Ты единственный, кто его видел. Ты ведь его узнаешь?
Хорек его помнил. Этот ублюдок усмехался, когда спускал курок. А потом усмешка исчезла, когда револьвер просто щелкнул. Уж Хорек-то его помнил!
- У нас вообще-то не так много дел, - сказал Куница, зная, как сильно хотел Хорек найти убийцу.
Хотя Шульц с Саймоном все еще обижались, что у них отобрали дело об убийстве, они были в первую очередь полицейскими и рассказали об этой тоненькой ниточке Элу Макки и Мартину Уэлборну.
- У азиатского бандита был телефон студии? Там, наверное, тысячи телефонов, рабочих и личных, - сказал Эл Макки, узнав об этом.
- Я тебе рассказал и все, - сказал Шульц. - Теперь это ваше дело.
- Мы не напрашивались.
- Да знаю я, знаю. - Может они делают еще одну тридцатимиллионную эпическую картину, и он хочет сняться в роли вьетконговца. Может...
- Я тебе рассказал и все, - сказал Шульц.
- Если что-нибудь из этого получится, я замолвлю словечко за Глорию Ла Марр, - сказал Эл Макки, отсылая этим замечанием сердито нахмурившегося Шульца к своему столу.
- Теперь уже знают все! И только потому, что эта баба сидит в тюрьме, - простонал Шульц Саймону, усевшись на место. - Гордон Лидди больше отсидел, а теперь выступает по ТВ!
Это было последней каплей. Гордон Лидди был для Саймона героем. Сравнить Глорию Ла Марр с Гордоном Лидди! Сегодня он возьмет Шульца в спортзал полицейской академии и поставит его на голову в надежде, что еще не поздно вправить ему мозги.
В тот день, когда Саймон в спортзале полицейской академии на борцовском ковре пытался доказать Шульцу, что у того не все дома, Куница с Хорьком внимательно наблюдали за входом в единственный ресторан в том районе, который назвала Виолетта. Он оказался не китайским, а тайским. Они сидели, укрывшись от солнца ковбойскими шляпами, на крыше магазина подержанных вещей на Мелроуз авеню и ели черствые мексиканские лепешки, которые продавал араб в мексиканском ресторане, принадлежащем корейцу.
Эл Макки с Мартином Уэлборном отправились по своим обычным делам, которые включали два нападения с нанесением тяжких телесных повреждений, один семейный конфликт со стрельбой и поножовщину между любовниками-гомосексуалистами. Тот, кого ранили, испытывал больше симпатии к тому, кто ранил, чем к себе, что было вполне обычным делом. Детективы решили не заводить уголовного дела, а дать им возможность разобраться самим - за бутылкой вина и порцией лингвини.
Следующая дверь в тайну убийства Найджела Сент Клера открылась благодаря уличным чудовищам - Бакмору Фиппсу и Гибсону Хэнду.
Бакмор Фиппс был сегодня не в себе, потому что спортивная передача и конкурс красоты начались с выступления президента. Гибсон Хэнд был раздражен, потому что кучка знаменитостей пыталась оставить не у дел его любимую газету "Нейшенл Инкуайерер". В их мире тоже существовали неприятности.
Поэтому им было не до шуток, когда, проезжая в патрульной машине по бульвару Ла Бреа по пути из любимого Гибсоном Хэндом гриль бара, они увидали двух пьяниц, выясняющих отношения на тротуаре в присутствии трех других пьяниц и стонущего бассет-хаунда.
Бравые вояки, которые колотили друг друга куском доски и огрызком свинцовой трубы, даже не заметили, как на черно-белой патрульной машине подкатили копы. Наконец, один из алкашей, сидящих в партере, заметил уличных чудовищ.
- Ого, - сказал он, пихая локтем соседнего алкаша, который пихнул следующего, который пихнул скулящего бассет-хаунда и сказал, - Заткнись ты, собака.
Когда уличные драчуны наконец увидели уличных чудовищ, они побросали оружие и кротко ждали, пока на них наденут наручники. Однако Бакмор Фиппс и Гибсон Хэнд находились за пределами своего участка, а их желудки были наполнены бараниной на ребрышках с гарниром из фасоли. Они и не собирались выходить из машины. Когда крики и драка прекратились, бассет-хаунд заскулил еще сильнее.
- Почему собака так скулит? - лениво спросил Гибсон Хэнд.
- С час назад его сбила машина, - ответил один из алкашей.
- Деревенская собака, - добавил другой. - Я только что привез его с фермы. Он не привык к машинам. Просто стоял и смотрел, как машина его переехала.
- Или пристрелите его, или пусть замолчит, - сказал Гибсон Хэнд.
- Если хотите, сами пристрелите, - сказал алкаш, - потому что минуту назад он прыгал как ни в чем ни бывало. По-моему, ему нравится, что на него все обращают внимание после того, как его переехало.
- А почему вы двое бьете друг друга по головам доской и куском трубы? - утомленно спросил Бакмор Фиппс, а Гибсон Хэнд откинулся на сидение и стал ковырять спичкой в зубах.
- Этот гад пошел за вином и закуской и выпил все сам, - сказал один боец.
Другой сделал ужасную ошибку. Он сказал копам, - Я знаю свои права. Вам я ничего не скажу.
Гибсон Хэнд медленно перекатил голову в сторону Баккмора Фиппса с немым вопросом, не снять ли ему из зажима ружье и не трахнуть ли этого бойца прикладом по тыкве, но затем он решил, что для этого они слишком плотно поели.
Бакмор Фиппс сказал, - Ты! - драчуну, сделавшему роковую ошибку. Залезай в машину. Мы тебя забираем за НСОО.
- А что это такое?
- Нападение со смертельно опасным оружием.
- Смертельно опасным? Еще чего! Я его, гада, только трубой бил!
Гибсон Хэнд догадался, что они не будут арестовывать алкаша ни за НСОО, ни по какой другой причине, потому что, когда пьяница сел в машину, они выехали из города на территорию, находящуюся в юрисдикции окружного шерифа.
Бакмор Фиппс, лениво ведя машину, взглянул на задержанного грубияна и сказал, - Может мы арестуем его просто за пьянство?
- А я не пьяный, - сказал боец, подливая масло в огонь.
- Пусть тебя проверит наш сержант, - сказал Бакмор Фиппс. - Он квалифицированный эксперт. В день выпивает по бутылке. Если он скажет, что ты пьяный, значит ты пьяный, если нет, значит - нет.
Гибсон Хэнд удивился, когда они остановились перед шерифским участком в Западном Голливуде. Бакмор Фиппс старательно измененным почерком написал что-то на листке бумаги. Он тщательно сложил записку, но боец был такой пьяный, что вряд ли что-нибудь разобрал, а после того, как протрезвел, сказал, что не отличил бы тех двух копов от Пата и Паташона.
Бакмор Фиппс сказал, - Возьми записку и свою трубу и отнеси их дежурному. Если сержант скажет, что ты трезвый и отпустит тебя, это его дело. Я написал в записке все, что видел. Мы подождем здесь.
Алкаш шатаясь вывалился на тротуар, заправил рубашку, застегнул ширинку и несколько раз порепетировал трезвую походку. Убедившись, что все в порядке, он заплетающимся зигзагом поднялся по ступенькам в шерифский участок, держа в руке записку и трубу.
Помощник шерифа за столом дежурного читал "Пентхауз" и страшно разозлился, что его прервали. Однако кусок свинцовой трубы в руках вошедшего болвана привлек его внимание. Боец передал записку дежурному и сказал, - Мне срочно надо сержанта.
Дежурный развернул записку. Она гласила: "В этой трубе пластиковая взрывчатка. Мне нужно 20.000 долларов, вертолет, сам шериф заложником, или я разнесу эту поганую забегаловку к чертовой матери".
Уличные чудовища ждали, пока не услыхали испуганные крики, топот бегущих ног и вопли обезумевших помощников шерифа, набросившихся на алкаша с дубинками, и только тогда поехали обратно в Голливуд. Происшествие немного сгладило их настроение.
Но в то время как день Бакмора Фиппса и Гибсона Хэнда немного повернулся к лучшему, Кунице и Хорьку приходилось несладко, если не считать того, что низкие медные облака сделали пребывание на крыше несколько более сносным. Хорек злился, потому что Куница улегся на вентиляционную решетку вздремнуть, подложив под голову вместо подушки свою помятую ковбойскую шляпу.
- Черт возьми, пока ты дрыхнешь, я должен протирать биноклем дырки в глазах, - заныл Хорек.
- Я все равно не смогу узнать этого узкоглазого, даже если увижу его, - пробормотал Куница. - Один из нас может пока отдохнуть.
- По крайней мере, ты мог бы сбегать за пивом, - сказал Хорек.
- Может, если бы ты в тот вечер не выпил три литра пива, ты бы не упал и всадил бы пулю в узкоглазую башку, и мы бы здесь не торчали, - сказал Куница, закрывая глаза и переворачиваясь на другой бок.
Может быть, он был прав. Это усмехающееся лицо... Хорьку захотелось найти старый вьетконговсккий плакат - такой, как он носил в знак протеста против этой войны, пока его самого не призвали в армию. Он повесил бы его в тире вместо мишени. Он бы не пожалел на него пары коробок патронов. Узкоглазый усмехался, когда нажимал на курок прямо в лицо Хорьку.
- Как ты думаешь, где-нибудь еще остались хо-ши-миновские плакаты? спросил он Куницу.
- Позвони Джейн Фонде и спроси, - пробормотал Куница и через несколько секунд захрапел.
Но уличные чудовища не храпели. Они скоро познакомятся с человеком, который встретил судьбу лицом к лицу.
Смена заканчивалась, а они получили какой-то дурацкий вызов о криках. Ничего необычного в криках, особенно в мотеле на бульваре Сансет, который, как все знали, кишел сутенерами и проститутками, и в котором, возможно, никто не провел ночь от начала до конца с тех самых пор, как его построили. Или сменили простыни, раз уж зашла об этом речь.
Когда они подъехали, "скорая помощь" выла еще кварталов за двадцать. Управляющий мотелем, нанятый камбоджиец лет семидесяти, сторожил дверь. Его пятнадцатилетний внук сторожил окно. Внутри комнаты находились два тела одно очень разгоряченное, встревоженное и визжащее, второе остывало с каждой минутой.
- Ну, в чем дело? - вздохнул Бакмор Фиппс, когда оба уличных чудовища лениво покинули патрульную машину, оставив в ней фуражки, но захватив дубинки.
- Кто это орет? - осведомился Гибсон Хэнд.
- Какая-то леди орет, - сказал мальчик. - Мы ее не выпускаем.
- Почему вы ее не выпускаете? - спросил Бакмор Фиппс, рыгая запеченым мясом. И надо же им было отправиться в сафари, в эту негритянскую забегаловку. Его солдатский пищевод и так весь в дырках. Он снова рыгнул.
Мальчик что-то сказал на камбоджийском старику, а потом ответил, Потому что она там убила человека, и мы подумали, что вам захочется с ней поговорить.
- ЧТО ОНА СДЕЛАЛА?- проснулся Гибсон Хэнд.
- Я никого не убивала, - плакала проститутка, когда ее успокоили и усадили в единственное кресло в комнате мотеля.
Стены были зеркальными, потолок тоже. На постели было зеркальное изголовье, а зеркальная дверь вела в ванную. Такая же дверь была у стенного шкафа.
- Прямо как в сказке! - воскликнул Баккмор Фиппс.
- Одно приличное землетрясение, и от тебя останется один фарш, заметил Гибсон Хэнд, глядя на зеркальный потолок.
- Я никого не убивала! - визжала проститутка.
Ей было лет двадцать, и кожа у нее была почти как у белой, обратил внимание Гибсон Хэнд. Она носила шапку курчавых волос, в настоящий момент сильно всклокоченных, и черная тушь струилась у нее из глаз на губы и на грудь, обратил внимание Баккмор Фиппс.
Можно было видеть, что грудь у нее на месте, потому что она была по пояс голой. Она даже не понимала, что единственное прикрытие для ее тела это юбка. Она не сняла юбку, потому что клиент сказал, что ему больше нравится, когда ее задирают. Это напоминало ему времена, когда он мальчишкой заезжал в машине в открытые кинотеатры. Когда девчонки их всегда "задирали" на случай, если вдруг подойдет служащий кинотеатра с фонариком. Поднятые юбки делали его твердым, как мороженый сом, сказал он.
Роланд Уиппл выбрал очень подходящее сравнение с мертвой рыбой, на которую сам стал походить. Он лежал на спине, глядя мертвыми глазами на зеркальный потолок, возвращавший его мертвому взору отражение безжизненной любовной мышцы, которая по странному стечению обстоятельств прекратила действовать с большей неохотой, чем его перегруженная сердечная мышца. Когда она прекратила работать, прекратил и он. И неожиданно. Массивный инфаркт ударил с сейсмической силой. Он пробежал свою последнюю милю со спуртом, достойным восхищения. Когда у него начались конвульсии, проститутку, которая была наверху, подбросило на два фута, и она с мокрым шлепком приземлилась ему на живот.
- А еще что-то говорят о страсти! - воскликнула она. - Господи, да это был настоящий взрыв!
Но Роланд Уиппл так и не услышал аплодисментов. Он испустил дух, как пустые кузнечные мехи. Его последнее дыхание плавало у зеркального потолка. Зеркальное изголовье было влажным от их трудов, но Роланд Уиппл уже затуманил свое последнее зеркало.
- Про парня, ушедшего вот так, можно сказать многое, - произнес Бакмор Фиппс, глядя на труп Роланда Уиппла.
- Теперь мне можно домой? - выла проститутка, все еще в истерике, все еще не понимающая, что ее грудь ничем не прикрыта, и ни один из уличных чудовищ не собирался напоминать ей об этом.
На трупе до сих пор был презерватив. Зеленый, с маленькими красными усиками. Он купил его на бульваре Голливуд в магазине, специализирующимся на порнографических книжках. Девушки от них сходят с ума, сказал продавец.
Перед тем, как началась агония, проститутка хотела сказать ему, что от него у нее такие же ощущения, как от консервного ножа, и поэтому она собиралась взять с него лишних десять долларов.
- Как тебе работается с этими штучками? - спросил проститутку Бакмор Фиппс. - Лично я всегда езжу без седла. Правда, есть риск. Полно...
- Я хочу домой! - выла проститутка. - Я же не виновата, что у него такой оргазм!
- Надо признать, что этот ковбой встретил смерть лицом к лицу, образно говоря, - заметил Гибсон Хэнд.
- Есть много способов умереть намного хуже, - согласился Бакмор Фиппс. - Так умереть не жалко. Совсем как в дуэли на кольтах на улицах Ларедо.
- Я его не убивала, - выла проститутка.
- Ну, каким-то образом, ты в этом участвовала, - сказал Гибсон Хэнд.Но тебя никто не обвиняет.
Затем приехала и уехала "скорая помощь". Санитары кинули взгляд на труп, и один из них сказал, - Надо признать, что он встретил смерть лицом к лицу.
Через пять минут приехали детективы по убийствам, и проститутка оделась и села на заднее сидение машины Эла Макки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29