела понять ни его, Скучуна, ни себя самое... Понять, чтобы все-все принять и простить. И пойти дальше - и в жизни, и в душе своей - дальше, все выше и выше, туда, где в сердце мерцают звезды...
Скучун чувствовал себя совсем разбитым. Еле шевеля лапками, словно налитыми свинцом, вылез он из машины и, несмотря на настойчивое приглашение Елены Петровны зайти, расстался с ней у подъезда.
Скучун решил вновь вернуться туда, где было ему так хорошо, - в особняк на углу Малой Никитской и Спиридоновки, где впервые открылся ему дар творчества. Он не знал еще, что именно там затаилась от власти Тьмы вновь спасенная им Личинка, что там поджидает его иной, новый путь - та новая жизнь, которая всегда наступает для тех, кто ищет высшую Красоту. Она, это новая жизнь, всегда где-то рядом...
А тем временем Старый Урч, не зная, что Личинка покинула Нижний город, отправился за ней в подземелье. Ведь он все еще оставался ее Хранителем, и никто пока не лишал его этого звания...
А бабушка Елена пришла домой, переобулась, зажгла плиту, поставила чайник и стала ждать внучку. Она уже почти справилась со своим волнением: знала, что для ее Ксюна сейчас самое главное - преодолеть душевный разлад и прийти в себя, а для этого одиночество просто необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19