Ты знаешь, что это его рук дело. И я об этом знаю.
- Я понимаю, что Ренар в чем-то виновен, - ответила Анни. - Я знаю, что эта женщина стала его манией. Я верю, что он ее преследовал. Его образ мыслей, то, как он рассуждает, говорит, как выворачивает все по-своему, пугает меня. Наверное, Маркус Ренар мог убить Памелу. Возможно, что он ее все-таки убил. Но, с другой стороны, кто-то попытался убить Линдсей Фолкнер именно тогда, когда она собиралась рассказать мне о чем-то, что могло иметь отношение к гибели ее подруги. А теперь кто-то пытается убить меня, и это явно не Маркус Ренар.
- Держи все концы отдельно, иначе нити запутаются, Туанетта, - резко оборвал ее Ник. - Первое - на свободе разгуливает насильник. Он выбрал Фолкнер, потому что она подходит к его схеме. Второе - у тебя есть личный враг, и это помощник шерифа Маллен. Он хочет тебе отомстить. Допустим, Маллен следил за тобой, доехал до дома Ренара, и это вывело его из себя. Ты не только никого не слушаешь, но еще и вступила в сговор с врагом. Это заставило Маллена переступить черту.
- Может быть, и так, - согласилась Анни. - Или мои попытки раскрыть это дело заставляют кого-то нервничать. Возможно, Линдсей вспомнила что-то такое о Донни и об этих сделках с землей. Ты сам говорил о возможных связях между Донни Бишоном и Дювалем Маркотом, - напомнила она Нику.
- Я рассматривал все варианты и до сих пор уверен, что Памелу убил Ренар.
- Разумеется, ты в этом не сомневаешься. Иначе если Ренар не убийца, то с чем останешься ты? Ангел-мститель, разящий человека без всякой на то причины, превращается в обыкновенного бандита. Наказывать невиновного несправедливо. Если Ренар не преступник, тогда преступник ты.
Именно об этом думал Ник, когда возвращался из Нового Орлеана, а все его тело мучительно болело после побоев, нанесенных головорезами Ди Монти. Что, если, сосредоточившись на Ренаре, он проглядел другие возможности? Какие тогда карты остались у него на руках?
- Так вот что ты думаешь обо мне, Туанетта? Ты считаешь меня преступником?
Анни вздохнула:
- Я уверена, что ты неправильно обошелся с Ренаром. Я всегда хотела верить в законы, но каждый день я вижу, как их нарушают. Иногда мне это нравится, иногда нет. Все зависит от результата. Так кто же я после этого?
- Человек, - ответил Ник, глядя на дождь. - Ливень прекратился.
Он вышел на балкон. Анни пошла за ним босиком по холодным мокрым половицам. На севере небо оставалось черным от грозовых туч, а на юге его бриллиантовой россыпью украсили звезды.
- Что будешь делать с этим парнем в "Кадиллаке"? - спросил Ник. - Ты не заявила в полицию.
- У меня такое чувство, что я только попусту потрачу время. - Анни смахнула воду с перил, закатала рукава халата и оперлась о мокрое дерево. Вряд ли кто из коллег поспешит мне на помощь. И к тому же я не запомнила номера, да и водителя не могу толком описать. Утром я составлю рапорт и проедусь по мастерским, посмотрю, не стоит ли где большая машина с остатками моей краски на боку. Но это все равно что искать иголку в стоге сена.
- А я проверю алиби Маллена, - предложил Ник. - В любом случае пора с ним немного поболтать.
- Спасибо.
- Я виделся со Стоуксом сегодня вечером. Он говорит, что состояние Линдсей Фолкнер стабильно, но она по-прежнему без сознания.
Анни кивнула:
- Вчера они встречались за ленчем. Чез ничего об этом не говорил?
- Нет.
- А обо мне упоминал?
- Сказал, что ты как заноза в заднице. Ты думаешь, Фолкнер могла ему что-нибудь сболтнуть насчет того, что ты копаешь вокруг этого дела?
- Не вижу причины, почему бы ей этого не сделать. Когда я с ней встретилась в воскресенье, Линдсей сообщила мне, что очень скоро увидится со Стоуксом. Ее вовсе не обрадовало то, что я спасла Ренару жизнь. Так что она встретилась со Стоуксом за ленчем и могла что-то рассказать ему о Памеле. А вечером Линдсей позвонила мне с извинениями и просьбой о встрече.
- Отчего такие перемены?
- Не знаю. Вполне вероятно, Стоукс не посчитал ее информацию особенно важной. Но если Фолкнер все-таки упомянула обо мне, то почему Стоукс молчит? - спросила Анни. - Вот этого я понять не могу. Днем он велел мне держаться подальше от его дел, но почему ему было не отправиться прямиком к шерифу? Чез знает, что у меня и без того уже неприятности. У него была возможность добиться моего отстранения от работы. Почему он не воспользовался случаем?
- Но если Стоукс расскажет обо всем Ноблие, милая, то ему самому тоже придется несладко, - пояснил Ник. - Если все будет выглядеть так, что Стоукс плохо работает над этим делом, то шериф его отстранит, тем более что сейчас Чез возглавляет особую группу. А он вовсе не хочет расставаться с делом Памелы Бишон.
- Да... Пожалуй, в этом есть смысл. - Анни встряхнулась, пытаясь избавиться от какого-то странного неприятного ощущения. - Может быть, Линдсей вообще ему ничего не сказала. Полагаю, мне об этом не узнать, пока она не придет в себя. Если Фолкнер вообще очнется. Я очень на это надеюсь. Как бы мне хотелось узнать, о чем она собиралась мне рассказать.
Раздавались привычные ночные звуки - ветер шумел в листве деревьев, где-то плескалась вода, дробные крики ночных цапель доносились с одного из поросших ивняком островков.
Анни казались странными эти долгие мгновения спокойного, мирного молчания между ними, словно они были давними друзьями. А временами воздух между ними начинал буквально потрескивать от напряжения, ярости, сексуальности, подозрений.
- Так вот где ты выросла, - произнес Ник.
- Да. Однажды, лет в восемь, я привязала веревку вот к этому столбику и попыталась спуститься на землю. Я прорвала тент внизу и шлепнулась прямо посреди стола, за которым сидели туристы из Франции.
Ник рассмеялся:
- С самого раннего возраста от тебя одни неприятности.
Его слова вдруг вызвали в памяти Анни образ матери. Она появилась здесь одна, беременная, и так никогда никому и не назвала имени отца своего ребенка. Анни пронзила острая боль, словно капля крови выступила от удара колючки.
Ник заметил, как мгновенно погрустнела Анни, словно дымкой подернулись глаза, и задумался, не в этом ли кроется причина того, что Анни скользит по поверхности жизни, предпочитая не опускаться на глубину. И вдруг ему стало грустно, ведь обычно в Анни горел какой-то удивительный живой огонек. Что привлекло его к этой женщине? Этот яркий внешний блеск или та сила, что таилась пока под спудом?
- А я вырос вон там, - Ник указал в направлении юго-востока. - Тогда это место было центром моей вселенной. Во всяком случае, когда мне было двенадцать.
Анни удивило это признание. Она попыталась представить себе Ника беззаботным мальчишкой, проводящим все время на болотах, но не смогла.
- И как же случилось, что в конце концов ты оказался здесь? - задала она вопрос.
В глазах Ника появилось отстраненное, задумчивое выражение, а голос прозвучал устало:
- Это был долгий путь.
- Честно говоря, я прошлой ночью подумала, что ты при смерти, - с опозданием призналась Анни.
- Разочарована?
- Нет.
- Некоторым это пришлось бы по вкусу. Маркоту, Ренару, Смиту Притчету. - Ник вдруг вспомнил комментарий Стоукса в баре. - А как насчет мистера Дусе из офиса окружного прокурора?
- Эй-Джей? - Анни выглядела удивленной. - А какое он к тебе имеет отношение?
- Какое отношение он имеет к тебе? - спросил Ник. - Поговаривают, что вы с мистером помощником окружного прокурора заодно.
- Ах вот оно что, - протянула Анни, внутренне съеживаясь. - Если бы Эй-Джей знал, что ты здесь, он бы взорвался.
- Из-за того, что я сделал с Ренаром? Или из-за того, чем мы занимались с тобой?
- И из-за первого, и из-за второго.
- Тогда возникает следующий вопрос. У него есть на то причина?
- Он бы ответил на этот вопрос утвердительно.
- Я спрашиваю тебя. - Ник даже дыхание затаил в ожидании ее ответа.
- Нет, - негромко сказала Анни. - Я с ним не сплю, если ты спрашиваешь об этом.
- Именно об этом я и спрашиваю, Туанетта. Я лично делиться не люблю.
- Но это не значит, что это была отличная идея, Ник, - призналась Анни. - Я не хочу сказать, что сожалею о случившемся. Это не так. Но просто... Посмотри на ситуацию, в которой мы оказались. Все и так слишком сложно, и... и... Видишь ли, я так никогда не поступаю...
- Я понимаю, - Ник подошел ближе, положил ей руки на бедра, ему хотелось к ней прикоснуться, предъявить свои права. - Я тоже так не поступаю.
- Мне не следовало спать с тобой. Я...
Он прижал палец к ее губам, заставляя замолчать.
- Это не имеет никакого отношения к расследованию. Это не имеет никакого отношения к случаю с Ренаром. Понятно?
- Но...
- Речь идет о влечении, желании, страсти. Ты почувствовала это еще в тот вечер в баре "У Лаво". И я тоже. Еще до того, как началась вся эта кутерьма. Это две разные вещи. Наши желания теперь живут своей собственной жизнью и никак не зависят от ситуации, в которой мы с тобой оказались. Ты можешь это принять или можешь сказать "нет". Чего тебе хочется, Туанетта?
Анни отодвинулась от него.
- Как, должно быть, приятно, когда так уверен во всем. Знаешь, кто виновен, а кто невиновен. Знаешь, что хочешь ты, что чувствую я. Ты никогда не попадаешь впросак, Ник? Никогда не испытываешь неуверенности? А я испытываю. Ты был прав. Меня накрыло с головой. Еще одна тяжесть на мои плечи, и я никогда больше не смогу глотнуть воздуха.
Она взглянула ему в лицо, пытаясь прочитать его мысли, но Ник оставался бесстрастным.
- Ты хочешь, чтобы я ушел? - спросил он.
- Мне кажется, то, чего я хочу, и что лучше для нас обоих, это две большие разницы.
- Ты хочешь, чтобы я ушел?
- Нет, - в отчаянии выпалила Анни. - Этого я не хочу.
И тогда Ник снова подошел к ней - серьезный, целеустремленный, словно хищник.
- Тогда со всем остальным мы разберемся позже, потому что я уже говорил тебе, я знаю, чего хочу.
Ник поцеловал Анни, и она позволила его уверенности захлестнуть их обоих. Он внес ее обратно в дом, уложил в постель, оставив балкон, как пустую сцену. В тени ночи остался только один зритель.
"Я вижу ее с ним. Она прикасается к нему. Целует его. ШЛЮХА!
Она не знает, что такое верность. Мне следовало бы убить ее.
Любовь, страсть, гнев, ненависть, они набрасываются на меня по очереди, кружатся в кровавом хороводе, обступают меня со всех сторон.
Знаете, иногда мне трудно различать их. Они мне неподвластны. Но они властвуют надо мной. Я жду их приговора. Только время нас рассудит".
ГЛАВА 32
Чернота ночи сменилась глубокой синевой неба на востоке, когда Ник открыл дверь квартиры Анни и вышел на улицу. Он не хотел, чтобы его здесь видели. Именно поэтому Фуркейд оставил машину в четверти мили отсюда на уединенной лодочной станции около дамбы. Если только просочится хотя бы намек на связь между обвиняемым и ключевой свидетельницей в деле о нанесении тяжких телесных повреждений, им обоим придется дорого заплатить.
Ник не стал будить Анни. У него не было ни малейшего желания снова оказаться под градом ее вопросов. Она нуждалась в нем, он хотел ее, это само по себе и совершенно просто, и невероятно сложно.
Ник не желал даже думать о том, как дальше будут развиваться их отношения. И уж совсем ему не хотелось размышлять о том, почему он после долгого воздержания выбрал из всех женщин именно Антуанетту. Весь последний год он потратил на то, чтобы по кусочкам склеить свою жизнь. Ник так выкладывался на работе, что ему больше нечего было предложить другому человеку. Сейчас он бы так не сказал, хотя его снова загнали в угол и над ним нависла угроза не только разрушить карьеру, но и потерять себя самого. И вот, пожалуйста, он увлекся той женщиной, которая обвинила его в преступлении.
Антуанетта, молодая, искренняя, неиспорченная. В нем самом ничего такого не осталось. Так что же это такое было? Неужели ему просто захотелось прикоснуться к чему-то доброму и чистому?
"Ты никогда не попадаешь впросак, Ник? Никогда не испытываешь неуверенности?" - спросила его Анни.
- Каждый день, chure, - прошептал Ник и тронул машину с места.
В телефонном справочнике Байу-Бро значился только один Маллен. К. Маллен-младший жил в обшитом досками доме пятидесятых годов. Лодка и пикап марки "Шевроле" стояли на бетонной площадке перед его воротами.
Ник прошел вдоль стены дома, заглядывая в окна, немытые в этом десятилетии. Все вокруг было завалено хламом - старые покрышки, мотоцикл, ржавая газонокосилка. Позади дома две пятнистые охотничьи собаки, посаженные на цепь, даже не повели глазом в сторону Ника.
Фуркейд постоял у задней двери дома и вошел, замок он открыл без труда. Кухня оказалась убогой крошечной комнатенкой с грязными тарелками на всех свободных поверхностях. Рядом с половиной батона, открытым пакетом картофельных чипсов и тремя пустыми бутылками из-под пива были сложены какие-то железки. Револьвер Маллена в кобуре лежал на стопке старых журналов.
Ник заглянул в шкафчики и в холодильник, достал кастрюльку, масло, яйца. Пока грелась сковородка, Ник разбил яйца в кастрюлю, понюхал пакет с молоком на предмет свежести, налил немного, добавил щепотку соли и перца, потом сбил смесь вилкой. Сковорода удовлетворенно зашипела, когда будущий омлет покрыл ее дно.
- Ни с места!
Ник обернулся через плечо. Маллен стоял на пороге кухни, прижимая к белому рыхлому плечу приклад дробовика.
- Ты собираешься изрешетить меня после того, как кричал на всех углах, что я твой лучший друг? - поинтересовался Ник, помешивая омлет лопаточкой. Вы плохо воспитаны, помощник шерифа.
- Фуркейд? - Маллен опустил ружье и подошел ближе, словно глаза могли его подвести на расстоянии в полтора метра. - Какого черта ты здесь делаешь?
- Лично я готовлю миленький такой завтрак, - спокойно ответил Ник. Твоя кухня - это просто безобразие, Маллен. Знаешь, ведь кухня - душа дома. Как ты содержишь кухню, так ты и со своей душой обращаешься. Оглянись по сторонам. Я бы сказал, что ты абсолютно себя не уважаешь.
Маллен молчал. Он положил дробовик на стол и почесал голову, покрытую редкими сальными волосами.
- Какого...
- Кофе у тебя есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59