..
Михеев знал: насиловать себя нет смысла, ничего путного не получится. Только изжога -- не исключено, что в буквальном смысле. Лучше сделать вид, что капитулировал.
И, сдав литературу, он отправился гулять. По Арбату, на апрельском солнышке. В конце концов, он пенсионер, имеет полное право.
Глазел на картины, выставленные по обеим сторонам мощеной улочки. Рассматривал витрины антикварных магазинов -- антиквариат его никогда не интересовал. Нарочито долго разглядывал цены, ничего не собираясь покупать.
Нынешний "старый" Арбат на него, выросшего здесь, производил странное впечатление. Он создан словно для того, чтобы специально проявлять пустоты нынешней русской жизни. Страна жила жизнью наоборот -- торговала медалями и орденами, генеральскими мундирами. Гадала по руке, на кофейной гуще, с помощью компьютеров. Разыгрывала в лотереи самое себя, с обещанием вернуть деньги, если не повезет.
Юрий Михайлович остановился перед маленьким скрипачом, мальчонкой не без способностей, собравшим вокруг себя трех-четырех праздных слушателей. В шапку падали редкие бумажки...
Распад страны, Союза, великой державы... А это не подрыв на мине? Распад столь скоротечен, что напоминал взрыв. Все случилось само собой или?.. Всякого рода мин под Союзом во все времена было достаточно, уж кому, как не Михееву знать об этом. Но мины умели распознавать, обезвреживать. На это была воля...
Что же за мина сработала в девяностых? Кем поставлена? Принцип действия?
Мозг снова вильнул в сторону. Слишком сложно. Если принять версию о подрывной деятельности, найдется немало доказательств. Версии тем хороши, что при достаточной настойчивости можно доказать любую. Всякие противоречия можно в конце концов не заметить, посчитать несущественными. Безусловно, к холодной войне страна не была готова. Разворачивались информационные фронты, миллиарды долларов шли на печать и телевидение. Битва шла за души и умы людей.
Ладно, туда и дорога системе, которая отжила свой век. Только жалко Россию, народ. Все опять навалили на него.
Он вернулся мыслями к делу, которое определил для себя, как сверхзадачу. Не может быть, чтобы не нашлось способа заставить кое-кого осознать: не буди лихо, пока оно тихо.
Идеологи управляемых кризисов правы в одном: сегодня время технологий. Лично у него есть возможность организовать, скажем, биржевой кризис? Нет...
А нечто другое?..
Мозг опять ленился. Подкидывал что-то о том, что у него никаких возможностей. А у страны? Прежняя система исчерпала себя. Духовно, интеллектуально, человечески. Новая? Ориентирована на движение в кильватере. Для того, кто работает против России -- хорошее время.
Но кто сказал, что плохое время для тех, кто работает за?..
И вот настал момент, когда проблема не стала казаться непреодолимой. Нет, речь не за всю ивановскую, речь о том, куда двигаться лично ему. Если кризисы -- это столь серьезно, не грех заняться и кризисами.
Это пришло как решение. И душа пришла в равновесие. Даже в приподнятость, после стольких-то беспросветных дней. И мозг откликнулся. Особое состояние, так это, кажется, называется -- у поэтов вдохновение, у мистиков -- откровение...
Вербовка строится на соблазнах. Еще -- на страхе. Страх не его конек, слишком пошло...
Человеку свойственны открытия. У каждого открытия свой масштаб. Суть открытия -- увидеть. Увидев, понять. Поняв, оценить...
Так, так, важно не торопиться, не пережать.
Менталитет. Все в нем... Менталитет американца -- победа любой ценой... Поменяй его -- поменяешь мир... Можно предложить поплывшему клиенту реальные способы решения его проблем... Заставить поплыть. В нужный момент развернуть скатерть-самобранку, удивить, изумить, а потом шепнуть по секрету, что секрет прост...
Как там у великого теоретика? При десяти процентах прибыли капитал оживает, при пятидесяти -- становится активным. При трехстах -- нет такого преступления, на которое бы он не пошел...
Предложить больше...
В этом направлении следовало искать. Михеев повеселел. У него будет проект! Немудреный, простой, и потому -- безукоризненный.
Кто-то сказал, что поэзия это неслыханная простота. Вот именно, неслыханная...
11 сентября 1999 года, Шереметьево-2
Сергей улетал в Штаты. Провожая его, Михеев в последний раз наставлял:
-- Встретишься с человеком, передай привет от Джорджа Робертса. Не думаю, что это его особо порадует, но сотрудничать будет. И на совесть. Изложишь ему следующее. Джордж находится в весьма затруднительном положении, иначе бы не побеспокоил. Он нуждается в друге. Не пережми с этой стороны. Нажимай в другом -- чтобы помог тебе собрать всю информацию по специальным финансовым операциям. Все выше обычного. Пояснишь, что мы имеем в виду.
Чем больше я, Сережа, узнаю об управляемых кризисах -- помнишь разговор? -- тем отчетливей понимаю, насколько это серьезно. Это новый бизнес с огромным рынком. Но и на этом рынке уже тесновато. Другое дело, что игроки разных уровней. Самые серьезные, безусловно, в Штатах. Там команда. Кто ее родители мы пока с тобой не знаем. Но скорее всего, с одной стороны, какая-то серьезная финансовая империя. С другой, думаю, -- государство, в лице какой-нибудь службы. При всей американской инициативе и самонадеянности ни одна финансовая акула не рванется в атаку, не согласовав своих аппетитов с властями. Как и наоборот.
Словом, твой контактер достаточно опытный и информированный человек, чтобы нащупать это осиное гнездо. Дай мне это гнездышко в лицах и мы найдем, как предъявить счет за нокдаун, в который они нас послали.
-- Не слишком ли много на себя берем?
-- Я не верю в коллективный разум...
-- Один в поле не воин.
-- Сережа, -- засмеялся Михеев. -- Сколько раз тебе говорить, живи над стереотипами. Кто сказал, что мы сироты? Ладно, давай обнимемся. Посадка заканчивается. Ни пуха...
За стеклянной стеной в это же время шел на взлет частный самолет. В его салоне, полулежа в кожаном кресле, по своим делам улетал из страны человек, к которому в Завидово неделю назад приезжал один из российских преступных авторитетов.
Он летел налегке, с дипломатом из крокодиловой кожи.
Юрий Михайлович стоял перед табло на втором этаже аэровокзала Шереметьево. Пощелкивая пластинками, в третьей строке набрался его рейс. Через час улетал и он. Его ждали дела в столицах нескольких европейских стран. А дальше... Дальше, как фишка ляжет.
13 мая 2000 года, Рим
Лари Уэлс, резидент ЦРУ в Вечном городе на днях столкнулся у своего офиса с типом, который показался знакомым. Более того, человек даже взял под козырек своей бело-красной бейсболки с легкомысленным значком болельщиков команды "Рома", кумира римских тифози. А сегодня он получил по почте конверт с билетом на футбольный матч того же "Рома". Центральный стадион, западная трибуна, 18 ряд, место 65.
Лари никогда не был болельщиком и сюрприз ему не понравился. Кто-то ищет с ним встречи и этот кто-то явно не хочет, чтобы о ней было известно еще кому-то кроме Уэлса. Он снова вызвал в памяти того типа. Где он мог с ним встречаться, откуда знает этого человека? Крупный нос, красное лицо, какие бывают либо у сильно пьющих, либо у гипертоников. Собственно, одно не мешает другому, поправил себя Лари. Что еще? Одежду можно не принимать во внимание. Характерный взмах рукой -- отдавать честь его явно учил американский сержант. Таких знакомых в прошлом Уэлса хоть пруд пруди, сам оканчивал Вест-Поинт.
Но они встречались, это точно. Лари попытался разобраться в своих ощущениях, насколько внутри -- и при встрече, и сейчас -- присутствует чувство опасности. При недостатке информации доверься шестому чувству, интуиции, заповедь выработанная им самим за годы работы в Сомали и Афганистане. Этот метод не подводил его и в более зрелые годы -- "Буря в пустыне" лишь прибавила седины в бороду, но не отверстий в башке.
Интересно, сейчас он не чувствовал опасности. Более того, виртуозное приглашение к танцу выдавало серьезного профессионала. Даже разожгло любопытство -- почти забытое чувство для вьючного мула разведки, погрязшего в рутине. Он уже знал, что поедет на матч.
По дороге на стадион Лари перебирал дела последних недель. Действительно рутина -- обеспечение пребывания в Италии шишки из "Вестингауз электрик", специалиста по радиоэлектронному оборудованию, -- какие могут быть дела у крупнейшей американской монополии с макаронниками? Три дня он убил на то, чтобы выцарапать из-под одного ожиревшего на штатовских харчах чиновника, страстного любимца слабого пола, никому не нужные бумаги, где вместо информации о связях итальянских экстремистских организаций с их коллегами по Ближнему Востоку оказались лишь домыслы. Еще неделю он вылавливал, так была поставлена задача, "хоть кого-нибудь, кто лично знал, мог бы опознать сицилийского наркодельца по кличке Бруно".
Они там, в Штатах, совсем сплющенные, если полагают, что Бруно самое редкое имя в Италии и носит его единственный здесь наркоделец. После идиотских консультаций с сицилийскими властями пришлось дать коллегам в Вашингтон телекс, что по сведениям из достоверных источников известный наркоделец и головорез по кличке Бруно, характеризующийся как крайне опасный преступник, убывая в Штаты, замочил всех, кто мог бы его опознать...
Смех смехом, но на идиотские бумаги надо отвечать по-идиотски. Такого дерьма немало ходит по управлениям и отделам Лэнгли. Вооружась ими, легче выбивать из дядюшки Сэма новые денежки для неравного сражения с кровожадным спрутом мировой преступности.
Пробираясь на свое место, Лари поразился сколько вокруг бело-красных бейсболок. Не все же, черт возьми, назначили ему встречу. Соседи не имели ничего общего с типом, который, Лари не сомневался, прислал билет. Не было его и поблизости. Совсем интересно.
Весь первый тайм Лари исподволь реагировал на каждого, кто приближался или проходил мимо, но тип так и не появился. От непрерывного ора трибун и неистовства соседей разболелась голова и он решил, что с него хватит. Что-то, видать, не склеивалось у контактера. Он спустился с трибун, вышел со стадиона и скорым шагом направился через площадь к оставленной на соседней улице машине.
Здесь его и поджидал человек.
-- Я думал, вас на меньшее хватит, -- улыбнулся он, сворачивая газету. -- Для себя определил, что вы свалите из этого вавилона еще минут двадцать назад.
Похоже, этот парень знал, что футбол не самая любимая игра Лари Уэлса. Говорил он на хорошем английском, но не был ни англичанином, ни американцем.
-- Кто вы, черт возьми, и какую игру затеяли?
-- Я вам привез привет от одного вашего знакомого. Он просил поинтересоваться помните ли вы ресторанчик на берегу Тигра, где вам подавали блюдо под названием маргаж?
Это заставило Лари остановиться. Лари помнил тот ресторан. И человека, который угощал его в Багдаде по особому приготовленным карпом. Они сами выбрали двух рыбин, плавающих в бассейне, а проворный мальчишка-иракец, споро разделал их, обильно напичкал специями и пристроил на колья перед открытым огнем.
Он побывал в Ираке с короткой поездкой в августе 1985-го, еще до событий в Кувейте. О том, кто он такой, в этой стране не знала ни одна душа. За исключением, разумеется, Хасана аль-Басри, того самого древнего старика, который сводил его в ресторанчик на плаву, уверив в том, что кто маргажа не едал, тот и настоящего Багдада не видал. От этого старца, наставника одной из суннитских обителей, он был обязан привезти в Лэнгли какую-то мудреную древнюю рукопись.
-- Старик еще жив? -- удивился Лари. -- Но ему должно быть теперь не менее...
-- Тем не менее! -- Порадовался игре слов посланец. -- Хасан аль-Басри аль-Ибрахим Адхам, думаю, еще нас переживет. Однако, может быть, мы пойдем? В Риме не так часто встретишь людей, которые разговаривают посреди улицы.
Лари только сейчас заметил, что они стоят. С досадой оглянувшись, двинулся в прежнем направлении, к машине.
Итак, имя прозвучало. С той самой ошибкой, которую обещал старец.
-- Ибн, -- поправил Лари.
-- Да, ибн Адхам, -- поправился незнакомец. -- Пусть длятся годы его.
-- Кто вы? Мы где-то встречались? Мне показалось знакомым ваше лицо.
-- В профиль я похож на одного американского актера. Его имя Дэвид Духовный, -- мистические боевики и все такое. Неявные ассоциации, так бывает.
Человек проговорил это одним блоком. Так тоже бывает, если приходится нередко разубеждать человека в том, что он ошибся..
-- И кто же вы?
-- Зовите меня Александр. Когда-то работал в КГБ. Вас не смущает?..
-- Н-да, не протокольная встреча.
-- Смею уверить, с моей стороны тоже. Мои руководители также не знают, что я с вами встречаюсь.
-- И предмет встречи?
-- Зайдемте куда-нибудь. У вас есть время? Короткой информацией не обойдешься...
Через полтора часа Лари Уэлс отправил в Вашингтон срочное сообщение. То, что рассказал ему русский, было просто чудовищным, нереальным. Его мозг отказывался верить. Но Лари знал -- это серьезно.
Старик аль-Басри. Все дело в нем. Если бы эту весть передали от кого другого...
13 мая 2000 года, Рим.
В такой тревоге он не был ни разу. За весь срок работы в ЦРУ он с таким не встречался. И ни разу такими нереальными не казались строки, оставленные собственной рукой. Но аль-Басри... Это перевешивало все.
"Лэнгли. Директору ЦРУ. Лично. Мною, из источников, заслушивающих абсолютного доверия, получена информация о беспрецедентной террористической акции, готовящейся против Соединенных Штатов. Акция связана с причинением неприемлемого для США ущерба. Речь идет о проведении масштабных терактов в Вашингтоне, Нью-Йорке, предположительно Лас-Вегасе и Сан-Франциско.
По сообщению источника это будет налет самолетов гражданской авиации США на ряд объектов, среди которых Международный торговый центр, Белый Дом, Капитолий, Пентагон, резиденция президента в Кемп-Дэвиде. Цель и смыл этой акции заключается в нанесении невосполнимого морального, политического, финансово-экономического урона Соединенным Штатам. День и время акции неизвестны.
Для получения более подробной информации прошу разрешить вашему резиденту действовать сообразуясь с обстоятельствами, которые требуют его пребывания на Ближнем Востоке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21