Кэролин Рэнделл еще раз поклялась, что Адамс был единственным, кто имел ключ от шкафчика с медикаментами, а старшая медсестра Хелен Стронэк опять подтвердила, что доктор дважды собственноручно в последнюю ночь делал инъекции паральдегида. Скоропалительное изменение завещания в пользу обвиняемого, кремирование тела по его распоряжению - все это было еще раз подтверждено свидетелями. Чтобы завершить портрет местечкового врача-убийцы, королевский прокурор дополнительно предоставил возможность целому хору специально подобранных свидетелей обрисовать образ жизни подсудимого. Два десятка уважаемых граждан Истборна - соседи, пациенты, знакомые доктора - выходили на свидетельское место и рассказывали нелицеприятные вещи о его поведении и профессиональной деятельности. И хотя никто ни слова не сказал по существу дела, все было направлено на то, чтобы убедить присяжных, что этот, такой добродушный на вид, человек вполне способен на приписываемые ему преступления.
И когда поднялся невысокий, невзрачный адвокат обвиняемого, чтобы подвергнуть свидетелей перекрестному допросу, зал загудел. "Какая здесь еще может быть защита?" - спрашивали одни. "Из этих показаний уже ничего не выжмешь", - думали другие. А лицо королевского прокурора Буллера выражало самодовольство и уверенность в победе.
Первые слова Джеффри Лоуренса пока еще не смогли изменить общего настроения. Тихим голосом, почти робко, он попросил присутствующих с пониманием отнестись к его выступлению.
- Я лишь пытаюсь узнать правду. Помогите мне, пожалуйста, в этом, обратился он к свидетелям, чтобы затем исподволь, постоянно извиняясь, заманить их в расставленные им сети.
Первой его жертвой, не заметив этого, стала старшая медсестра Хелен Стронэк, производившая впечатление чопорной старой девы. С подчеркнутой вежливостью Лоуренс спросил ее, не имеют ли обыкновение медсестры, если, конечно, они добросовестно относятся к своей работе, делать во время дежурства записи о всех происшествиях. Стронэк с готовностью подтвердила это, поскольку хотела, чтобы ее считали добросовестной медсестрой.
Лоуренс задал следующий вопрос:
- Вероятно, по ходу лечения умершей миссис Морелл вы тоже делали подобные записи?
Старшая медсестра, не подозревая опасности, подтвердила и это.
Лоуренс продолжал:
- Миссис Стронэк, прошло больше шести лет, как умерла миссис Морелл. Если я сейчас спрошу о подробностях вашей работы у постели больной в последние дни ее жизни и попрошу при этом дать точный ответ, на что вы станете больше полагаться - на вашу память или на записи, которые тогда делали?
Свидетельнице, разумеется, пришлось признать, что записи являются более достоверным источником сведений, чем воспоминания.
- В этой связи еще один, последний, вопрос, - извинился Лоуренс за свою настойчивость. - Если между фактами, которые вы воссоздаете по памяти, и отражением событий в ваших записях будут несоответствия, где в таком случае следует искать истину? В ваших записях или в вашей памяти?
На этот раз медсестра ответила не сразу: теперь она почувствовала подвох. И только после некоторых колебаний, уже не так уверенно, сказала:
- Истиной, видимо, будет то, что я тогда записала.
Как только Лоуренс добился от свидетельницы этого, казалось бы, несущественного признания, он прекратил допрос и извлек из потертого кожаного чемоданчика, в котором носил свои бумаги и завтраки, школьную тетрадь оранжевого цвета. Он раскрыл ее, показал медсестре и спросил:
- Та ли это тетрадь, в которой вы делали записи о работе у постели миссис Морелл?
Хелен Стронэк лишь кивнула головой. Лоуренс вытащил из чемоданчика одну за другой еще семь тетрадей в красных, оранжевых и синих обложках. Оказывается, он раздобыл всю историю болезни миссис Морелл, которую вели медсестры в последние месяцы ее жизни.
Эти восемь ученических тетрадей стали подлинной сенсацией процесса. Главный инспектор Хэннэм, который неделями вел поиски в аптечных архивах, регистрах завещаний и историях болезни, не придал им никакого значения, он даже ни разу не взял тетради в руки, не говоря уже о том, чтобы изучить их. А мало кому известный юрист, занимавшийся до этого лишь гражданскими исками, с их помощью построил такую тактику защиты, которая за несколько дней сделала его самым знаменитым английским адвокатом по уголовным делам. Этими тетрадями он развалил все здание солидно обоснованного обвинения в убийстве. На основании истории болезни Лоуренс неопровержимо доказал, что не только доктор Адамс, но и другие истборнские врачи еще до него назначали миссис Морелл наркотики в таких же дозах. К тому же медикаменты находились не в закрытом шкафу, ключ от которого якобы был только у доктора Адамса, а в открытом, доступном для всех выдвижном ящике стола. И, наконец, не доктор Адамс в роковую ночь сделал последний укол вдове Морелл, а дежурная медсестра Рэнделл. Она собственноручно записала это в истории болезни.
Лоуренс провел также перекрестный допрос душеприказчика вдовы Согноу, который сообщил в свое время Хэннэму о том, что миссис Морелл изменила завещание в пользу доктора Адамса. Согноу вынужден был признать, что эти изменения касались не только Адамса: сестре Рэнделл тоже причиталось триста пятьдесят фунтов стерлингов.
Полностью же подорвать доверие к показаниям медсестер адвокату удалось при помощи следующего приема. После описанного заседания суда Лоуренс поручил частному детективу проследить за женщинами и попытаться подслушать, о чем они будут говорить. На следующий день он представил присяжным заседателям результаты этих "съемок скрытой камерой". Вызванный на свидетельское место детектив показал: "Три свидетельницы по дороге домой подробно обсуждали ход суда и договорились опровергнуть на следующем заседании тот факт, что наркотики хранились в выдвижном ящике стола".
Медсестры, опустив головы, признали справедливость этих слов. В результате их показания потеряли всякую ценность для судебного разбирательства и, в соответствии с британским законодательством, были вычеркнуты из протоколов.
Едва главный инспектор Хэннэм узнал о провале трех своих главных свидетелей, как очередь дошла до него. Со своей обычной, немного старомодной вежливостью защитник Лоуренс попросил его дать показания в качестве свидетеля. Уверенный в себе, с предупредительной улыбкой на лице, Хэннэм поднялся на свидетельское место и благосклонно оглядел переполненный зал.
Адвокат неспешно взял в руки лист бумаги со своими записями, а затем тихо спросил:
- Господин свидетель, я хотел, собственно говоря, задать вам только один вопрос. Не будете ли вы так любезны ответить на него?
Хэннэм был изумлен. Только один вопрос? Да у него были готовы ответы на сотню вопросов. Он хотел рассказать о своем расследовании, о трудностях, с которыми пришлось столкнуться, о деталях предварительного следствия. Поэтому он разочарованно проговорил:
- Пожалуйста, господин адвокат, спрашивайте.
Лоуренс вышел на шаг из-за своего стола, со скучающим видом посмотрел на потолок и спросил:
- Верно ли, господин свидетель, что вы сами добились разрешения на обыск в квартире обвиняемого у истборнского мирового судьи и сами с членом вашей комиссии по расследованию убийств производили обыск?
Занервничавший было главный инспектор облегченно вздохнул. Лоуренс задал вопрос, который его больше всего беспокоил и на который он поэтому мог ответить очень обстоятельно. Ведь именно во время обыска Адамс признался ему, что получил наследство от шестнадцати своих пациенток. Это обстоятельство имело чрезвычайно важное значение при мотивации обвинения.
Хэннэм, сидевший на зеленом кожаном кресле для свидетелей, оживился и, подавшись вперед, ответил:
- Разумеется, я сам произвел обыск. Это может подтвердить вам обвиняемый...
Защитник тут же поднял руку, давая понять, что не нуждается в этом дополнении.
Хэннэму стоило усилий сдержать себя. Ему хотелось рассказывать дальше о том, что произошло на вилле, но поскольку он выступал как свидетель, то должен был дожидаться следующего вопроса адвоката.
Однако Лоуренс больше никаких вопросов задавать не стал. Он поклонился председательствующему и Хэннэму:
- Я очень благодарен вам, господин свидетель. Это все, что мне хотелось узнать.
Хэннэм, судья, прокурор, присяжные заседатели и представители прессы - все в растерянности уставились на защитника, который тем временем вернулся на свое место с видом школьника, правильно ответившего на уроке. Он что, действительно больше ничего не хочет спросить - казалось, было написано на лицах у всех. Лоуренс приветливо глянул на публику и сделал Хэннэму знак, что тот может занять место в зале.
Инспектор в некотором замешательстве последовал этому указанию. Лоуренс поднялся и попросил у председателя разрешения сделать заявление.
- Пожалуйста, прошу вас... - поспешно ответил судья Девлин. Он, как и все остальные, с большим нетерпением ожидал этого.
Прежде чем говорить, адвокат достал из-под стола свой чемоданчик и вынул из него потрепанный том уголовного кодекса. Не торопясь, он отыскал нужный параграф и зачитал его:
- ...Производство обыска разрешается только местным полицейским инстанциям...
Закончив цитировать, Лоуренс передал книгу присяжным для ознакомления, а сам произнес небольшую речь:
- Господин председатель, дамы и господа присяжные заседатели, настоящим я призываю вычеркнуть свидетеля Хэннэма из свидетельских списков. Я хотел бы назвать следующие причины для этого: по закону, обыск в жилище могут производить только местные полицейские органы, в нашем случае - полиция Истборна. Как вы только что слышали от свидетеля, он сам производил обыск у обвиняемого. Однако свидетель, насколько мне известно, является служащим лондонской полиции. Следовательно, он не имел права производить этот обыск и тем самым оказался виновным в нарушении неприкосновенности жилища. Но служащий полиции, который в ходе расследования преступного деяния сам совершает правонарушение, не может выступать перед судом в качестве свидетеля, это делает невозможным вынесение справедливого приговора...
Судья Девлин, опустив голову, наблюдал за присяжными. Они продолжали изучать текст уголовного кодекса, но, похоже, никак не могли прийти к какому-нибудь общему решению. Тогда судья встал, поправил парик и объявил:
- Ввиду наличия правовых оснований требование защиты удовлетворяется. Свидетель Хэннэм не будет более давать показания на суде!
Не сразу до всех участников процесса дошло, что же все-таки произошло: главного инспектора Скотланд-Ярда отстранили от участия в судебном расследовании, как нарушителя закона!
Сутки спустя вечерние лондонские газеты опять уверенно провозгласили: "Судьба доктора Адамса решена. Медэксперт профессор Даутуэйт настаивает на том, что Адамс хотел убить миссис Морелл".
В тот день действительно казалось, что осуждение Адамса неизбежно. Вызванный обвинением в качестве свидетеля доктор Даутуэйт недвусмысленно заявил: "Даже если в основу заключения положить только инъекции, отмеченные в истории болезни, вывод останется прежним: дозы, которые доктор Адамс, согласно записям, назначал миссис Морелл, должны были привести к ее смерти!"
Адвокат Лоуренс поначалу не смог ничего противопоставить этим аргументам. Он предложил прервать перекрестный допрос до следующего дня, чтобы выиграть время и что-нибудь придумать. Никто, правда, не верил, что можно было найти какой-то выход. Поэтому королевский прокурор согласился с предложением защиты. На следующее утро Лоуренс преподнес свой последний сюрприз. Он обратился к суду с ходатайством допросить еще одного эксперта, что в принципе допускалось британским законом и поэтому было разрешено судьей. Адвокат вызвал на свидетельское место доктора Джона Хармэна, главного врача крупной лондонской больницы святого Томаса, научный авторитет которого был не меньшим, чем у профессора Даутуэйта.
- Говорить о смертельной дозе наркотиков, как это делает здесь доктор Даутуэйт, с научной точки зрения бессмысленно, - заявил Хармэн, чем сразу же вызвал повышенный интерес у присяжных заседателей. - Каждый человек на это реагирует по-своему. Для определения абсолютно смертельной дозы потребовались бы эксперименты на людях, что, естественно, недопустимо. Таким образом, сознающий свою ответственность врач никогда не скажет, что та или иная доза наркотика обязательно вызовет смерть человека.
С помощью нескольких веских доводов доктор Хармэн превратил заключение своего именитого коллеги в ненужный клочок бумаги. Более того, он полностью дискредитировал его, когда в заключение с едкой иронией заметил:
- Впрочем, для того чтобы исключить вывод о смерти миссис Морелл от сверхдозы наркотиков, достаточно всего лишь обратиться к медицинской науке. Если бы это было так, то больная умерла бы от паралича дыхательных органов, который характеризуется постепенным сокращением количества вдохов в минуту, вплоть до полного прекращения дыхания. Однако, согласно записям дежурной медсестры, дыхание умирающей не замедлялось, а, наоборот, стремительно учащалось и незадолго до наступления смерти достигло шестидесяти вдохов в минуту.
Показания доктора Хармэна знаменовали собой перелом в ходе процесса. Теперь было все равно, как присяжные станут оценивать оба заключения, главное, что они уже не могли, решая, виновен или невиновен подсудимый, опираться на мнения экспертов, раз те так противоречили друг другу. Им уже нельзя было с полной уверенностью, как того требовал закон, сказать, что доктор Адамс убийца и мошенник, получавший наследства больных обманным путем.
Всего сорок минут потребовалось присяжным заседателям для принятия решения.
Стрелки старинных часов в зале суда показывали одну минуту первого, когда судья Девлин объявил:
- Джон Бодкин Адамс, вы свободны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37