.. Подполковник Иванов учил: "на полувыдохе задержать дыхание и плавно нажать второй фалангой указательного пальца на спусковой крючок"...
Он перевел дыхание, сдвинул палец глубже в скобу - и в этот момент резко зазвонил звонок у двери.
Рука дернулась, грохнул выстрел, а Наташа с размаху ударила его по руке пластмассовой хлопалкой.
* * *
Ася ещё не успела отнять палец от кнопки, как в квартире бахнул выстрел.
Я оттолкнул её в сторону и ударил локтем в стекло. Просунул внутрь руку, повернул головку замка и рванул дверь. Куда теперь? А, звонок был справа...
- Направо! - крикнула Аська прямо за спиной.
- Назад, не лезь! За стенку!
Дверь была заперта, я налег плечом, услышал, как затрещала фанера, в квартире тут же раздался второй выстрел, сразу за ним - третий, мне в лицо брызнули щепки от простреленной двери, я шарахнулся в сторону. Еще выстрел - и отчаянно закричала за спиной Ася.
- Шеф, я! - выкрикнул Андрей. - Посмотри Асю!
Я бросился на колени. Ася сидела, привалившись спиной к стенке напротив двери, почему-то без шапки, по правой щеке стекала кровь из раны на голове.
- Больно как! - простонала она.
У меня поплыло перед глазами. Господи, жива!
* * *
Я прижался спиной в угол, вывернул руку с "вальтером" и дважды выстрелил в замок. С развороту долбанул дверь ногой - она распахнулась, оттуда выстрелили ещё раз, и тут мимо меня пролетел шеф. Понизу, рыбкой, с выходом на кувырок.
- Бросай оружие! - завопил я, пригнул голову и рванулся внутрь. Еще ничего не видя, выстрелил вверх. - Руки, гад!
* * *
Он стоял в дверях комнаты прямо напротив входа, в каких-то трех шагах, и я ударил его ногами на выходе из кувырка. Он отлетел в комнату и упал на диван, но оружия не выпустил.
Сзади выстрелил Андрей, посыпалась штукатурка с потолка, Лаврентьев дернулся мне навстречу - и тут у него за спиной промелькнуло что-то черное и ударило по руке с пистолетом. Это задержало его на полсекунды - и мне хватило.
* * *
"Волга" затормозила у подъезда, Казьмин уже на бегу успел заметить две машины - какую-то иномарку и темное "зубило". Лифт оказался наверху, Казьмин чертыхнулся и крикнул:
- Бегом, сто семьдесят первая!
Ткнул в кнопку, вверху загудело. Он и сам мог бы л(том взбежать на седьмой этаж, но все же не так быстро, как молодые, только дорогу им перекрыл бы...
Сверху донесся звук выстрела, ноги на лестнице затопали быстрее. Ударило ещё несколько выстрелов, майор выругался сквозь зубы.
Наконец неторопливо раздвинулись двери лифта, Казьмин впрыгнул в кабину, следом за ним - кто-то из райотдела. Дверь закрылась, кабина пошла кверху. Здоровенный сержант развернулся к дверям с автоматом на изготовку и, не церемонясь, локтем задвинул майора себе за спину, толстую от бронежилета. Лифт еле полз...
На площадке их встретил Воропаев, тяжело переводя дыхание:
- Все уже, Илья Трофимыч...
Дверь направо стояла нараспашку, на полу валялось битое стекло. В тамбуре кто-то из ребят, опустившись на колени, перевязывал голову сидящей на полу женщине. Майор осторожно протиснулся мимо них, шагнул в распахнутую дверь.
В коридорчике лейтенант Новиков вызывал по рации "скорую помощь", объяснял, что нужны три машины. В комнате против двери толпились люди в бронежилетах, на диване, головой к двери, лежала ещё одна женщина в разорванной одежде, кто-то прижимал ей тампоном рану под левой ключицей, пытаясь остановить кровь, второй быстро бинтовал, потом поднял голову:
- Ребята, ещё пакет!
На полу лежал человек в черном пальто, откинув в сторону правую руку, вывернутую под неестественным углом.
- Лаврентьев! - воскликнул майор. - Это вы?
Лаврентьев отвернул голову в сторону. Под глазом у него постепенно наливалась кровью свежая ссадина.
- Товарищ майор! - доложил Корзухин, старший лейтенант из райотдела. Вот эти двое стреляли.
Казьмин повернулся. У стены стояли два человека в кожаных куртках с руками за спиной.
- Я один стрелял, - сказал меньший. - В замок и в потолок.
- А я, увы, не успел, - добавил второй, высокий, худощавый. - Только рукояткой двинул... Илья Трофимыч, что там с Асей?
Казьмин присмотрелся:
- Елки-палки! Колесников! Вы-то как тут оказались?
- С Асей что?! - заорал Колесников.
- Ася?.. Это ваша жена там, в тамбуре? Сейчас...
Вернулся через минуту:
- Кажется, ничего серьезного. Чиркнуло пулей по черепу. В сознании. Ну, так что это вы тут пальбу устроили... э-э... Вадим Андреич?
- Спасательная экспедиция... Чуть не опоздали...
- Успели... Спасибо... - едва слышно донеслось с дивана.
- Молчите, Наташа, вам нельзя разговаривать.
Казьмин повернулся:
- Ожила, дочка? Ну и молодец. Лежи спокойно, сейчас "скорая" приедет.
Снова обернулся к Колесникову, вздохнул:
- Это мы опоздали. Поздно нам дали команду.
- Скажите, пусть снимут наручники. Мы драться не будем.
- И то верно... А парень этот - что, с вами?
- Мой сотрудник и друг, Андрей Сычев. Андрюша, это майор Казьмин, который нас из Дальнего Кута выручил.
Корзухин, покосившись на Казьмина, снял наручники.
Вадим Андреич перевел дух, отлепился от стены.
- Я Асю занесу сюда. Что ж ей там на полу сидеть...
Казьмин покачал головой:
- Не будем пока трогать, пусть сперва врач глянет. Может, контузия, сотрясение... - Поднял глаза, присмотрелся. - Вы бы сами присели, вид у вас...
- Присесть? И в самом деле, что-то ноги не держат... - Колесников опустился на стул, перевел дух. - Вроде и годы небольшие, а прыгать уже тяжело. - Задумался, пробормотал едва слышно "Чернобыль чертов", потом поднял голову: - Говорите, поздно вам команду дали? А кто давал команду, не Кучумов?
Илья Трофимович долго смотрел на него, наконец разлепил губы:
- Отдыхайте, Вадим Андреевич. Сейчас приедет "скорая", отправим женщин и этого... кандидата... А после уж будем разбираться. Нам с вами много ещё толковать придется... про всякое-разное.
Эпилог
До выборов осталось...
Ни в какую больницу я, конечно же, не легла. Еще чего! Понятное дело, для непривычного слуха слова "скальпированная рана", "сотрясение мозга" звучат довольно устрашающе. А значит это всего-навсего, что сотрясенный мозг нужно врачевать усердным лежанием. А скальпированная рана прекрасно лечится швом и перевязками. Что и дома несложно осуществить. Тем более при той заботе, которой меня окружили сразу же мои знакомые, полузнакомые и вовсе незнакомые друзья.
Совершенно незнакомые доктора из чернобыльской клиники делали перевязки, уколами баловала меня Виточка из соседней квартиры (и ворчала: "Инъекции бывают внутривенные и внутримышечные, а внутрикостных не бывает"). Хорошая девочка с золотыми руками. Это все Димка организовал. А Виту привел со словами: "Вот тебе прикольная девушка". И ему неплохо, что я дома. Во всяком случае, гораздо лучше, чем по три раза на дню через весь город возить в больницу корма, белье, медикаменты, шприцы и все прочее.
Короче говоря, я отвалялась дома. За окошком зима нехотя уступала весне. По утрам у нас на балконе пели птички, иногда даже солнышко в комнату заглядывало. Я физически чувствовала, что поправляюсь - как будто медленно выныриваю из темной глубины к свету.
И потом, что ни говори, внимание лечит лучше любых лекарств. То братик Алька с Анжелкой заявятся с цветами. То Алексей от Слона фрукты заморские привез на восьмое марта. (Елки-палки, меня уже внимание Слона радует! Ну все, точно сотрясение мозга. Вавка в головке.) А Надежда - та вообще... Пару раз бородатый Игорь такие сумки доставлял, что страшно делалось. Под предлогом, чтобы я у плиты не стояла. Положим, у плиты хоть так, хоть так стоял Димка... Но - дорого внимание.
Потом стало мне легче, врачи разрешили ходить по квартире. Ну, я и помыла окна - хотя бы изнутри, все-таки не лето. Просто смотреть невмоготу было, такие грязные - у нас же они почти все на улицу выходят. Димка, конечно же, поорал. Но мне показалось, на самом деле он доволен - что меня потянуло на такой подвиг и что после него я чувствую себя нормально.
А потом эскулапы-айболиты вообще сменили гнев на милость. Я стала здоровой... ну, или условно здоровой женщиной, которой разрешается спокойно гулять по улице. Правда, под ручку с Вэ-А.
* * *
Пятнадцатого марта я первый раз вывел Асю на улицу. Уже почти каждый день проглядывало солнце, на нечетной стороне Хазарской тротуар был совсем сухой, только под деревьями у домов кое-где сохранились серые ледяные лепешки. На улице прибавилось людей и машин, мы шли и играли в номера - кто раньше заметит "сорок четыре" или там "девяносто девять". Оказалось, что у меня лучше реакция - быстрее успевал выкрикнуть, когда машина обгоняла, зато у Аськи острее зрение, на встречных машинах она видела номера намного раньше.
Сотрясение у неё все-таки было, но легкое, уже через неделю врачи разрешили вставать и ходить по квартире, а вчера дали полную индульгенцию, хоть и велели не перенапрягаться, не переутомляться и не перепивать. Но эта дуреха успела вымыть окна ещё до того, как ей сказали, что нельзя переутомляться...
У Натальи тоже дело шло на поправку, хотя не так быстро. В четверг мы с Андрюшей заезжали к ней во вторую травматологическую, и она нас встретила в коридоре. Похудевшая, побледневшая, с рукой на перевязи - рука цела, но её подвязывают, чтобы лишний раз не бередить рану под ключицей. Поблагодарила за апельсины, рассказала с усмешкой, что её проведывала Карина. Потом спросила, как себя чувствует Анна Георгиевна, объяснила извиняющимся тоном, что хотела попросить её заехать к ней на Кантемировскую и привезти кое-что из белья. Я было сунулся предлагать свои услуги, но Андрюша сообразил быстрее:
- Наталья Викторовна, вы тут пока с Вадим Андреичем поразговаривайте про погоду, а я сейчас привезу Ксюшу, вы ей все растолкуете!
Он посыпался по лестнице вниз, а мы медленно двинулись вдоль коридора, по старинным кафельным плиткам, сложенным в незамысловатый узор.
Наташа молчала, я развлекал её городскими сплетнями и наблюдениями фенолога-любителя: какие во дворе на деревьях сороки и сойки, а также голуби и горлицы кольчатые (это название я когда-то подцепил у Резника, он, как заядлый турист, в птицах немного разбирался). Наташа вежливо слушала, деликатно поддакивала, но глаза у неё были отстраненные. Рассеянно сказала, что в больничном дворе тоже много птиц и что по утрам её будят синицы стучат клювом по оконной раме. Потом вдруг чуть придержала меня за локоть и спросила:
- А что с Гариком, не знаете?
Я просто опешил от такого вопроса - этот гад её чуть не убил, а она... Попробуй пойми женщин! Но сдержался, не прокомментировал. Сглотнул слюну, перевел дух, как-то ухитрился заговорить нормально. Да и все равно я мало что мог ей сказать. Как-то на очередном допросе Казьмин обмолвился, что Лаврентьев находится в лазарете СИЗО, но, кроме перелома руки, с ним ничего серьезного. Если не считать обвинений в покушении на убийство, соучастии в убийстве и в мошенничестве в особо крупных размерах. И ещё я заметил, что его портреты на предвыборных щитах постепенно исчезают под наслоениями других, более удачливых кандидатов - которые не были уличены в уголовных преступлениях.
В таком примерно духе я и высказался, ограничившись, впрочем, изложением фактов и воздержавшись от комментариев.
Наташа кивнула и вдруг попросила, чтобы я отвел её в палату. Я напомнил, что должен подъехать Андрей со своей девушкой, она ответила, что они её и в палате найдут... На обратном пути неожиданно вздохнула и сказала, что теперь ей не придется уже носить открытых платьев...
Наверное у меня ещё слишком мал семейный стаж - пока что мне доступны не все излучины женского мышления...
* * *
Солнышко... По тротуарам в некоторых местах уже можно ходить асфальт, ни льда, ни луж... Мы гуляли себе неторопливо в сторону центра и беседовали исключительно на нейтральные темы. А с другой стороны, как тут удержишься, когда проходишь мимо щита с предвыборными плакатами, а оттуда замечательный И. Лаврентьев так по-доброму, как дедушка Ленин, щурится.
А я все вспоминаю, какое у него было лицо, когда его мимо меня на носилках уносили. Через боль какой-то звериный азарт виден был, жажда крови... Может, от ощеренных зубов. А может, от слов... Ну, когда он пообещал Димке, что они ещё встретятся на кривой дорожке...
Вот только добрая ленинская улыбка уже почти совсем спряталась под другими плакатами. И сурьезный товарищ Пивень Марксэн Панасович присутствовал, и Лемешко с учебником - такая вся из себя сельская учительница, и даже наш протеже малютка Скуратов. Ну и, само собой, распрекрасный Слон - скромный, но великий ученый. С предвыборным девизом: "Именем народа, на благо народа!". Радетель, мать его...
Но тут Димка увидел мое выражение лица и сразу заговорил о соседском коте и о том, что Веничка надо ветеринару показать, чтоб все в порядке было... И про стивенсовского Лапса, который за зиму приобрел бульдожьи формы и соответствующую наглость рожи. Короче, морочил мне голову. Ну что ж, пришлось делать вид, что я слушаю его, а о недавних событиях уже совсем-совсем не думаю...
Хотя со всеми основными событиями я была уже знакома. Наташа - жива, в больнице, о Гарике своем драгоценном печалится, идиотка. Сам Гарик - в правоохранительных лапах цепких органов. Димка несколько раз давал показания как свидетель. Естественно, теперь Лаврентьев уже никакой не кандидат. Избирательная комиссия от него шарахнулась, как от чумного. Партия зеленых - ещё резвее. Предвыборная кампания продолжается. Политическая реклама по времени на телевидении переплюнула обычную. Наш многострадальный ролик, естественно, не получился (вообще-то кассету нашли при обыске у Лаврентьева, но нам не отдали, приобщили к делу в качестве вещественного доказательства; интересно, что и кому она докажет). Но Аля все-таки сделала майору видеоматериалы. Я их уже видела по телеку, когда доктора разрешили смотреть. Эх, лишили майора смысла жизни, нет больше прохвоста Лаврюги, кого он теперь будет изобличать?.. А так - ну, подумаешь, пара недель... Не так много событий и произошло во внешнем мире..
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51