Фуркейд повернул голову и взглянул ей в глаза. - Я не хотела этого делать, Ник, но мне бы пришлось.
- Я знаю. Ты женщина строгих убеждений, Туанетта. - Он улыбнулся ей нежно и печально. - И с чем же я остаюсь?
- Я не знаю.
- А я уверен, что знаешь.
Анни не стала с ним спорить. Ник не ошибся. Он был сложным, трудным по характеру человеком. Насколько легче ей было бы вернуться к Эй-Джею, принять то, что он ей предлагает, и жить простой жизнью. Жизнь будет спокойная, но удовлетворения она Анни не даст.
- Ты не слишком легкий человек, Ник.
- Это правда, - признал он, не отводя взгляда. - Но ведь ты поможешь мне с этим справиться, chure! Ведь ты попробуешь?
Он напряженно ждал ее ответа и хотел, чтобы Анни приняла вызов.
- Я не знаю, что есть во мне такого, что я смогу предложить тебе, Туанетта, - негромко признался Фуркейд. - Но мне хотелось бы попытать счастья и выяснить это.
Анни смотрела на него, разглядывала суровые черты лица, темные горящие глаза. Ник Фуркейд был слишком горяч, слишком гоним, слишком одинок. Но Анни отчетливо ощущала, что он именно тот мужчина, которого она ждала. Ее самым большим желанием было дотронуться до него.
- Мне тоже, - прошептала Анни, протягивая руку, преодолевая расстояние между ними, чтобы положить ладонь на его руку. - Если мы партнеры...
Ник повернул руку, и их пальцы переплелись в теплом, крепком пожатии.
- То мы партнеры во всем.
ЭПИЛОГ
Виктор сидел за маленьким столиком в своей комнате, вырезая что-то из бумаги ножницами с тупыми концами. Этот дом не был его родным домом. "Ривервью" - странное место, полное незнакомых ему людей. Некоторые были добры к нему, другие нет.
Здесь была большая лужайка, обсаженная деревьями, ограниченная высокой кирпичной стеной, и красивый сад. Хорошее место, чтобы наблюдать за птицами, хотя их здесь не так много, как было у Виктора дома. В общем, по большей части жизнь Виктора на новом месте текла спокойно и размеренно. Где-то между белым и красным. Серое, решил он. Очень часто Виктор чувствовал себя очень серо. Словно спал с открытыми глазами. Он часто вспоминал о Маркусе, ему так хотелось, чтобы брат не переставал существовать. Он часто думал и о матери.
Мама перестала существовать, сказал ему Ричард Кадроу, хотя Виктор сам этого не видел и не знал наверняка, правда ли это. Иногда ему представлялось, что мать входит к нему в комнату, как она это часто делала, садится к нему на кровать, гладит его по волосам и говорит с ним особым Ночным Голосом.
Напряжение завибрировало в нем на низкой ноте, стоило ему только вспомнить Ночной Голос. Ночной Голос говорил о красных вещах. Ночной Голос говорил о чувствах. Счастлив тот, кто ничего не чувствует.
Любовь, страсть, желание, гнев, ненависть. Их власть очень красная. Люди, к которым они прикасаются, перестают существовать. Как отец. Как мать. Как Маркус. Как Памела.
Иногда Виктору снится та самая ночь. Очень красное. Мама, и в то же время не мама, делает вещи, о которых говорил Ночной Голос. Эти воспоминания парализуют его, как и в ту ночь. Он стоял, окоченев, возле того дома много часов, укрытый темнотой, неспособный ни двигаться, ни говорить. Наконец он вошел внутрь, чтобы посмотреть, что там случилось.
Памела, и в то же время не Памела. Ему не понравилось, как изменилось ее лицо. Медленно он снял с себя маску и прикрыл его.
Любовь, страсть, желание, гнев, ненависть. Эмоции... Им лучше не поддаваться. "Лучше носить маску", - подумал Виктор, надевая только что изготовленную маску на себя и подходя к маленькому окошку взглянуть на мир, раскрашенный яркими красками дня и нежными тенями сумерек.
Ненависть, гнев, желание, страсть, любовь.
Их разделяет только тонкая темная линия.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59