А вдруг, уговаривала она себя, ему этого тоже хочется? Взять меня за руку у него сейчас не получится, поэтому он, наверное, ждет, что я возьму инициативу на себя.
Но рука лежит ладонью вниз, значит, нельзя считать, что он прямо просит об этом. Келси крепко сжала пальцы, почувствовав, как сильно бьется в них пульс. А что, если я не так поняла его жест? Что, если он отдернет руку, как тогда, в больнице? От этих мыслей ее стали грызть сомнения, и она так и не пошевелилась.
Через минуту, ничего не сказав, он убрал руку.
– Да, я тебе сочувствую, – добавил он более равнодушно. – Наверное, это единственный раз, когда твои орехи в полной безопасности от меня.
Келси смотрела в пустой стол.
– Эх, а я и не сообразила их заказать, – ответила она, стараясь говорить непринужденно, хотя на душе скребли кошки, как будто она упустила свой шанс. Хорошо еще, что он не видит ее глаз.
– Пользуйся случаем, пока не поздно, – поддразнивая, сказал он. – Снимут повязку – тебе не останется ни орешка.
Он пытался говорить весело, спрятать сомнение. Оба они отлично знали, что его зрение – под большим вопросом.
– Могу поспорить, ты не можешь этого дождаться.
– Да, я хитрил и так и эдак, чтобы заставить старика Джеймса поскорее снять бинты, но он же упрямый как осел, говорит, что нужно научиться ждать, – рассмеялся Брэндон и, осторожно нащупав стакан, отпил воды. – Ему все еще кажется, что мне десять лет и я прячу во рту кубики льда, чтобы сбить температуру и пойти играть в бейсбол.
Келси улыбнулась:
– Ты и вправду так делал?
– Семейная легенда. Я помню только, что закинул мяч, пробежал все поле и у самой черты упал, – произнес он конфузливо, но по-мальчишески, с торжеством в голосе. – Температура у меня была сорок, но мы выиграли.
– Боже мой! – в ужасе покачала головой Келси. – Так вот от кого у Джинни такое упрямство.
Брэндон улыбнулся, продолжая играть стаканом, который так и не поставил на стол.
– Ага. По-моему, мы очень похожи. Дуглас всегда говорил, что мы…
Он не договорил фразы. Побледнел и до боли в суставах сжал кулаки.
Келси не знала, что сказать. Вернее, знала, что сказать нечего. И все равно ее мозг продолжал искать сочувственные слова, чтобы успокоить и поддержать его, чтобы увидеть, как смягчается его лицо.
Но если такие слова и существовали, она не могла их произнести. Он сам запретил ей даже упоминать имя Дугласа. Затаив дыхание, она ждала, что будет.
– Извини, – проговорил он, выпустив из рук стакан и проведя рукой по волосам. – Я все еще не верю.
– Знаю, – начала она. Но в это время подошла официантка, на подносе у нее дымились две чашки бульона с распущенным в нем яйцом. Бульон, очевидно, полагался в дополнение к заказанным блюдам. Келси в оцепенении смотрела, как официантка поставила чашки перед каждым из них. Не сказать ли ей, чтобы унесла? Ему с супом не справиться.
Но было уже поздно.
– Недурно пахнет, – заметил Брэндон, улыбнувшись официантке, державшейся так, словно она сама состряпала это экзотическое блюдо, чтобы одарить им Брэндона. Ни с того ни с сего довольное выражение на лице официантки вызвало у Келси страшное раздражение. Черт возьми, это же бульон, самый обыкновенный бульон, а вовсе не пища богов! Она не понимает, что ли, как ему трудно будет это есть?
Но стоило официантке удалиться, а Брэндону с улыбкой повернуться к Келси, как от ее дурного настроения не осталось и следа.
– Давай-давай, – сказал он. – Ешь, пока теплый.
Она колебалась.
– Я не очень проголодалась, – проговорила она, опуская ложку в суп и рассеянно помешивая белые хлопья.
– Ну а я – очень.
Келси посмотрела на него: интересно, как он это сделает?
Он словно прочитал ее мысли.
– Тебе придется помочь мне, – уголком рта улыбнулся он, и она замерла с ложкой, которая показалась ей нестерпимо горячей.
– Как? – почти пискнула она.
– А вот так.
С непринужденной грацией он протянул к ней руку. Она сидела и смотрела, как его рука подбирается все ближе и ближе. И вот она совсем рядом, кожа ощущает тепло. Она не стала помогать ему, не придвинула руки. Он найдет, она в этом не сомневалась.
И он нашел.
Сначала нащупал изгиб локтя, медленно обхватил его пальцами, словно заново изучая контуры, на этот раз исключительно с помощью осязания. Потом пробежал кончиками пальцев по внутренней стороне руки и остановился на кисти, державшей ложку.
У нее заколотилось сердце, она молча смотрела на их соединившиеся руки, похожие на пласты золота – желтый над белым, шершавый над гладким. Не почувствовав ответной реакции, Брэндон сделал движение, будто черпает ложкой.
– Вот так, – повторил он, и рука ее повиновалась, зачерпнув ложкой бульон. А затем, не выпуская ее руки, он направил ложку себе в рот.
Она ошеломленно смотрела, как дернулся у него кадык, когда он проглотил. Потом он медленно отвел ложку от губ.
– Вот так, – сказал он громче, и сердце у нее вдруг бешено застучало: все-таки, наверное, это была пища богов.
Он снова направил ее руку к дымящейся чашке. Но она вырвалась, и ложка со стуком упала на стол.
Брэндон наклонил голову и не пытался поднять ложку.
– И это все, Келси? – все еще с хрипотцой спросил он. – Только попробовал, и уже все?
Освободившись от его руки, она почувствовала, как сердце забилось ровнее. К ней возвращался здравый смысл, но вместе с ним нахлынула и новая волна растерянности.
В общем, ничего особенного не произошло, если оставить в стороне разыгравшееся воображение. Я помогла ему есть суп, как, вероятно, делали Франциска, Джинни, сестры в больнице. Вот и все.
Но если и в самом деле все, почему же тогда я чувствую такую опустошенность?
– Я думала, ты не любишь бульон с яйцом, – виновато произнесла она, зная, что не сможет больше поднести к его рту ни одной ложки.
– По-моему, я никогда этого не говорил. Может, я говорил, что он не принесет мне пользы. Или, может… – он почти зашептал, говорил, что мне не следует увлекаться этим. – Брэндон сделал круговое движение над своей чашкой, чуть не окунув в нее пальцы. – Но мне кажется, я никогда не говорил, что не люблю этого.
Келси посмотрела на него. Играет он со мной или это еще один плод моего воспаленного воображения? Не зная, что и думать, она нахмурилась. Если бы можно было увидеть его глаза! Они могли бы служить переводчиком…
Но на нее безучастно взирали белые бинты, лишая надежды расшифровать туманные фразы. Если в его словах была двусмысленность, то и я предложу ему свою.
– Может, и так, – проговорила она с холодком. – А может, ты забыл, нравится тебе это или нет.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В кабинете Эла Фуллера пахло деньгами. Брэндону не нужно было видеть меблировку, он и так чувствовал, что это не жалкая берлога частного сыщика, как в фильмах Хэмфри Богарта. Во всем офисе работали бесшумные кондиционеры, у конторки секретарши благоухали тонким ароматом свежие цветы, просторное кресло с подголовником, в котором он сидел, приятно пахло новой кожей.
Но все равно здесь ему было не по себе. Ему хотелось снова оказаться с Келси на пристани, чтобы она кормила его бульоном с яйцом, который он до этого даже в рот не брал.
Странно! Совершенно невероятно. Никому другому я не позволил бы кормить себя, скорее умер бы с голоду. Но с Келси все по-другому. Когда она вела меня по пристани, мне не было страшно, я совершенно не стеснялся своего состояния. Было так приятно почувствовать, что она прижалась ко мне…
Но это же естественно. Слепой или зрячий, я остаюсь мужчиной, а любой мужчина захочет прижаться к ней. Но дело не только в этом. Я ей верю. Верю… Слово звучит просто, но на самом деле все не так просто. Когда мне помогает сестра, Грег или Франциска, я все время в напряжении, настороже, непрерывно прощупываю окружение внутренним радаром, все рефлексы на взводе, я никогда ни на кого не полагаюсь полностью. А с Келси забываю об этой изнурительной борьбе за ориентацию в пространстве. Не думаю о кишащих вокруг сотнях людей, не пытаюсь вспомнить, сколько ступеней на причале, не вздрагиваю всякий раз, когда сквозь бинты мелькают дрожащие блики. Никогда не подозревал, что может быть такое доверие.
И это меня совершенно сбивает с толку. Почему на подсознательном уровне я доверяю женщине, которую мое сознание подозревает во всех смертных грехах? Разве можно так доверяться ей, когда знаешь, как, мягко говоря, бессердечно она играла чувствами Дугласа? Когда опасаешься, что она носит его кольцо только из-за банковского счета? Она ведь сама призналась, что ее отец – игрок…
– Здравствуйте, мистер Траерн…
Голос Фуллера раздался прямо у него за спиной, и Брэндон чуть было не подскочил. Частный детектив дотронулся до его руки, не пытаясь пожать ее, и Брэндон был этому рад. Если бы он стал искать руку Фуллера, то выглядел бы смешным, а ему этого очень не хотелось.
– Извините, что заставил ждать.
– Нужно побыстрее закруглиться. Домой меня отвезет Келси, и мне не хотелось бы заставлять ее ждать слишком долго.
– Да, я видел в вестибюле мисс Уиттейкер, – проговорил Фуллер, и Брэндон почему-то догадался, что тот улыбается. – Красивая женщина, верно? Даже слишком красивая. С ней никогда не будет покоя, говорил я вашему брату. Помните старую песню: «Хочешь быть счастливым, женись на уродине»? – Фуллер развязно хохотнул. – Но если бы Дуглас внял моему совету, я бы потерял кучу денег, потому что не нужно было бы организовывать слежку.
У Брэндона невольно сжались кулаки, и пришлось заставить себя не реагировать так бурно. Боже, и как только Дуглас терпел эту жабу?
– Вы сказали, у вас для меня срочный доклад?
– Точно.
С похолодевшим сердцем Брэндон услышал шелест бумаги. Фуллеровские ремарки подтверждали его страхи – доклад будет о Келси. Он с болью вспомнил ее прижавшееся к нему тело и то, с какой осторожностью вела она его по причалу, и все же ему придется выслушать все, что скажет Фуллер. Нужно выяснить, что надежнее: его инстинкт, заставляющий верить Келси, или настораживающие умозаключения.
– Что же, посмотрим.
Снова зашелестели бумаги. Фуллер перелистывал доклад.
– Ну, вводную часть и начало можно пропустить. Возьмем главное. – Он с явным удовольствием поцокал языком. – Так вот, ваш мистер Фарнхэм, кажется, не такой уж благородный американский папаша, как его представляет реклама.
Брэндон вздрогнул.
– Фарнхэм?
– Ну да, а как же. Знаете, «Продукты Фарнхэма», которые «друг вашей семьи» и все такое прочее? Значит, так, создается впечатление, что ваш мистер Фарнхэм, ему пятьдесят три, питает особое пристрастие к двадцатилетним девочкам. К сожалению, нам не удалось раскопать ничего особенного, никаких судебных исков от родителей, никаких замужних женщин или пытавшихся покончить с собой разведенных жен, но все же кое-что вы здесь найдете, чтобы использовать для дела.
У Брэндона закипела кровь.
– Использовать? Для дела? – жестко спросил он.
– Ага, я думаю, можно. – Фуллер медленно перебрал еще несколько бумажек. – По-моему, надо сказать так: мы рискуем, связываясь с компанией, которая того и гляди станет объектом скандала. Он поймет, что вы преувеличиваете, что вам ничего не грозит, но тем не менее вам известны его маленькие шалости. И, скорее всего, проявит во время переговоров больше гибкости.
В душе Брэндона поднялась настоящая буря, ему хотелось схватить Фуллера за галстук и заткнуть фонтан вкрадчивых слов, его тошнило от отвращения к тому, что Дуглас имел дело с таким мерзким типом, он сгорал от стыда, что приехал на эту встречу, и радовался, что доклад не имеет отношения к Келси.
Несколько мгновений он сидел ошарашенный, не в состоянии вообще как-то реагировать.
– Я могу, если пожелаете, прочитать весь доклад, но вот его суть. – Фуллер сбил листы в стопочку на своем столе, несомненно, он был в высшей степени доволен собой. – Ваша заключительная встреча с Фарнхэмом завтра, так ведь? Вот почему я полагал, что вам необходимо услышать этот доклад сегодня.
– Нет, – одними губами проговорил Брэндон. – Нет, я не могу это слушать. И я не понимаю, какого черта мой брат заказывал такой доклад. Я хочу, чтобы вы сожгли его. А если он заказывал и другие, их тоже сожгите.
Воцарилось неловкое молчание, шуршания бумаг уже не было слышно. Фуллер кашлянул.
– «Если», вы сказали? Мистер Траерн, ваш брат получал досье на каждого своего клиента. И на каждого служащего фирмы, до последнего уборщика. Поскольку вы провели столько времени в джунглях, возможно, вы не знаете, что для многих компаний это обычное дело.
– Ну и черт с ним. Это отвратительно. Сожгите их.
– Он просил собирать материалы на каждого учителя в школе, где учится ваша сестра. Фуллер держался натянуто, и Брэндон понимал, что глубоко оскорбил его. – И на каждого соседа в радиусе трех миль.
– Сожгите их, черт побери!
– Могу добавить еще, – продолжал Фуллер подчеркнуто любезно и холодно, – на каждую девушку, с которой вы хоть раз виделись после того, как вам исполнилось девятнадцать лет. Включая и прелестную Келси Уиттейкер.
Брэндон поборол подступившую к горлу тошноту и встал, чтобы легче было взять себя в руки. Кровь бросилась ему в голову.
Двинуть этому мерзавцу или просто повернуться и уйти? Эх, как жаль, что я ничего не вижу, а то раздавил бы этого слизняка!
– Сожгите все досье, – зло повторил Брэндон. – Нет, я вам не доверю этого. Отдайте их мне, я сам сожгу.
Он услышал, как царапнуло пол кресло и Фуллер тоже поднялся. Брэндон знал, что они стоят лицом к лицу в классической позе, как будто готовясь к схватке.
– Боюсь, я не смогу этого сделать, мистер Траерн. – Елейный тон вернулся, но все равно было слышно, что Фуллер кипит от ярости. – Эти документы принадлежали вашему брату, и мне нужно законное основание для передачи их третьему лицу, в том числе и вам.
Брэндон так крепко вцепился в спинку кресла, рядом с которым стоял, что стало больно пальцам. До тех пор пока до этого Фуллера не дошло, как я отношусь к его деятельности, он готов был вывалить передо мной все грязные сплетни, какие только насобирали его люди. Он думал, что я, точно крыса, вместе с ним буду наслаждаться этой мертвечиной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21