И выиграла. Все это происходило, когда она была мужчиной. А сейчас, насколько меня это касается, она всего лишь баба высокого роста. - Он помолчал и подумал, как его красотка разжигает остальных старичков в танцзале "Стардаст". - Я признаю, что Глория выглядит необычно. Но все, что тебе следует помнить, это то, что она просто высокая смешная баба. Поэтому поезжай и сажай ее в СБИ.
Лос-анджелесская женская тюрьма Сибил Бренд Инститьют находится высоко над автострадой Сан Бернардино. Полицейские называют ее "Бабская обитель".
Саймон слушал терпеливо, но с обидой. Когда бедный старый Кэл Гринберг закончил, он сказал, - Теперь я сообщу тебе хорошие новости и плохие новости. Хорошие новости: у Глории действительно хороший набор грудей. И ноги - с ума сойти можно. И у нее нет яиц. Плохие новости: ей еще не сделали вторую операцию. И инструмент у нее на месте!
- Ох, - сказал бедный старый Кэл Гринберг. - Ты уверен?
- Уверен? Я, конечно, туда не лазил и не смотрел, но мне сказали тюремщики в Неваде.
- Черт побери, ну зачем она так сделала?
- Зачем? - зашипел Саймон.- Зачем?
- Да, зачем? - пискнул из своего угла Сорро Гарсиа. Бакмор Фиппс с Гибсоном Хэндом тоже не мигая глядели на Саймона. Все требовали ответа.
- Зачем!? - возмутился Саймон. - Я не знаю, зачем. Какого хрена вы ко мне пристали, разве я мог хоть что-нибудь узнать? Шульц в самолете ее монополизировал. Угощал ее всякими "Кровавыми Мэри". Могу спорить, что она сейчас ссыт там томатным соком! Сидя, конечно.
- В женском туалете, - пробормотал бедный старый Кэл Гринберг. Почему Глория не сделала всю операцию сразу? Мясник над операционным столом вдруг обнаружил, что счет не оплачен? Или Глории жалко было с ним расставаться? Или захотела заиметь худшее из обоих полов? "Белые обрывы Довера". "Пенсильвания, шесть- пять- ноль-ноль".
- В "Бабскую обитель" с инструментом не примут, даже если он не работает, - заметил Гибсон Хэнд.
- Это правда, - согласился бедный старый Кэл Гринберг.
- Но если ты посадишь ее с мужиками, то кончится тем, что все сигареты в тюрьме перейдут к ней, - заметил Бакмор Фиппс.
- Это тоже правда, - согласился бедный старый Кэл Гринберг.
Когда Шульц с Глорией Ла Марр возвратились из туалета, она сама решила проблему. Она сказала, что предпочитает мужскую тюрьму, потому что она такая высокая и женщины будут обращать на нее внимание.
- Но Глория, там же полно животных, - воскликнул Шульц, а Саймон решил взять его с собой в полицейскую академию побегать по стадиону, и попариться, и, может, отмутузить его на борцовском ковре, чтобы как следует вправить ему мозги.
Когда за ней приехали полицейские, чтобы забрать в мужскую тюрьму, Глория трепетала, как огромная колибри, и называла Шульца по имени, и обещала, что признает себя виновной в ограблении (которое произошло до ее перехода в противоположный пол), только чтобы не причинять ему дополнительных хлопот. Она тепло пожала Шульцу руку перед тем, как полицейские надели на нее наручники и увели.
- До свидания, Глория, - печально сказал Шульц.
- До свидания, Гюнтер, - застенчиво сказала Глория.
- Знаете что? - заметил Сорро Гарсиа. - Если эти двое поженятся, у них будут дети такие же огромные, как Кинг Конг, почти что.
После того, как Шульц с Саймоном закончили всю бумажную волокиту связанную с Глорией Ла Марр, они были потрясены, когда обнаружили, что до конца смены осталось еще целых три часа. Саймон сказал Шульцу, что пора кончать с этой поганой эффективностью. Она ужасно удлиняет рабочий день.
Но Шульц, обычно не отстававший от Саймона в занудстве, нытье и всевозможных жалобах, был странно спокоен, пока они ехали из Управления обратно в Голливуд.
- В чем дело? Ты думаешь о Глории? - ухмыльнулся Саймон, оторвавшись от дороги и взглянув на напарника.
- Я думаю о деле Биллингса.
- С какой стати ты о нем вспомнил?
- Никак не выходит из головы.
Самуэль Биллингс был хозяином заправочной колонки. Она стояла на отличном месте, прямо на Коул авеню. Шульц с Саймоном его немного знали, потому что в недалеком прошлом расследовали ограбление, когда какой-то добросердечный грабитель лишь обругал да немного помял Биллингса, а не избил его рукояткой пистолета или ногами, не заколол и не застрелил его. Биллингс зарабатывал около двух тысяч в месяц, и орды вооруженных голливудских мародеров, входили в его положение, и не слишком часто отнимали у него выручку. Самуэль Биллингс был примерным отцом, Оптимистом с большой буквы, членом Ассоциации учителей и родителей. Два его сына учились в колледже, он помогал теще и вообще жил припеваючи. Пока не почувствовал себя виноватым за ту удачу, которая ему выпала, но которая была совсем не удачей, а результатом того, что он вкалывал по шестнадцать часов в те дни, когда считал, что отдыхает.
Поэтому он вступил в местное отделение Общества помощи бывшим заключенным и нанял Уилфреда Джеймса Бойля, вышедшего из тюрьмы Соледад шесть месяцев назад и проклинавшего смертельно надоевшую ему черную работу от и до, с копанием в грязи и смазке. Как он может наслаждаться жизнью, если все время надо оплачивать счета за услуги? Или беспокоиться о получении водительских прав? Как он может расслабиться, если надо раз в месяц пересылать деньги квартирной хозяйке? Разве можно спокойно терпеть сам факт того, что надо платить деньги за то, чтобы переслать эти сволочные деньги? А подоходный налог! В этом году (если ему посчастливится не попасть обратно) он впервые должен будет заполнять справку о доходах. Сама мысль об этом наполняла его такой тоской и яростью, что ему хотелось завизжать, и закричать, и побежать прямо по Коул авеню с расстегнутой ширинкой. Или схватить за задницу первую же бабенку, которая войдет и попросит бензина на два с половиной доллара. Или двинуть по роже первому же гомику, который прикатит на велосипеде и попросит накачать шину.
Уилфред Джеймс Бойл расстался со своей занудной рабочей семьей в Тулсе, когда ему исполнилось пятнадцать лет. За последующие восемнадцать он побывал в одиннадцати тюрьмах, и худшая из них, Фолсом, была лучше, чем этот занудный дом на Глендейл, где жил Самуэль Биллингс со своей занудной женой и своими занудными детьми и думал при этом, что он в раю (грязном раю для свиней, по мнению Уилфреда Джеймса Бойля). И здесь у Уилфреда Джеймса Бойля, у человека, патологически не приемлющего общественную мораль, хватило ума, чтобы увидеть то, с его точки зрения, уродство, которым гордятся самуэли биллингсы: совесть. Для Уилфреда Джеймса Бойля это было все равно, что родиться хромым и косым, а Самуэль Биллингс надоедал ему своими нравоучениями, о том, как счастлив человек, у которого она есть.
Как и три четверти рецидивистов с психическими отклонениями, которые проводят большую часть жизни за каменными стенами и колючей проволокой, Уилфред Джеймс Бойл нуждался в своей версии Абсолютного порядка. Который представлялся ему как порядок тюремный. И когда он оказывался во время "отпусков" на улице, то есть жил на свободе между отбытиями наказания, он нуждался в "действии". Отними у меня свободу или дай... "действие". Балдеж. Кураж. Кайф.
Шульц с Саймоном считали, что вначале у него не было намерения стрелять в Самуэля Биллингса. Вероятно он сменил три покрышки, раза четыре заправил масло, помог отрегулировать мотор и сказал, плевать: свой мотор барахлит. Ему нужна разрядка.
Вероятно он кинул взгляд на револьвер 38 калибра, принадлежащий Самуэлю Биллингсу, который тот по глупости держал в запертом шкафу, где хранились масляные фильтры и свечи зажигания. По глупости, потому что даже если Самуэль Биллингс и служил квартирмейстером на Гуаме во время прошлой войны и добросовестно посещал все собрания и съезды Американского легиона, он почти наверняка погиб бы еще раньше, вздумай он затеять перестрелку с добросердечным наркоманом, ограбившим его в последний раз.
Поэтому Шульц с Саймоном думали, что Самуэль Биллингс, перепачканный автосмазкой, с мечтами о куске мяса с картофельным пюре, которым он собирался поужинать, просто не поверил своим глазам, когда вдруг увидел, что Уилфред Джеймс Бойл собирается очистить его сейф и сказать "Прощай, Биллингс".
Вероятно Самуэль Биллингс пытался отговорить грабителя, и даже если Уилфреду Джеймсу Бойлю удалось бы выразить словами свои чувства о жизни в тюрьме и "действии" на свободе, Самуэль Биллингс вряд ли поверил что его преданный помощник, его протеже, его друг сможет причинить ему зло. Поскольку Уилфред Джеймс Бойл изучал жизнь в одиннадцати очень непростых школах, он не собирался рассказывать копам, что произошло в тот день. Но наверное, когда Самуэль Биллингс понял, что убеждения бесполезны, он попытался выхватить револьвер из рук грабителя. Вероятно не для того, чтобы спасти три тысячи долларов, а для того, чтобы спасти молодого человека.
Когда Шульц с Саймоном приехали на место происшествия, деньги вместе с Уилфредом Джеймсом Бойлем ехали по дороге на Тихуану, в Мексику, где через две недели он обнаружил, что когда мексиканские копы ловят грабителя, они кидают его в тюрьму, по сравнению с которой Фолсом кажется отелем "Бель Эр". А если ты застрелишь мексиканского коллегу Самуэля Биллингса, тебе предлагают сигарету, завязывают глаза и ставят лицом к стенке. Поэтому Уилфред Джеймс Бойл снова пересек границу в Сан Диего, ограбил еще одну заправочную станцию, попался в руки дорожного патруля и закончил свое путешествие в лапах Шульца и Саймона.
Револьвер, брошенный Уилфредом Джеймсом Бойлем рядом с умирающим Самуэлем Биллингсом, подобрал первый появившийся на месте преступления полицейский, который любопытства ради открыл и закрыл барабан, что само по себе не было большой бедой, если бы Самуэль Биллингс не скончался через тридцать минут после начала операции. И поэтому Уилфред Джеймс Бойл, будучи единственным свидетелем, утверждал, что хотел лишь ограбить своего работодателя. Босс схватился за револьвер, они начали бороться и произошел случайный выстрел, попавший в живот Самуэлю Биллингсу. Но одну вещь Уилфред Джеймс Бойл в горячке "действия" забыл: старые патроны дали осечку. В барабане оказалось две осечки и одна стреляная гильза. Однако, поскольку первый приехавший полицейский открыл и закрыл барабан, спутав этим порядок стрельбы, Шульцу и Саймону так и не удалось доказать, что Самуэль Биллингс никогда не пытался выстрелить в кошку или крысу (гипотеза защиты), оставив два осечных патрона в барабане. Таким образом, защита уничтожила заявление Шульца и Саймона о том, что Уилфред Джеймс Бойл безжалостно нажал на курок три раза, а три раза - это уже не случайность, Уилфред, малыш.
Но присяжные, по своему обыкновению, поверили рассказу Уилфреда Джеймса Бойля и оправдали его по пункту обвинения в предумышленном убийстве Самуэля Биллингса. И он сторговался с прокурором: признал себя виновным в краже после того, как судья, страдающий старческим слабоумием всего лишь несколько последних лет, согласился, что Самуэль Биллингс вполне мог стрелять из револьвера по крысам на Коул-авеню, даже когда Шульц встал на свидетельское место и стал умолять присяжных поверить, что крысы, ошивающиеся в это время суток на Коул-авеню, не обязательно усатые и лопоухие, чем чуть не вынудил судью тут же прекратить судебное разбирательство.
А ведь раньше именно этим судьей так восхищался Шульц. Он с удовольствием вспоминал, как этот же судья наложил штраф в тысячу долларов на сутенера с бульвара Сансет за то, что тот измордовал свою основную девочку, хотя та появилась в суде и сказала, что иногда ей вроде как нравится это дело, потому что оно ее дисциплинирует. Сутенер тогда усмехнулся, пошаркал туфлями на платформе, расстегнул шикарную вельветовую жилетку и залез в карман стапятидесятидолларовой итальянской рубашки из чистого хлопка со словами: "Черт побери, судья, такие деньги я ношу в карма-а-ане!"
А судья в ответ усмехнулся и сказал: "Теперь залезь в другой карма-а-ан и вынь оттуда 30 дней тюрьмы!"
Но теперь судья маразмировал, и еще один герой Шульца упал лицом в пыль. То, что особенно врезалось в память Шульцу из дела Биллингса, и о чем даже Саймон вспоминал время от времени, - это Самуэль Биллингс, лежащий на полу заправки. Может быть знакомство с ним после предыдущего ограбления заставило их относиться к нему... по-другому. Изо рта у него текла кровь, лицо посерело, но он неотрывно глядел на маленькую дырочку в своем большом животе со страхом и горечью. А потом он посмотрел на Шульца с незаданным Вопросом в глазах.
Шульц по цвету крови определил, что пуля внутри срикошетила и ранение очень серьезное, но он лишь похлопывал хозяина заправки по плечу и отвечал на Вопрос ложью: "Тебе не о чем беспокоиться, Сэм. Да ты завтра же будешь на ногах. Это просто царапина. Да, сэр."
Из головы у Шульца не выходило выражение лица Самуэля Биллингса перед тем, как он потерял сознание. Выражение это говорило: "Ты лжешь."
- Мне не хочется объяснять миссис Биллингс, почему Уилфреда Джеймса Бойля обвинили всего лишь в воровстве, - сказал Шульц. - Я слишком устал.
Саймон бросил взгляд на своего напарника, и тот действительно показался ему усталым. Волосы немного отрасли, и он потерял свой воинственный вид.
- Ты почувствуешь себя лучше после пары стаканчиков в "Сверкающем куполе", - сказал Саймон, съезжая с автострады в полуденный, средней плотности смог.
- Я в последнее время чувствую себя плохо еще потому, что мы не смогли разобраться с делом Найджела Сент Клера. Мне очень не нравится, что у нас его отобрали.
- А меня ничто не заставит плохо себя чувствовать, - сказал Саймон. Ничто. Я все равно получаю деньги два раза в месяц. Тебе просто нужно...
- Мне нужна пенсия, - сказал Шульц. - Жаль, что у меня нет двадцатилетнего стажа. Не знаю, смогу ли я выдержать еще два года.
- Тебе нужно вправить мозги, парень.
- Знаешь, что я прочитал в сегодняшней газете? - сказал Шульц ровным и спокойным голосом. - Алфавитный Террорист на суде защищает сам себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29