- Должен!
- А есть карта, - сказал вдруг Ленька.
Он вытащил из кармана свою затрепанную книжку и открыл ее на той странице, где нарисована была карта с Зеленой Кошки.
Гленарван внимательно рассмотрел карту и сказал:
- Все верно. Мы находимся как раз там, где крестик. Ну и что?
И тут Никита вдруг ясно увидел на карте пристань Глубокий яр, безымянную речку, острый нос "Святителя Михаила" и стрелу, протянувшуюся от него к избушке посреди леса.
- Вот это да! - выдохнул Карпа. - Как же мы сами-то не догадались?
- Откуда это у вас? - спросил Гленарван.
- На Зеленой Кошке этот капитан со скаут-мастером встречались. Он ее на песке начертил. А мы срисовали, - объяснил Ленька.
Гленарван посмотрел на Кожаного и ничего не сказал.
- Хорошая карта, - сказал Кожаный, - нам ее два месяца назад...
Гленарван задумчиво смотрел на солнечное пятно компаса с узорчатой надписью "Святитель Михаил", что валялся на траве. Потом он медленно нагнулся и взял его в руки.
- Компас, - прошептал вдруг Ленька. - Зюйд-зюйд-ост...
- Точно! - Гленарван посмотрел на Леньку и вскочил. - Вот зачем он был им нужен!
Он внимательно рассмотрел шкалу.
- Норд-ост-ост. Три градуса... Катушка зафиксирована, пеленгатор сломан... Стрелка всегда будет указывать направление от избушки на сокровище.
Гленарван посмотрел на свой наручный компас, определил направление и махнул рукой:
- Так идти. Ориентир вон та сухая лемина!
Ленька, который давно все понял, первым скрылся в кустах. За ним нестройной гурьбой бросились остальные.
- А вы, капитан, тоже, я вижу, не прочь поиграть в пиратов и сокровища, - сказал Гленарван арестованному.
Капитан с откровенной злобой взглянул вслед убегающим пионерам и молча отвернулся.
Через несколько минут на весь лес разнесся ликующий Ленькин крик:
- Есть!
Когда Никита подбежал, многими быстрыми руками с захоронки уже был снят толстый верхний слой дерна. Под ним угадывались контуры двух длинных ящиков, завернутых в промасленную ветошь. Их быстро извлекли из ямы. Гленарван откинул металлические защелки и открыл крышки.
- Вот они, ваши сокровища, - сказал он Карпе. - Дорогие побрякушки! Ну как, нравятся?
В первом ящике в ряд лежали английские винтовки. На некоторых стволах видны были не до конца отчищенные следы ржавчины. Во втором оказался пулемет системы "гочкис", патроны и ленты.
- Ну, вот и все, - сказал Гленарван довольно.
Ленька достал записную книжку и нанес на свою карту обозначения.
- На всякий случай, - сказал он, как бы отвечая на вопросительный взгляд Никиты.
Глава 34
ДРУЖБА - ВЕРНОСТЬ И ЧЕСТЬ
- Мы напрямик к причалу, - сказал Кожаный. - У нас там мотор.
- Носильщики, вперед, - скомандовал Володя. - Меняемся через сто метров.
Ящики несли по четыре человека. Шли, растянувшись цепочкой по узкой извилистой тропе. Часто останавливались; меняясь у тяжелых ящиков. Кожаный и Гленарван увели капитана вперед.
Неожиданно быстро тропинка вывела к опушке, с которой распахнулся двинский простор. Совсем близко виден был знакомый косогор и песчаный спуск к пристани.
Когда отряд спустился к причалу, все трое уже сидели в моторке. На длинной веревке к ней привязана была "Эсмеральда-2". Носильщики закатали штаны до колен и втащили ящики на борт.
Гленарван и Кожаный пожали руки Володе.
- Ну спасибо вам, молодцы, разведчики! - крикнул Гленарван. - Вы нам крепко помогли! Еще встретимся.
Гленарван махнул всем рукой и крутанул рукоятку. Мотор затарахтел, выплевывая воду через трубку в борту. Моторка ходко пошла вниз. За ней, высоко задирая нос, послушно подскакивала на мелкой волне пустая "Эсмеральда-2".
- Ну а теперь скорее домой! - сказал Володя. - У дежурных небось вся каша пригорела. После обеда общий сбор.
- Какая повестка? - весело спросил Тодик.
- Обсуждаем личное дело звеньевых Никиты Лепехина и Карпа Шишова, ответил Володя. - А вы как думали?
Тодик ошарашенно уставился на Володю, а у Никиты екнуло сердце.
Ленька поднялся на откос первым и подождал Никиту и Карпу.
- Поговорить надо, - сказал он хмуро. Все трое уселись у знакомого камня.
- Я хотел сказать, - начал Ленька. - Я не буду за вас на этом сборе. Я не могу, ребята...
- Это почему? - удивился Карпа.
- Помните на нашем гербе? Дружба - это верность и честь... Без верности и чести нет дружбы... Ведь это было нечестно плавать тогда ночью... Мы же все дали слово... Понимаете вы меня?
Никита кивнул.
- Ладно, чего там, - сказал Карпа, - за одного битого двух небитых дают!
* * *
Общий сбор проходил бурно. Кричали так, что вороны испуганно взлетали с сосен и носились над ними, истошно каркая, боясь усесться обратно. Некоторые предлагали объявить Никите и Карпе благодарность за героизм и проявленную смекалку. Больше всех горячилась Маняша Уткина.
- Да они же герои! - кричала она, вскакивая с места. - Им грамоту надо за храбрость, а мы их судим... Думаете, им было не страшно? А они поплыли, не побоялись врага...
- Они же слово давали со всеми вместе! - крикнул кто-то сзади. Маняша не слушала.
- Да я бы сама... Да позови они, я бы с ними, не задумываясь... Куда скажут...
- Тебе нельзя было с ними, - раздался тот же голос. - Они небось голышом плыли-то!
Маняша вдруг покраснела так, что у нее на глазах выступили слезы.
- Дурак! - крикнула она и села, спрятав лицо за спинами девчонок.
Когда все откричались, встал Володя и оглядел притихшие, обращенные к нему лица.
- Они, конечно, хорошие ребята, - сказал он. - И судить их нам трудно. Но необходимо. Потому что принятое решение обязательно для всех. А для звеньевых особенно. Предлагаю следующее решение общего собрания лагеря.
Пункт первый: за грубое нарушение дисциплины и решения общего собрания, чтобы не купаться в Двине, Никиту Лепехина и Карпа Шишова из лагеря исключить...
- Ну это уж слишком! - закричали сзади.
- Мы так не согласны!
- Пункт второй, - продолжал Володя. - Учитывая добровольное признание нарушителей дисциплины, а также помощь революционному делу, проявленную при нарушении, считать возможным оставить Никиту Лепехина и Карпа Шишова в лагере, лишив их сроком на неделю звания звеньевых и отправив на это время на кухню чистить картошку. Других предложений нет? Голосуем... Кто за?
Против подняла руку одна только Маняша Уткина. Ленька при голосовании воздержался.
* * *
А грамоту, про которую говорила Маняша, отряд все-таки получил. Это случилось за два дня до отъезда из лагеря.
Когда кончили обедать и дежурные бренчали мисками, складывая их в высокие стопки, неожиданно приехал секретарь губкома Василий Олишев и Николай Демьянович, отец Никиты. Они ушли с Володей в штабную палатку. Через несколько минут Володя выглянул и скомандовал общий сбор. Все пять звеньев выстроились у флага и ждали, что будет дальше. Перед шеренгой стояли трое. Широкоплечий Лепехин-старший в длинной кавалерийской шинели, высокий Олишев в кожаной куртке, перетянутой портупеей, юношески стройный Володя в своей выцветшей на солнце солдатской гимнастерке.
Володя скомандовал "смирно!" и отдал рапорт Олишеву:
- Первый городской на торжественную линейку построен...
Олишев по-военному отдал честь, сделал шаг вперед и сказал:
- Решением губкома РКСМ и губчека за помощь при обезвреживании опасной группы врагов революции и проявленные при этом находчивость и смелость наградить Первый городской отряд юных пионеров города Архангельска почетной грамотой. К защите революционного дела будьте готовы!
- Всегда готовы! - в лад гаркнули пятьдесят звонких глоток.
- Получить грамоту поручается звеньевым Лепехину, Петрову и Шишову, сказал Володя. - Выйти из строя!
Трое чеканным шагом подошли к секретарю горкома.
- Наслышан, наслышан про вас, братья-разбойники, - улыбаясь, сказал Олишев и пожал каждому руку. - Получайте, заслужили!
И он вручил им твердый лист картона с профилем Маркса и Энгельса на фоне красного знамени.
- А вот вам обещанная статья про ваш лагерь, - сказал Николай Демьянович и передал Володе несколько экземпляров газеты "Волна".
Когда линейка закончилась, ребята окружили Олишева. Спрашивали, как будет с пионерской работой, когда начнется школа, много ли новых пионеров в городе, поймали ли тех, кто с капитаном Зыковым прятал оружие.
- А что школа? - отвечал Олишев. - Днем школа, вечером пионерский клуб. Пионеров много, приедете, удивитесь. А про белогвардейскую банду вы уж сами у Глеба спросите.
- Вернемся в город, - сказал Володя, - мы его к нам в клуб приведем обязательно.
Последние два дня лагерь сворачивался. Закапывали ямы, чистили посуду, увязывали палатки. И было немножко грустно расставаться с таким родным косогором, с тихой речкой, с "Берегом спокойствия", где как раз спокойствия-то и не было, но была очень интересная жизнь.
Глава 35
КТО ЖЕ ВЫ, ЛОРД ГЛЕНАРВАН!
Катер ходко шел под острым углом к ветру. Мелкие волны хлюпали под крутым его носом, обдавая брызгами золотые буквы "Будь готов!". Наполненные ветром паруса казались вырезанными из твердого сплава. Красный вымпел на корме торчал на ветру жестким треугольником.
Никита сидел за рулем. У него в ногах, прямо на решетках настила, устроились Ленька и Карпа. На банке перед ними сидели Глеб Степанович и отец Никиты, на носу у кливера разместилась Маняша Уткина.
Без бакенбардов лицо штурмана казалось длиннее и строже. Около рта обозначились вертикальные морщины, и только глаза не изменились, остались прежними цепкими глазами Гленарвана. Отец и Глеб Степанович оживленно разговаривали...
- ...И что же дальше? - спросил Николай Демьянович.
- Механик Федоров был убит наповал. Я видел, как он рухнул за борт. А я промахнулся, - продолжал свой рассказ Глеб Степанович. Ребята слушали его затаив дыхание. - И буквально через секунду раздался взрыв...
- Да, геройское было дело, - сказал Николай Демьянович, - по всему краю до сих пор легенды ходят про этот подвиг.
- В том деле был только один герой, - сказал Глеб Степанович грустно. - Тихий человек, механик Федоров... Я всего месяц прослужил на "Святителе" и совершенно его не знал... Тихий был, незаметный, совсем какой-то штатский...
Наступила тишина. Ветер тревожно гудел в вантах.
- Ну, ну... Рассказывай дальше, - поторопил Николай Демьянович.
- А что дальше? Взрывом меня оглушило и швырнуло за борт... Едва очухался в воде, едва добрался до берега. Шесть дней брел лесами. На станции Плесецкой свалился от истощения и горячки... Подобрала меня местная учительница, добрая душа, и уложила на полати рядом с вами... Помнишь, надеюсь?
- Это отлично помню. Я к тому времени уже начал кое-что соображать... До этого полный провал в памяти, - сказал отец.
- Ну вот. Остальное, стало быть, ты знаешь. В тюрьме я встретил того штабс-капитана. Вот тут-то он и взялся за меня по-настоящему. Помнишь, в каком виде меня приволакивали с допросов? - Отец молча кивнул. - Они все хотели выяснить, с кем у меня в городе связь... Потому и не расстреляли нас тогда у проруби, все надеялись, что заговорю... Вот и все. Фамилия того штабс-капитана, как вы, наверное, уже догадались, была Зыков.
- А здесь-то какими судьбами? - спросил отец.
- Работа такая, - засмеялся Глеб Степанович. - Хотел, понимаешь, снова в море, а вышел мне берег и последняя встреча с капитаном Зыковым... Оставили в городе поработать в ЧК...
- Теперь-то я тебя, конечно, узнал. Кстати, ты не очень изменился с тех пор, - говорил отец.
- Потому я отрастил бакенбарды, чтобы меня труднее было узнать, ответил штурман. - По этой же причине капитан Зыков отрастил бороду и стал носить черную повязку. Хотя, сам понимаешь, узнать его могли немногие. Ведь те, кого он выводил на лед, не возвращались. Оставшись здесь, он почти не рисковал. Не знал он о моем побеге с острова смертников и был уверен, что из тех, кто был на льду, никого в живых не осталось. Да и внешность свою он изменил изрядно.
- Однако ты его распознал? - заметил Николай Демьянович.
- Плохим бы я был чекистом, если бы не распознал врага, да еще такого, который собирался отправить меня под лед вслед за моими товарищами. Кроме того, помогла случайность. Хотя предвиденная случайность перестает быть случайностью. Ведь в бойскаутской дружине я оказался потому, что мы предполагали возможность связи между скаут-мастером и его прежними дружками. Во время интервенции дружина пользовалась покровительством "союзников", то бишь Антанты. Действительно, капитан Зыков решил воспользоваться старым знакомством и назначил свидание скаут-мастеру. На их встречу на Зеленой Кошке мне удалось попасть. Тогда я узнал капитана. Вот только карту на песке прозевал.
Глеб Степанович бросил взгляд на паруса, посмотрел вперед и продолжал:
- Понимаешь, увлекся я работой с ребятами. Очень интересное дело. Знаешь, если бы не море, пошел бы я, пожалуй, к этим огольцам.
Штурман кивнул в сторону ребят, засмеялся.
- Представляешь, оказывается, они в это время тоже меня выследили, но так запутались с Гленарваном и поручиком Любкиным, что ничего не поняли и никому ничего не сказали.
А с оружием они здорово нам помогли. Мы бы без них, пожалуй, и не нашли ничего.
- Тех, которые ящики со "Святителя" везли, поймали? - спросил Карпа.
- А куда они денутся? - засмеялся штурман. - Взяли как миленьких. На явочной квартире в городе. Оружие собирали, ждали, что Антанта вернется...
- Гленарвана выдумал Карпа, - сказал Ленька, - а поручика Любкина выдумал Никита.
- Нет, - сказал отец. - Он его не выдумал. Действительно был поручик. Любкин остался в окопах с расколотой головой, а мы подняли роту и отправились в Питер, к Смольному, в распоряжение штаба революции.
- А потом? - спросил Ленька.
- Потом? - Николай Демьянович снял фуражку, провел ладонью по высокому лбу. - Потом было многое: Западный фронт, Царское Село, наступление Юденича. Северный фронт. Плен. Победа. Встреча с Никитой и вот теперь - с тобой, Глеб. - Лепехин положил руку на плечо штурмана.
Следя за парусами и слегка нажимая на румпель, Никита поглядывал на отца. Лицо его было задумчивым, словно отец видел перед собой трудную свою жизнь. Штурман тоже молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22