Он заинтересовался управляемыми кризисами, заинтересовался всерьез. И насколько я его знаю, это значит одно -- однажды мы станем свидетелями кризиса, какой нам и не снился. Возьмите это на заметку.
-- Хорошо, сенатор. Я ценю ту степень доверия, с которой вы относитесь ко мне. Прошу только ответить на вопрос, который мучает меня.
-- Между нами не должно быть недоговоренностей.
-- Я о кризисе, к которому, думаю, русские не имеют отношения. О терактах, которые предсказал аль-Басри. Это... ваш проект? Вы имеете к нему отношение?
-- Я лишь не препятствую тому, что должно произойти. Так будет правильнее всего. Слишком большие силы задействованы в этом, как ты выразился, проекте. Да, это тоже управляемый кризис. И все документы по нему я передал русским.
-- Эта папка?..
-- Да, в ней все данные, люди, силы и средства, которые задействованы в проекте. Я могу вам назвать даже кодовое наименование проекта и дату, когда все случится...
-- Почему вы не выступите в прессе, по телевидению?
-- Поднимать шум, апеллировать к нации, я не могу. И никто не сможет. У нас нет доказательств, что готовится злодеяние. Ни у меня, ни у вас. В лучшем случае, арестуют десяток-другой арабов, китайцев, русских, объявят их террористами. Нам дадут ордена. А через полгода, год похоронят. Мы падем от руки террористов, Лари! Которые якобы отомстят нам за провал их товарищей... Знаете, в чем еще одна проблема?
-- В чем же?
-- В вашей фамилии. -- Улыбнулся сенатор. -- Угораздило же вас унаследовать фамилию великого фантаста. Нет, Лари, лично я не хочу ни в сумасшедший дом, ни в герои карикатур. И в этом моем нежелании выглядеть смешным нет ничего смешного... Так что остается наблюдать, как эта страна сама себя приведет на плаху.
-- На Голгофу, сенатор.
-- На Голгофу, Лари, не идут за звонкой монетой. За энергоносителями, за новой властью...
11 сентября 2001 года, 8:30, борт "Боинга 757"
Саманта вышла. Собравшись с силами, следом за ней шагнул в коридор Карим. Он не удивился, увидев рядом с Самантой аль-Масуда.
-- Иди, -- подтолкнул тот Карима к кабине пилотов.
Карим, как сомнамбула, двинулся вперед. За спиной услышал срывающийся голос аль-Масуда, обращенный в салон:
-- Всем оставаться на местах! Это угон! На борту бомба. Если будете вести себя спокойно, с вами ничего не случится...
Первым, кто встретил Карима в кабине пилотов, был высокий лысоватый человек. Ворот его служебной рубашки был расстегнут, галстук расслаблен. Ему одного взгляда было достаточно, чтобы понять происходящее. Он приподнялся с бокового креслица. И расширенными глазами смотрел на Карима.
-- Стреляй! -- Испуг и ненависть звучали в голосе Саманты у него за спиной. -- Ты, воин Аллаха!..
Он не смог поднять автомата. И последнее, что увидел, это какие-то красные лохмотья, летящие от него вперед, на приборы и лобовое стекло. Карим не успел понять, что умер...
11 сентября 2001 года, 9:00. Нью-Йорк
-- Ой, чей же такой хорошенький? -- Молоденькая официантка, с кокетливой бумажной короной на голове, на которой сиял золотой вензель самого дорогого ресторана Всемирного торгового центра, присела к малышу. -Как тебя звать, бэби?
Малыш, годиков четырех, спрятался за отца. Из-за тщательно отутюженной черной штанины смотрели агатовые раскосые глаза. Ручонка крепко сжимала дорогую материю.
-- Изомнешь, нарушишь мне весь парад. Ли, отцепись!
Подняв взгляд, Катрин рассмеялась:
-- Хеллоу, мистер Каро. Рада видеть вас после отпуска. Как путешествовали?
-- Привет, Кэт. Спасибо, отлично! Вот, не на кого было оставить. -Развел руками рослый мужчина. -- Наша мамочка задержалась на сутки в Киото. Мы найдем Ли укромное местечко, чтобы он не мешал гостям?
-- Конечно, мистер Каро. Поручите его мне. А лучше отдайте мне его навсегда, он такой хорошенький!
Играя, она сделал движение в сторону маленького Ли. Тот пискнул, в глазах плясали смешинки. Кэт ему тоже явно нравилась.
-- Пойдем, самурай! -- Протянула ему руку Катрин. -- У меня уйма времени до обеда. Я тебе покажу весь Нью-Йорк. Мы будем с тобой как птицы. Ты какой птицей будешь -- чайкой, воробышком? Не боишься высоты?..
11 сентября 2001 года, 8:44, борт "Боинга 757 "
Крутой вираж, поставивший "Боинг" на крыло, заставил салон распасться.
Если еще за мгновение до этого пассажиров в салоне объединяли страх и покорность обстоятельствам, смешанные с каким-то ощущением нереальности -многим казалось, что это происходит не с ними, а в каком-то боевике, каких каждый пересмотрел множество, то сейчас словно ангел смерти вошел в этот дюралевый ковчег. Его никто не видел, но он заглянул в душу каждому. Всякий человек чувствует его присутствие, но не каждый мирится с ним.
Рванулся в кабину пилотов и упал, встреченный короткой очередью, кто-то отважный. Последнее, что он видел -- труп молодого араба и распростертые тела двух белых. Это были 52-летний Джон Огоноуский, первый пилот, выходец из России, и его 42-летний коллега Том Макгуинесс, из Нью-Хемпшира.
От виража сверху сыпались куртки, свертки, коробки и дамские сумочки. От случайного удара по аварийной кнопке высвободились и заплясали над головами пассажиров кислородные респираторы -- на прозрачных, чем-то похожих на больничные катетеры, шлангах.
После выстрелов пассажиры кинулись в хвост самолета -- по другим людям, упавшим в проход. Попытавшаяся их остановить стюардесса, с глазами цвета слив, была смята этим напором....
Выверяя направление и высоту полета, в кресле первого пилота сидел аль-Масуд. Ему было все равно, что творится сзади. Завораживая, не давая отвести взгляда, издалека наплывала сияющая в утреннем солнце голубая стеклянная стена с прожилками стали. Эта стена отсекала горизонт, город, небо, жизнь.
11 сентября 2001 года, 9:14, Нью-Йорк
-- Тебе, Ли, какого мороженого? Клубничного или шоколадного?
Малыш радостно тянул руку к вазочке, наполненной выше краев. Юная официантка с радостью протягивала ему лакомство
Обоих заливал солнечный свет...
ПЕРСТ УКАЗУЮЩИЙ
Часть вторая
Не звук удара, а удар звука.
Это не похоже на ближний гром, когда над тобой вдруг молния разорвет небеса и что-то ударит трескуче и хлестко. Не похоже и на удар подземных сил -- когда под тобой земля, дома, деревья, асфальтовая дорога вздыбится и пойдет волнами, а потом, откуда-то из преисподней -- глухой удар.
В природе нет звуков, которые можно было бы поставить рядом с теми, что от дел человека, произведений его гения или безумия. Начиная с ружейного выстрела, разрывающего сердце. С грохота динамита, когда из земли выхватываются сотни, тысячи тонн руды. С удара друг о друга бешено мчащих машин, когда в клубах дыма и пламени летят к небу колеса, бамперы, души...
"Боинг-757" превращался в звук и огонь. Рвались струны тросов, вспыхивал бетон, плавился металл конструкций, рассчитанный на самые страшные природные катаклизмы.
Созданное человеком не может устоять перед человеком. Удар -- и с противоположной стороны башни вырвался на волю огненный шар. Все, что происходило в тесном для самолета пространстве здания, невозможно представить...
09:17, Лонг-Айленд
Отсюда, с Лонг-Айленда башни Всемирного торгового центра представали во всем их величии. Хрестоматийный штамп великой державы. Этой панорамой начинался каждый второй американский боевик, миллионы туристов развозили этот вид по своим большим и малым, роскошным и не очень, собственным и казенным жилищам.
Все придуманное, однажды запечатленное на бумажной странице, кинопленке, экране компьютера однажды воплощается в реальность. Это было ведомо еще до появления бумаги, не говоря уже о кино и компьютерах. Древний человек рисовал на стенах пещеры пронзенного стрелой оленя и знал: так будет.
Небоскребы отливали темно-синим. Мощь и слава, симфония могущества и непоколебимости. Символ торжества единственной в мире свободной страны...
Самолет шел к башне. Удар пришелся в ее верхнюю часть. Чуть выше, чем он ожидал. Ветер раздувал белые одежды Лакубы, трепал концы его абаша. Такой день ему, посвященному, сам Предстоящий велел встретить в одежде предков.
Даже ему, знавшему как изменится перспектива, грезившему этим во снах, приближавшему эти минуты, не верилось, что -- маленький отсюда -- самолетик сможет вызвать такое. Горел Нью-Йорк, красивый город, неуязвимый неземной мираж над земным миром.
Когда два года назад высшие силы подвигли Лакубу к великому, все представилось так ярко, что не оставалось никаких сомнений -- это дело его жизни. Его захватила Цель, как страсть захватывает душу и тело.
На скамейке лежал бинокль. Самый мощный, который ему отыскали. Но ему сейчас не нужен бинокль. Он и без него видит все, что хочет увидеть. Даже людей, копошащихся сейчас на ста десяти этажах стеклянной ловушки.
Он сын своего мира. Его не трогает горе тысяч мужчин и женщин другого мира. Что ему эти люди? Есть высшие цели, перед которыми меркнут любые жертвы. Он, наследник великого рода, он знает это. Он приближен. Посвящен.
Кто за пределами его народа знает, что его вера вела за собой многие поколения живущих еще до рождения Иисуса и Мохаммеда? Что вообще знают эти люди, завязшие в самих себе, как мухи в сахарных каплях? Видят ли они дальше своих несчастий? Кто из них стремился испить четыре Сущности Бога -- воду, молоко, мед и вино божественных откровений?
В лучшем случае они знают, что великий Хайям воспевал вино. Но великий суфий пел о другом вине -- неба, знания, божественного прозрения. Мало кто сможет понять. Но именно для тех, кто может, сейчас и происходит действо. Всего для нескольких живущих в этой стране. Они видят -- они поймут этот Знак...
Уже в бинокль этот человек наблюдал, как на таран заходил второй самолет...
09:30, Южная башня МТЦ
Новый удар... Анни и Бари он застиг на восемьдесят седьмом этаже. Трагедия северной башни только что разворачивалась у них на глазах -- окна выходили как раз на нее.
Когда прошел столбняк от того, чему отказывались верить глаза, служащие Инвест-юнайтедкомпани бросились к выходу. Их остановил голос по общей трансляции:
-- Просьба всем сохранять спокойствие! Оставайтесь на местах...
И вот теперь ударило где-то под ними. Этот тяжелый удар выбил пол из-под ног. Посыпались стекла в окнах, погас свет. Едкий черный дым, скорее даже копоть с густым запахом керосина, захлеснула офис.
-- Анни! -- Подхватил с пола женщину Бари. -- Быстрее!..
Они выскочили на площадку, в холл. Лифты не работали. Запасной выход... По запасной лестнице бежали люди. Только они ломились не вниз, а вверх -- с нижних этажей.
-- Что будем делать, Бари?!
-- Наверх! Вместе со всеми!..
Ее подхватил поток и понес вверх. Обернувшись, она увидела, что Бари совсем рядом, но ее несет быстрее. Она метнулась к нему и закричала:
-- Бари, Бари, протяни мне руку!..
Следующим рывком она схватилась за него. И сдавленная со всех сторон внезапно поняла: Бари ее не слышит. Его рот был перекошен, глаза широко раскрыты, но в них не было жизни. Сердечный приступ -- он всегда носил в кармашке своей старомодной тройки сердечные таблетки. Господи, где они?..
Еще через мгновение Бари ушел из ее рук, она не смогла удержать его.
Анни вырвалась из этого людоворота на девяносто пятом. Качаясь на подгибающихся ногах, прошла через пустой коридор и толкнула двери в такой же офис, как на их этаже. Здесь было пусто и не было дыма.
Перед высыпавшимся окном, в проеме, за которым простирался город, Анни остановилась. Опустилась прямо на осколки и прислонилась к раме.
Нью-Йорк... Там, за рваными клочьями дыма, за мостами и автострадами -Джерси-сити. Ее дом. Там ее сын, муж.
Алекс! Анни сунула руку в карман. Ее сотовый был с нею.
Как последнюю надежду она ждала соединения.
-- Алекс, это я!
-- О, Анни!
-- Здесь такое случилось, Алекс! В наше здание...
-- Я знаю, Анни! Я звоню тебе уже минут пятнадцать. Где ты сейчас? Ты в безопасности?..
-- Алекс, я... Я не знаю. Надеюсь, что это так. Я люблю тебя и Эдди...
-- Мы тоже любим тебя! Я еду к центру. Я еду к тебе, Анни! Я еду так быстро, как только могу. Ты жди меня! Ничего не бойся. Если тебе станет страшно или что-нибудь будет происходить, звони мне...
-- Я люблю тебя, Алекс! -- Слезы катились по ее щекам. -- Я люблю...
Опустив трубку, она вытерла слезы. Она будет ждать. Здесь. Она никуда не двинется. И ее спасут. Ее не могут не спасти. Там внизу, люди. Они уже мчат ей на помощь. К ней на помощь мчат все -- спасатели, пожарные, даже сам президент. Вся ее страна, которую она любила и будет любить всегда. Если любишь сильно, по-настоящему, тебя нельзя обмануть. Любовь сильнее всего, сильнее огня.
И ее родители тоже уже едут к ней из Канзаса. Мама и отец -- на своем красном, стареньком грузовичке. А с ними... Кто это с ними? Это мистер Крауфорд, ее школьный смотритель.
-- Мистер Крауфорд, я здесь. -- Шептала Анни. -- Я старалась не опоздать, я уже давно никуда не опаздываю. Но и вы не опоздайте, пожалуйста, мистер Крауфорд!..
Старик смотрел куда-то вдаль, мимо нее. И на кого-то указывал своим узловатым пальцем...
10:17, Манхэттен
Застрявшие в пробках машины скорой помощи и пожарных беспомощно голосили на все лады...
Бегущие от здания люди прятались за стены домов, крылья машин, пожарные гидранты...
-- Пустите меня! Там мой сын! Сын! Как вы не понимаете?! -- Рвалась из чьих-то рук черная старуха. -- Пустите! Вы не имеете права!..
-- Рон, ты где?! -- Даже в трубке телефона голос Джона Баротти взвивался до высот, не подвластных самому Поворотти.
-- В аду! Как раз перед главным чаном! -- Рявкнул по телефону Рональд Маклейн, которого все это светопреставление застало в квартале от близнецов.
Обе башни вздымались как две свечи посреди неряшливо заставленного посудой стола. Они чадили и стреляли копотью, словно были сделаны из какой-то дряни навроде гудрона.
Бросив на сиденье телефон и на ходу цепляя на кармашек выходного костюма бейджик ФБР, офицер Маклейн вылетел из машины.
-- Что вы раззявили рты?! -- Кинулся он к двум полицейским. -- Гоните отсюда всех в шею!
Вместе с полицейскими он принялся разгонять людей, которые были загипнотизированы происходящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21