бурелом, хворост.
В тот же первый вечер договорились, где вырыть помойные ямы, как сплести из веток крышки для них, как устроить погреб, где вырыть ямы для уборных - в одной стороне для девочек, в другой для мальчиков.
- И нечего смеяться, - сказал Володя. - В нашем деле все должно быть продумано и учтено. Даже в какую сторону ветер чаще дует. И не забудьте у каждой ямы надежно закрепить горизонтальную палку на уровне головы сидящего на корточках человека, чтобы удобно было держаться руками. Помойные ямы и уборные будем закапывать и закладывать дерном, когда наполнятся. И рыть новые. Я это все, между прочим, в бойскаутской книжке вычитал с пользой для дела...
* * *
Как только звуки горна разрывали тишину над "Берегом спокойствия", оживал лагерь. Откидывались полы палаток, летели на мох подушки и одеяла. За ними следом выкатывалась пионерская братва.
Крики и визг девчонок глушили звуки голоса. Птицы умолкали. Испуганная белка стремглав взлетала по стволу сосны и пряталась в хвое.
- Приборочку, приборочку! - поторапливали звеньевые.
- Кто последний, тот без добавки. Каши не дадут! - кричал Карпа.
- Тебе не дашь, как же, все равно выклянчишь! - ворчал, пробегая, Ленька.
Горн звенел, весело выпевая песенку сбора:
- Становись! Становись! На линейку становись!..
Звеньевые дружно подхватывали знакомый сигнал:
- На зарядку становись!
Зарядка на лугу заканчивается построением гимнастической пирамиды. На плечах Никиты, на самой верхотуре, усаживалась маленькая Галинка с красными флажками в руках. Никиту поднимали на плечи четыре самых сильных пионера. Вокруг них звездой рассаживались пять девочек. Галинка немного трусила, но Никита держал крепко. Володя коротко свистит в свисток. Галинка разводит флажки в стороны и говорит:
Раз, два, три,
Пионеры мы!
Володя еще раз свистит, ребята внизу отставляют левые руки и кричат:
За свободу всех народов
Будем биться мы!
Еще один свисток. Ребята поднимают правые ноги, крепче держат Никиту, Галинка тянет флажки вверх, как можно выше, и все вместе заканчивают:
Выше мы поднимем знамя
Вольного труда!
Мы пойдем за комсомолом
Всюду и всегда!
По последнему свистку Володи пирамида распадалась. Никита осторожно подхватывал Галинку и спрыгивал на землю.
- Купаться марш!
Плеск и крики на реке.
Безымянная речка, что текла возле лагеря и метрах в двухстах впадала в Двину, была мелкая, опасности не представляла, но звеньевые всегда купались после всех остальных, такое было правило. На первом сборе отряда единогласно приняли решение: в Двине не купаться ни под каким видом. За нарушение - суровое наказание, вплоть до исключения из лагеря.
Снова горн. Строй перед палатками.
- Смирно! Флаг поднять!
Медленно ползет вверх свернутый флаг. Рывок, и красное полотнище расцветает на фоне зеленых вершин.
Начинается лагерный день. Он будет длиться долго, наполненный до предела множеством увлекательных забот и дел.
Дежурное звено поднимается раньше всех. Они заготавливают дрова, разжигают огонь в самодельной кухонной плите, три раза готовят еду, моют посуду. Но и у свободных звеньев дел достаточно. Одна группа идет в деревню косить и убирать сено. Володя договорился в сельсовете, что за помощь в полевых работах отряду будут давать молоко, вкусный крестьянский хлеб и картошку.
Другая группа отправляется вверх по безымянной речке ловить рыбу бреднем, который раздобыли для пионеров комсомольцы города в клубе водников.
А еще нужно провести занятия по ориентации на местности, обучить новичков разжигать с одной спички костер, ставить палатку, добывать огонь, провести репетицию концерта самодеятельности, который готовит неутомимый Карпа для крестьян соседних деревень.
Ну и конечно, спеть хором песню после ужина у общего лагерного костра под темным небом при треске горящего в вихре искр сушняка.
Комсомольцы из города привозили первые пионерские песни. Очень полюбили ребята бравую "Картошку".
Здравствуй милая картошка!
Тошка-тошка!
Пионеров идеал,
Ал-ал!
Тот не знает наслажденья,
Денья-денья,
Кто картошку не едал,
Ал-ал!
Потом появилась песня про часового. "Немного страшно, немного грустно стоять нам ночью на часах..."
В лесу совище кричит так грозно.
А тени все ползут кругом.
То подойдут к нам осторожно,
То обоймут своим кольцом...
И еще такую пели песню:
Ллойд Джордж треснул Фоша в морду один раз
И уехал в Вашингтон.
А потом снова:
Ллойд Джордж треснул Фоша в морду один раз
И уехал...
Вместо последнего слова нужно было в такт ритму песни дружно хлопать в ладоши. А потом вместо двух последних слов. Потом вместо трех. Кончалась песня при всеобщем молчании. Только звонко хлопали ладони.
Трещал сушняк. Улетали и гасли во тьме искры. На лицах шевелились розовые тени. Сосны вокруг едва слышно шумели под порывами ветра, да с невидимой Двины доносился далекий гудок парохода.
Часть III
ЗАГАДКА "СВЯТИТЕЛЯ МИХАИЛА"
Глава 24
ОГОНЬ НА БОРТУ
Хлопотной оказалась для трех звеньевых лагерная жизнь. Весь день в трудах и заботах. Даже поговорить друг с другом и то некогда.
Только после костра, когда утихала лагерная суета, Никита, Карпа и Ленька могли иногда на полчасика собраться вместе. Так уж повелось, что сходились они на высоком двинском берегу.
Ближе к ночи стихал ветер, умолкал шум древесных вершин, и в воздухе растворялась тишина. Далеко за широким речным простором чернела неровная полоса лесистого берега. Солнце опускалось в сосны за их спинами. Длинные тени деревьев ложились на неподвижную воду - с высоты откоса не видно было течения - и сливались с ней. Солнце добавляло багровой краски к синему цвету леса на том берегу, бросало розовый отблеск на высокие облака. Внизу, под обрывом, быстро становилось совсем темно. Только мрачный силуэт затонувшего парохода долго отпечатывался на темнеющем серебре воды.
Снизу со стороны Архангельска громко шлепал плицами колес рейсовый пароходик "макарка", плавно заворачивал, обходя черный корпус "Святителя Михаила", швартовался к узким доскам причала, выплескивал на берег нескольких пассажиров и, заворачивая на быстрину корму, уходил обратно.
- От ведь! - сказал Карпа. - Когда-нибудь обязательно зацепится за этого утопленника.
- Не зацепится, - сказал Никита. - На Двине капитаны опытные...
- Ребята, вы вчера не заметили, - продолжал Карпа, - а на этом "Святителе" вот в это же время свет горел. Вас еще не было. Я первый пришел и видел. Маленький такой огонек. Мигнет, и нет его.
- То потухнет, то погаснет, - сказал Никита.
- Ладно, не ври, - сказал Ленька.
- А чего мне врать-то, - сказал Карпа. - Сам увидишь. Смотри давай в обе гляделки! Может, он сегодня тоже мигнет.
Все трое уставились в темноту. Тишина была такой, что слышно стало неторопливое журчание воды вдоль борта затонувшего судна. Прошло несколько минут.
- Тьфу ты! - сказал наконец Ленька. - Всегда ты, Карпа, выдумываешь чего-нибудь! Нет там никакого огня. И не было вовсе.
- Был, был! Говорю вам, вчера был, - зашептал Карпа. - Это они нас заметили, потому и не пришли. Боятся, жулики!
- Да кто боится-то? Ты про кого мелешь? - заволновался Ленька.
- Кладоискатели, вот кто! - сказал Карпа. - Они на этом утопленнике золото ищут. Ночью приплывают с фонарем и шуруют там по пустым каютам.
- Да ну тебя! - разозлился Ленька. - Я думал, ты всерьез!
- А я и есть всерьез, - не унимался Карпа. - Надо нам осторожненько понаблюдать. Тут мы их и застукаем. Все клады полагается отдавать государству. Нам валюта во как нужна!
- Тоже мне, Пинкертон, - безнадежно махнул рукой Ленька.
- А может, братцы, это привидения? Души утонувших матросов там бродят? - страшным шепотом процедил Карпа.
- Тьфу! Пионер называется, - разозлился Ленька.
- Но-но! Нельзя ли полегче! Шуток не понимаешь, - обиделся Карпа.
- Да ладно вам, - сказал Никита. - Пора по палаткам.
Словно в ответ, со стороны лагеря Петькин горн пропел отбой. Друзья поднялись, последний раз бросили взгляд на темную пучину, где все еще угадывалась черная тень корпуса, и заспешили в лагерь. Когда они подошли к палаткам, вокруг уже было пусто. Только одинокий часовой медленно вышагивал у флагштока взад-вперед, положив на плечо посох. Из палатки девочек слышалась возня и приглушенное хихиканье.
Еще один лагерный день кончился.
* * *
Утром Никита проснулся рано, задолго до подъема - пришла очередь дежурить "чайкам". На траве лежала седая роса. Стенки палаток от нее казались серебряными.
Быстро развели огонь под кухонными котлами, сушняк был заготовлен накануне дежурными. Девочки из звена имени Розы Люксембург ловко варили кашу, расставляли миски и кружки вдоль длинного стола. Так было заведено, что вместе с дежурным звеном дежурили по четыре девочки. С "чайками" всегда дежурила Маша Уткина. С ней было легко. В ее руках все кипело.
Когда в одном из котлов вкусно забулькала и запахла пшенная каша, а в другом чай, Володя позвал звеньевых в штабную палатку.
- Вот что, орлы, - сказал он, - мне в город нужно мотнуться. Кое-какие дела накопились. Вы уж тут похозяйничайте как следует. Вместо себя оставляю Леню. Вернусь вечером или завтра утром.
Весь день крутился Никита, выполняя многочисленные обязанности дежурного. Только вечером Карпа разыскал его на речке, где "чайки" последний раз домывали посуду после ужина.
- Кончай быстрее, - сказал Карпа. - Опаздываем!
- Куда это? - удивился Никита.
- Как куда? - закричал Карпа. - Вчера же договорились. Кладоискатели! Ты что, забыл?
- Да брось ты, - сказал Никита. - Ерунда все это.
Карпа совсем расстроился.
- Ладно, - сказал Никита, ему стало жалко друга. - Пойдем, чего там. Я сейчас заканчиваю.
"Чайки" быстро нарубили дров - заготовили на следующее утро, сложили их у плиты. И все дежурные дела были закончены.
- Пошли, - заторопился Карпа. - К обрыву подойдем незаметно, а там ляжем в траву, чтобы нас с реки было не видать.
Когда взобрались на косогор, начало смеркаться. Залегли возле большего камня. Отсюда хорошо просматривалась река и оба ее берега. Черный покореженный корпус "Святителя Михаила" был прямо перед ними метрах в трехстах от обрыва.
Точно по расписанию появился "макарка". Долго причаливал к ветхой пристани, пуская из-под лопастей колес маленькие водовороты. Карпа нервничал.
- Вот погоди, - говорил он. - Надо, чтобы "макарка" ушел. Чтобы опустело. Они только тогда появятся. И чего он там возится, "макарка" этот? Причалить не может как следует!
На берег сошел всего один пассажир. Он закинул мешок за спину и торопливо начал взбираться по косогору.
- Да это же Володя! - закричал Никита.
И оба они, забыв о конспирации, вскочили и замахали руками.
- Володя! Володя! К нам!
Володя увидел их фигуры на крутом косогоре, помахал рукой и вскарабкался к ним по песчаному откосу.
- Что, отдыхаем? - сказал он, присаживаясь рядом, и поставил между ног тяжелый солдатский мешок. - А я вот еще лекарства раздобыл. Конфеты-подушечки от комсомольцев чай пить. Какие новости?
- "Красный моряк" занял первое место по разжиганию костра, похвастался Карпа. - А больше никаких.
Посидели, помолчали. "Макарка" изо всех сил шлепал колесами, отворачивая от острого носа "Святителя Михаила".
- Вот интересно, - сказал Карпа, - куда это шел "Святитель Михаил", когда его потопили? И что на нем везли?
- А вы что, разве не знаете истории этого парохода? - удивился Володя. - Ее здесь все местные знают.
- Расскажи, а, - попросил Карпа.
- История простая, но героическая. Когда Архангельск был занят англичанами и образовалось контрреволюционное правительство, коммунисты ушли в подполье. Здесь и дальше в лесах начал действовать рабочий партизанский отряд. К нему присоединились местные крестьяне. Сильный был отряд. Трепал беляков почем зря. Тогда генерал Миллер дал команду уничтожить его во что бы то ни стало. На "Святителя Михаила" загрузили не меньше батальона карателей и юнкеров и повезли. Вот здесь, напротив Черного яра...
Глава 25
ЛЕГЕНДА О ЗАТОНУВШЕЙ КАНОНЕРКЕ
Это красивое железное чудовище сделали специально, чтобы убивать.
Оно долго рождалось в грохоте клепальных молотков и белых огнях сварки. Когда на палубе установили орудийные башни и мачты, пришел священник в блестящей ризе, окропил железную громадину святой водой и осенил крестным знамением. Потом разбили о борт бутылку шампанского, на мгновение окрасив свежую серую краску белой пеной, и хор бородатых мужиков спел "Боже, царя храни". Под это пение чудовище медленно съехало в воду.
Потом на него посадили сорок восемь рабов, которые трудились днем и ночью, чистили палубы и трюмы, смазывали машины, кормили прожорливые пасти котлов черной каменной пищей. И если рабы плохо служили ему, их жестоко наказывали другие рабы, надсмотрщики за теми.
В темном и смрадном его чреве было всегда жарко. Черные от угольной пыли, блестящие от пота, голые по пояс кочегары, не останавливаясь, бросали в открытые дверцы топок тяжелые лопаты каменного угля. В топках гудело синее пламя.
Кочегары, умаявшись, смахивали марлевыми сетками с лиц грязный пот и по очереди прикладывались к носу медного чайника, что висел на веревке, пили подсоленную теплую воду. Потом снова брались за лопаты.
Слабым желтым светом горели под потолком электрические лампы, забранные металлическими решетками. Качались, блестя смазкой, шатуны, тяжело вращали мотыли коленчатого вала, разбрызгивая горячее масло, ритмично щелкал насос.
Изредка звенел машинный телеграф, передавая команду с мостика. Механик совмещал стрелки на круглом циферблате телеграфа, посылая команду машине. При этом менялся ритм работы шатунов и коленчатого вала, то замедляя, то ускоряя их монотонное движение.
У машинной команды всегда была одна и та же изнуряющая работа в жаркой коксовой вони, при тусклом свете ламп. Ритм не менялся от того, шел ли корабль в бой или вез его превосходительство генерал-губернатора в Мезень на освящение нового храма. Только в бою корпус сотрясали гулкие артиллерийские залпы да на лицах замирала напряженная тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22