Звезды, как будто желая получше разглядеть, кто это там шебуршится внизу, спустились, кажется, к самым макушкам деревьев. Подобно театральным софитам, окутывали они лес потоками радужных разноцветных лучей, освещая его сквозь легкую облачную дымку, которая покрывала здесь все, будто завесой...
Дымными клубами неслись воздушные потоки - сиреневые, золотистые, розоватые. Деревья и травы, светясь серебром, стояли как зачарованные в этом цветном тумане; серебряные искорки обрывались с веток звенящими каплями и с волшебным перезвоном танцевали в воздухе, в траве - повсюду! Они вспыхивали прямо под ногами, как перепуганные стрекозы, и с шаловливым звоном уносились кто куда... Многие добирались до самых звезд и сливались с ними, а другие затевали невероятно изысканный кордебалет в дымнокипящем воздушном мареве...
Наши путники, точно во сне, двигались в этом светящемся мире, источающем такие необыкновенные и душистые ароматы, что можно было от счастья потерять голову...
Мир Леса был весь движение, он поминутно изменялся, подчиняясь какому-то скрытому ритму, напоминавшему чье-то дыхание.
Все здесь было ошеломляюще непохоже на обыкновенный лес: перламутровые деревья казались не простыми деревьями, а стрелами, устремленными вверх. Они указывали направление - к звездам! И чудилось, что почва под ними выгибается тетивой, чтобы выпустить звонкие свои стрелы как послания к небесам...
Повсюду на деревьях, на пнях и в траве ползли рогатые улитки, тащившие на спине свою обитель, закрученную в крутую спираль. Снопы звездного света выхватывали их движение из общей картины и превращали улиткины домики в ожившие жемчуга... В этом блистающем мире все дышало, светилось, звенело, взлетало, торжествуя и радуясь таинству жизни! Праздничная, как фейерверк, лесная стихия была пронизана пением, не слышным простому слуху. Мелодия рождалась где-то внутри, в самом сердце того, кто ступал на эту землю - и Урч, и Скучун, и Ксюн одновременно почувствовали это.
И все же Ксюн не испытывала здесь облегчения. Усталость ее, казалось, все возрастала. И как она ни старалась, посторонние раздумья и желания ни в какую не хотели ей подчиниться, они роем теснились в голове и разбредались, как непослушное стадо...
А Старый Урч, ступая в этом звенящем и искрящемся мире, мысленно пребывал в своем прошлом. Окружающая красота, кажется, не только не радовала его, но, напротив, тяжким грузом ложилась на сердце. Он шел, понурый и отяжелевший, вспоминая былые годы, игры с друзьями в далеком детстве, старый дом, и ушедшую давным-давно маму...
Один Скучун был теперь почти уверен, что Дух Леса где-то тут, рядом, и всей душой устремлялся к нему... А Вещий Лес, впустивший пришельцев на свою территорию, указывал им дорогу и склонял перед ними звенящие травы и цветы в одном направлении.
Внезапно изумленная Ксюн увидала, как в воздухе, прямо перед Скучуном, возник печальный и дивный лик, нисколько не похожий на виденные ею доныне лица... Скучун, протягивая к нему дрожащие лапки, ахнул: "Это он!" Но образ тотчас исчез, а через мгновенье появился снова у поваленной навзничь березы с посеребренной корой...
- Ксюн, ты видела? Это он!
- Ты думаешь, мы уже встретились с Духом Леса? Ой, а это что?
Вокруг Ксюна резвился целый рой живых образов: здесь была и она сама, прозрачная и порхающая, и недочитанная ею книжка в голубом переплете, и уютный домашний диванчик, и плед... Дачный фонтан зажурчал у пенечка, блюдо с огромным кусищем запеченного карпа в сметане колыхалось в воздухе за спиной, а жирный-прежирный соседский кот Федор, которого Ксюн обожала, качнулся прямо перед нею на уровне носа, плавно опустился на землю и точно норовистый конь начал скакать то туда, то сюда, распугав всех улиток! Те стали поспешно взбираться на повыше на деревья, чтобы избегнуть встречи с этим диким и невоспитанным животным... Некоторые срывались и шлепались на землю, издавая жалобные звуки. От этого наступившего в Лесу хаоса прерывалось необыкновенное пение, звучавшее в душе наших путников. Потаенный ритм лесной жизни, воплощенный в этом сокровенном пении, начинал давать сбои...
Ксюн, совершенно растерянная, застыла на месте. А Урч... Невозможно даже передать словами то удивление, которое вызывали образы, теснившиеся вокруг него - то были его воплощенные мысли о прошлом. Старый Урч брел в тумане, а вокруг, словно пчелы, вились ожившие воспоминания!
И тогда путешественники догадались, что в этом магическом Лесу каждый из них как бы разрастается и порождает своими помыслами целый мир. Здесь было воочию видно, о чем думает, чем живет всякий, появившийся здесь...
Вокруг Ксюна и Старого Урча метался целый сонм мыслей, превратившихся в зримые образы. Этот мельтешащийся хаос порождал в Лесу сумбур и неразбериху.
Какие-то озабоченные, настырные люди, какие-то дети носились по Лесу, - то были ксюшкины подружки и родственники. Одни из них со злобными лицами тащили куда-то огромные сумки; другие ссорились, размахивая руками и распугивая звенящие серебряные искорки, которые вспархивали с веток и исчезали в клубящемся розоватом тумане. Между всеми этими странными фигурами бегал Лопатоног, - видно, Ксюн подумала и о нем. Он громко топал, играя в салочки, и пытался щелчками сбить с листьев потрясенные, поднявшие испуганный перезвон серебряные огни...
Какой-то толстоватый дяденька - это был ксюшин учитель английского, которому пробежавший мимо Лопатоног наступил очень больно на ногу, напал на него и принялся колотить! А ожившие мысли Урча - его друзья детства из Нижнего города - схлестнулись с котом Федором, грозой улиток! Все они с воем и причитаниями катались по траве, сцепившись в клубок...
Ксюн чуть не плакала, глядя на этот бедлам, который они породили, сами того не желая.
"Какой ужас! - думала она, - наверное мы навредили Лесу... Как тут было спокойно и хорошо до нашего появления! Так нет же, явились, нагрубили, намусорили, глупости напустили всякой... Ах, как стыдно, Боже, как стыдно... - Она перехватила встревоженный взгляд Скучуна. - Выходит, если теперь мы достигнем цели и Скучун произнесет заветное: "Да будет!", то весь сумбур наших мыслей воплотится уже наяву, и Дух Леса насытится этим вместо желанной радости, которая так нужна ему... Но мы же тогда погубим его! Значит, правда, что не всякому можно войти сюда, и мы с Урчем оказались для этого не готовы... То ли дело Скучун! Молодчина какой, у него одна мысль: образ Духа, вон он, мелькает впереди и манит за собой. А мы-то, а мы-то!.."
Ксюн совершенно пала духом, сникла и повесила нос. Скучун, заметив, что она расквасилась, взял подружку за руку и потянул за собой.
- Бабушка! - вдруг что есть сил закричала Ксюн, нарушив обет молчания и вырвавшись от Скучу на. Она кинулась к стайке плакучих ив, полоскавших в сиреневой дымке свои отливающие серебром волосы... Оттуда ей навстречу шла живая-здоровая Елена Петровна и улыбалась!
Ксюн, раскинув объятия, бросилась обнимать свою бабушку, но обняла она... воздух! Сиреневый воздух, на один только миг принявший облик бабушки Лены, который растаял теперь без следа...
- Ну как же, бабушка, миленькая, я подумала, что ты настоящая, а ты... всего лишь мысль моя о тебе! Скучун, это кошмар какой-то, я больше так не могу...
Все плыло у Ксюна перед глазами, то, что творилось вокруг, никак не вмещалось в ее головке. От избытка чувств она вся дрожала, но Скучун, по-прежнему не проронив ни звука, ободряюще улыбнулся ей и повлек за собой.
Глава II
Скучун так беспокоился за Ксюна, что совсем позабыл об Урче, и вдвоем они уходили все дальше, все глубже в Лес, удаляясь от старика, который ничего уж не видел вокруг, оборотившись мысленным взором в прошлое.
Вдруг они услышали его отчаянный крик:
- Идите, идите, не возвращайтесь назад, иначе все пропало... Детишки мои, не думайте обо мне, я как-нибудь... А иначе Дух... - Он не договорил.
Ксюн и Скучун, словно загипнотизированные, замерли на месте.
Лес чудесно мерцал, переливаясь всеми цветами радуги, тихие звезды одаривали его своим светом, а на поляне застыл Старый Урч, превратившийся в окаменевшую статую.
- Ууу-у-урч! - истошно закричала Ксюн. Разрыдавшись, она подбежала к каменному истукану, который еще пять минут назад был живым, замечательным и добрым Урчем. Она обняла изваяние и стала гладить его, будто могла оживить, отдав всю свою нежность...
- Нет-нет, этого не может быть... Неправда! Я не хочу... - лепетала Ксюн, давясь и захлебываясь слезами. - Урч, что с тобой, почему ты окаменел?.. Пожалуйста, ну пожалуйста, Урченька, оживай!
Наконец, колени ее подкосились, и Ксюн медленно сползла на траву, к подножию статуи. Она приникла к окаменевшим ботинкам застывшего Урча и тихонько вздрагивала всем телом. А перед нею как ни в чем не бывало стояла, кутаясь в шаль, невозмутимая бабушка Елена! Рядом с ожившей мыслью о бабушке через мгновенье возник Старый Урч. Он был совсем как живой, напевал что-то себе в усы, щурясь от удовольствия, а баба Лена смеялась и поправляла гребень в прическе... Такими мечтала сейчас их увидеть смятенная Ксюн, она стремилась к ним всей душой, к ним - спокойным и мудрым! А магический Вещий Лес играючи воплощал мысли тех, кому удавалось сюда проникнуть...
- Ксюн, Ксюшечка, милая моя, пойдем, сейчас мы Урчу ничем не поможем... Дух Леса ждет нас, поможем ему, и он оживит нашего бедного Урча...
Но Ксюн, казалось, ничего уже не видела и не слышала. Она все обнимала подножие каменной статуи и твердила, вся красная от слез:
- Никуда я больше не пойду, не зови меня и не трогай, я домой хочу, в Москву, и чтобы бабушка чай заваривала на кухне, а Старый Урч чтобы рядом сидел, тепленький и живой...
- Ксюн, голубушка ты моя, я очень тебя прошу, послушай меня и возьми себя в руки! Совсем ведь немножко осталось, мы почти у цели, я знаю. Спасая Лес, мы спасем и Москву, подумай, твою дорогую Москву! И ее, и Личинку - саму Красоту, разве ты больше не хочешь этого, разве это не самое лучшее, что можно сделать на свете?! Ты ведь уже поняла, что дорога наша сюда - это поиск собственного предназначения... Найди себя, Ксюн, найди свою Красоту!
Скучун говорил и говорил, сумбурно, взволнованно, пытаясь убедить Ксюна продолжать путь. Он просил ее, даже требовал забыть обо всем земном и привычном, как будто его никогда и не было. Теребя и встряхивая ксюшкины руки, безвольно опущенные вдоль тела, Скучун почти кричал ей в лицо:
- Ксюшенька, Ксюн, ты точь-в-точь как тот юноша - вспомни легенду о первоцвете! Ведь он не достиг небес потому, что не смог позабыть о родных, о доме... Вот и ты такая же... Ксюн! Моя хорошая, миленькая, забудь обо всем, забудь о бабушке - вон она, так и витает рядом, так и тянет к себе все твои помыслы... Освободись от этого, ну хоть на время, Ксюн! Забудь, забудь обо всем знакомом, и тогда мы с тобой окажемся там, в ином, высшем мире... Слышишь? Ксюн, ну Ксюн же!..
Но она только рыдала в ответ: "Как же я брошу бабушку? Я хочу к ней, мне не надо" иного мира!" - и цеплялась, дрожа, за венок. Грязный, растребушившийся, некрасивый, он теперь никак не похож был на тот горделивый венец, которым бабушка одарила ее перед тем, как расстаться.
Ксюн сняла с головы венок, прижала к сердцу увядшие цветы и поникла, будто погасла... Заплетающимся языком, словно в забытьи, она прошептала: "Ох, Скучун, не хочу... Ничего не хочу, устала! И не надо мне больше ни Красоты, ни какого-то там предназначенья... Я тут побуду с бабушкой. Она здесь, со мной, она не бросит меня одну. Ты иди, Скучуша, иди, а за меня не волнуйся. Нас же трое, разве не видишь?"
И действительно, воплощенные мысли Ксюна - ее бабушка и Старый Урч - присели на землю рядышком и, склонившись над нею, успокаивали как маленькую, приговаривая и гладя ее ладошки... Тогда наш Скучун поцеловал Ксению в растрепанную макушку и, скрепя сердце, побрел вперед. Он все время думал о ней, и сотканный магическим Лесом образ Ксюна маячил перед ним всю дорогу.
"Это мысли о доме, о привычном уюте, о родных и близких не отпускают ее... размышлял про себя Скучун, бредущий в тумане. - Чуть-чуть не хватило у ней силенок, чтобы преодолеть эту тягу и оторваться душою от каждодневного и такого привычного мира... Наверное, я был не прав, когда заставлял Ксюна преодолеть себя, быть может, ей это вовсе не нужно? Так кто же все-таки прав?.."
"И ты и она!" - услышал он будто в самом себе.
- Но как же так, разве бывает разная правда? - Скучун уже понял, что сам магический Лес отвечает ему.
"Правда и Красота одна, но каждый может вместить только часть ее блеска, что открывается по силам души его..."
И как Скучун ни вопрошал больше мерцающее, дышащее пространство, он ничего уже не услышал.
"Ах, Ксюн, моя маленькая, отдыхай, совсем ведь тебя замучил! - Продолжал он идти вперед, разговаривая мысленно со своею подругой. - Как же таинственна жизнь, как трудно понять ее, и мы не смеем, не смеем... Но так хочется, ужасно хочется проникнуть в тайну! Ты знаешь, я решил - я буду разгадывать эту загадку, идти и идти к ней и ждать, когда откроется высшая, долгожданная Красота! А теперь мне надо найти Дух Леса. Я только отыщу его, Ксюшечка, и сразу вернусь за тобой. Да, - догадался Скучун, бредущий в играющем с ним тумане, - у каждого из нас - свой взлет! Выходит, иной, сокровенный мир пока закрыт для тебя, моя Ксюн, а может быть, никогда не откроется вовсе... Нет, нет, я верю, что ты сумеешь войти в него, пускай не теперь, пусть позже... А я постараюсь всегда быть рядом.
А сам-то, - засомневался вдруг наш герой, тонувший в мерцающей искрами дымке, - уж будто достиг всех высот... Может, я и сам не дойду, может, я вообще иду не туда? Кто знает... Нет, наверное все же туда, иначе мне был бы какой-то знак!"
Скучун, погруженный в себя, шел все дальше и дальше, чутко прислушиваясь к своим ощущениям в надежде не пропустить тайный знак, означающий, что цель близка. Он не заметил свистящих змей, которые выстреливали раздвоенные язычки, подобравшись к нему уже совсем близко. То были воплощенные помыслы Тени - магистра Тьмы...
Леденящее кровь шипение разрушало гармонию лесной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19