..
Однажды - это было уже совсем недавно, в ноябре, - разомлев от выпитого, Волонтир рассказал, как мальчишкой, оставшись в оккупированном городе, трусил, спасаясь от бомбежек в подвале дома, как в июле сорок второго после жестоких боев и вселяющих ужас артналетов в разрушенный город на мотоциклах и пятнистых танках ворвались немцы, а вместе с ними его брат Дмитрий, служивший в зондеркоманде.
- Так он предатель, изменник Родины? - поразился Игорь, впервые услышав эту историю.
- Идиот! - рассердился Волонтир. - Ты что ж думаешь, предателями рождаются, в роддоме их метят: этот героем будет, а этот предателем? Дмитрий свое получил. Расстреляли его по приговору трибунала. Думаешь, хотел он этого? Глуп ты, парень, жизни еще не нюхал настоящей. Повернулась фортуна задом - вот и пошел служить. Не по своей воле - заставили: не ты убьешь, так тебя прихлопнут. Разговор у немцев короткий был...
Игорь слушал вполуха, удивляясь и довольно слабо представляя, как могло случиться, что находившийся перед ним не старый еще мужик, оказывается, самолично видел то, что ему было знакомо только из книжек и кино: видел живых гитлеровцев, жил под одной крышей с братом-изменником, а теперь, спустя много лет, т о т ж е с а м ы й человек, взяв в гастрономе пол-литра и накачавшись, расселся на диване, спокойно разглагольствует об этом, и он, Игорь, пьет с ним, называет Джорджем. Уму непостижимо!
- Время такое было, - не унимался задетый за живое Волонтир. - Это сейчас все умные стали да волевые. Ты вот думаешь, из тебя непременно Александр Матросов вышел бы, случись что? А я так разумею: жидковат ты для этого в кости, парень...
- Но-но, полегче! - возмутился Игорь, и разговор на этом оборвался.
Допив бутылку, разошлись.
В течение последующих нескольких дней он то и дело возвращался к словам Волонтира, хотел даже порвать с ним, не здороваться при встречах, но острота ситуации сгладилась, потускнели новизна и необычность узнанного. Да и в чем, собственно, Жора виноват? Брата судили и расстреляли, а его-то не привлекли, не тронули, следовательно, ничего опасного в знакомстве с ним нет. К тому же возникла какая-то нужда в нем кажется, Тане пришла блажь полакомиться бананом, а на овощебазе они были, - и отношения возобновились.
Позже они не раз и уже безболезненно возвращались к этой скользкой теме. Встречались часто, почти каждый день; вышло так, что не развела, а, наоборот, вмертвую соединила их история, рассказанная Волонтиром. Игорь будто чувствовал, что за сказанным стоит еще что-то очень важное, важное для него лично. Жора упорно проповедовал свои взгляды, сводившиеся к примитивной формуле: пятерка всегда была и есть лучше трояка.
- Жизнь одна, - философствовал он, - и, если повезет, выжимай из нее все, что можешь.
- Не много же ты из нее выжал, - поддевал его Игорь.
- Мой день еще не пришел, - многозначительно отвечал Волонтир.
Намеки на какие-то не осуществленные пока возможности, на имеющийся в запасе шанс разжигали любопытство Игоря, будили фантазию, придавали смысл и какое-то особое значение их отношениям. Он и не заметил, как постепенно "Джордж" занял в его жизни чуть ли не первое после Тани место...
Чего бы он ни отдал сейчас, чтобы вернуть те дни: ушел бы, забыл, вычеркнул, как кошмарный сон. Откуда он взялся на его голову, этот потомок раскулаченного мельника?! Откуда, будь он трижды проклят!
- Красильников, очнитесь...
Игорь вздрогнул.
- Вы что, не слышите? Почему не отвечаете? - громко спросил следователь.
- Простите, я задумался и не расслышал вопроса.
- От какого места вы тащили Волонтира к дивану?
- От какого... от какого места, - медленно приходя в себя, повторил он за следователем и встал со стула. - Потерпевший стоял в проходе между комнатой и кухней. Я заметил, что ему стало плохо...
- Как вы это определили?
"Как, как! - раздраженно подумал он. - От такого количества спиртного другой свалился бы с ног еще до двенадцати! Фактически он выпил не меньше чем полторы бутылки, да еще и на работе приложился, не иначе..."
- Он зашатался, оперся спиной о косяк двери и начал сползать на пол.
- Что сделали вы?
- Подхватил его и повел к дивану.
- Положили, а дальше? Георгий Васильевич говорил вам что-нибудь?
"Говорил! Конечно, говорил, а то как же! Может, вам стенограмму представить, гражданин следователь?"
- Бормотал что-то, но я слов не расслышал.
- Уложив его на диван, вы пошли ставить чайник?
Игорь со скрытой ненавистью посмотрел на Скаргина: "Сколько будет продолжаться эта экзекуция? Неужели он надеется, что я выложу все как есть: нет, мол, пришлось подождать, пока эта скотина не отключится окончательно, и только потом..."
- Вы сразу пошли ставить чайник?
- Да, я пошел к плите.
- В чайнике была вода?
"Господи, ну откуда мне знать, была она там или нет?! Что ответить? Вдруг не угадаю?"
- Кажется, была. - И тут же, поймав взгляд следователя, поправился, чувствуя, как до предела напряглись нервы. - Точно была.
Следователь, видимо, понял, в чем дело, но виду не подал и жестом пригласил его выйти в коридор.
- Постарайтесь вспомнить: в доме не было слышно никакого шума? Музыки, например...
- Нет, было тихо.
- А репродуктор?
"Ну, на этом ты меня не поймаешь", - подумал он, не понимая, куда клонит Скаргин.
- Программа давно закончилась. Шел второй час ночи.
Следователь подождал, пока его ответ занесут в протокол, и кивнул на плиту:
- Включайте.
- Но ведь газ... - растерялся Игорь.
- Включайте смело. Газ перекрыт.
Фотограф навел на него свой объектив. Черная, с никелированной полоской, ручка легко повернулась на девяносто градусов. Послышалось шипение.
- Он не отключен! - воскликнул Игорь, и тут же мелькнула мысль: "Подловил, гад! Опять подловил!"
Взгляды всех присутствующих были направлены на него. Он ощущал это кожей, каждым нервом и оттого испытал неодолимое желание бежать, исчезнуть, оказаться где угодно, только не здесь, в ставшей безмерно огромной кухне, рядом с газовой плитой, из которой с мышиным свистом непрерывно вытекал газ.
- Слышите? - нарушил молчание Скаргин.
- Да.
- А тогда не слышали?
- Нет, не слышал! - поспешно выкрикнул он и взорвался: - Считайте, что у меня заложило уши, что я оглох, считайте, что хотите, только оставьте в покое!
- Слух у вас, прямо скажем, неважный, - холодно заметил Скаргин. - Ну а со зрением как? Взгляните прямо перед собой - на кухонной полке перед вашими глазами лежат спички. Тридцать шесть коробок...
Одновременно с фотовспышкой щелкнул затвор аппарата.
Скаргин, не дождавшись ответа, спросил:
- Покажите, где нашли коробок с одной спичкой?
- На столе. Я же говорил. - Взгляд Игоря был прикован к конфорке.
- Вы много чего говорили. - В тоне следователя впервые прозвучала неприязнь, но он справился с собой и по-прежнему сухо и подчеркнуто официально предложил: - Пройдите к столу, как если бы шли за коробком, и вернитесь сюда.
Игорь выполнил просьбу. Когда он снова подошел к плите, в нос ударил тухлый, вызывающий тошноту запах. С ужасом прислушиваясь к шипению газа, теряя над собой контроль, Игорь инстинктивно сделал шаг назад.
- Чувствуете запах? - следователь в упор смотрел на него.
- Нет, - едва выговорил он.
- Откройте вторую конфорку. Как тогда.
- Нет!
- Открывайте! - потребовал Скаргин.
- Нет! Не могу! - сорвался он на крик и в панике рванулся к двери.
Кто-то удержал его за руку, преодолевая сопротивление, вернул в комнату.
Он с облегчением отметил, что газ перекрыли, и лишь после этого спрятал лицо в ладони. Провал! Полный провал! Они привели его сюда, в волонтировский флигель, где еще бродит призрак хозяина, где еще звучит его голос, привели, чтобы он своим поведением выдал себя, и добились своего, добились, добились!..
Боясь отнять руки от лица, он раздвинул пальцы и сквозь узкий просвет увидел, что никто не обращает на него никакого внимания - каждый занят своим делом: лейтенант заполняет протокол, фотограф перезаряжает кассету, следователь диктует, прохаживаясь из угла в угол. Но это не успокоило. Он понимал: если и оставались возможности бороться за себя, то лишь формальные, потому что после сегодняшнего эксперимента морально он был уже уничтожен. Волонтир мстил ему, выполняя давнюю свою угрозу расквитаться за предательство. И, словно в подтверждение этой странной мысли, он вновь "увидел" сидящего почти рядом приятеля...
- Деньги я дам, парень. - Жора хлопнул заранее извлеченным из шифоньера бумажником. - Я ведь не так, как ты, в сберкассу не хожу. Держу свои наличными. Так спокойней. Сколько, ты сказал, надо? Четыреста?
Он послюнявил пальцы и отсчитал деньги.
- На, держи. Потом рассчитаемся. - Он снова полез в бумажник. - И вот тебе еще двести на путевку.
Игорь потянулся за деньгами, но Жора отвел руку.
- Погоди. Даю с условием, что отправишь эту каргу в санаторий не позже января, лады?
Разговор происходил в последних числах ноября, спустя месяц после того, как Игорь был посвящен в тайну.
Три года выжидал Волонтир: то боялся милиции, то сомневался. На четвертый начал строить планы, изобретал способы проникновения в чужую квартиру, но лучшее, что мог придумать, - обменяться со Щетинниковой. Обмен не состоялся. Нина Ивановна уперлась. И Волонтир растерялся. Прикидывал и так и этак, в конце концов сообразил: одному не справиться. Стал думать, кого взять в напарники, остановил свой выбор на Игоре. Тот устраивал его по всем статьям: в семье неблагополучен, собирается развестись с женой и уехать из города, не прочь выпить, в меру труслив, но за приличные деньги пойдет на риск, а главное - единственный сосед Нины Ивановны. Без него никак не обойтись. Делиться, конечно, не хотелось, но другого выхода не было, и он не торопясь стал готовить компаньона: осторожно прощупал, рассказал о Дмитрии, о его службе в зондеркоманде, потом о спекуляциях с имуществом, описал золото, драгоценные камни...
Как и ожидал, Игорь загорелся:
- Вот это размах, я понимаю!
- Ты, парень, еще не представляешь того размаха. Он, Дмитрий-то, в немцев не шибко верил, знал: будут деньги, будет и сила, и власть - все будет, потому и рассчитывал только на себя. Представь: сотни обручальных колец, перстни, монеты царской чеканки, часы с браслетами! Возьмешь такой - рука отвиснет.
- А ты не преувеличиваешь? - засомневался Игорь.
- Дурак. Знаешь, сколько народу в сорок втором ко рву поставили?..
- Так он с расстрелянных снимал?!
- И снова ты дурак, парень. Ну какая тебе разница, с кого снимал? Ты, что ли, этим занимался? Да и не знаю я точно. Может, и не снимал вовсе, может, ему немцы приносили. Среди них тоже спекулянтов хватало.
- В принципе верно, но...
- Что "но", что "но"? Отказался бы ты, к примеру, от килограмма золота? А?
Игорь ухмыльнулся:
- Чего зря языком молоть: отказался - не отказался. Был бы этот килограммчик в натуре, а уж я бы нашел ему применение, будь спокоен.
- Ну а если есть? - спросил Волонтир, невольно понизив голос, так как впервые открыто произносил то, что не давало покоя все три года. - Если есть такой килограммчик, что скажешь?
И подробно, пугаясь и одновременно удивляясь своей откровенности, рассказал, как часто в послевоенные годы вспоминал вещички, попадавшие в их дом от немецких офицеров, как удивился, узнав, что Дмитрий жив и привлечен к уголовной ответственности.
На допросах он не стал скрывать темные делишки брата в оккупацию, но при рассмотрении дела в трибунале изменил показания в его пользу. Произошло это по следующей причине. В один из первых дней судебного заседания его разыскал среди свидетелей словоохотливый адвокат, защищавший брата, и, отозвав в сторонку, передал привет от Дмитрия и его слова: "Если все обойдется благополучно, он сможет забрать себе все". При этом адвокат поинтересовался, не идет ли речь о деньгах. Волонтир поспешил ответить отрицательно, хотя сразу понял, что имеет в виду старший брат, понял так ясно, что, разволновавшись, вышел на улицу, чтобы никто не видел его дрожащих рук. Догадаться было и в самом деле несложно, так как ни на что другое, кроме ценностей из железного ящика, старший брат намекать не мог.
"Значит, не увез, спрятал", - ликовал Волонтир, прикуривая от вздрагивающей в пальцах спички. Стал перебирать в памяти полузабытые узелки с перстнями, монетами, массивными часами из тусклого желтого металла и только полчаса спустя, немного успокоившись, подумал: надо еще узнать, где спрятано. Дмитрий дал ему понять, что скажет, если все будет б л а г о п о л у ч н о. Значит, из кожи вон надо заслужить, сделать что-то для него! Но что? Над трибуналом не властен, свидетелей не подкупишь, остается изменить собственные показания. Скорее всего на это он и намекал, желая смягчить свою вину.
- Ну и ну, - удивился Игорь, слушавший внимательно, заинтересованно. - Много же ты выжал из одной фразы.
- На то и голова к плечам привешена, а не тыква, парень, - усмехнулся польщенный Волонтир.
- И что, сказал он тебе, где ящик?
- Прежде с меня семь потов сошло. Хотели даже к суду привлечь за ложные показания, но обошлось, сослался на память. Зато после приговора Дмитрий передал, что, мол, в печке кафель сменить надо. Там, значит, спрятана коробка.
- И известно, где печка-то?
- Не было бы известно, не затевал бы разговора. Но сначала скажи: поможешь?
- А ты уверен, что не соврал он тебе?
- Перед смертью? Его ж к расстрелу приговорили!
- Вот именно, что перед смертью.
Волонтир подозрительно повел глазами.
- Не юли! Говори прямо, согласен или нет?
- Ну согласен.
- Без "ну". В случае чего с того света достану, парень, так и знай. Со мной не шути, обожжешься!
Игорь успел догадаться: ценности спрятаны в квартире Щетинниковой, недаром Жора так "болел" обменом. Догадался, но не стал забегать вперед и терпеливо выслушал историю о том, что во время оккупации в их двухэтажном доме располагалась казарма зондеркоманды. В доме напротив - следственная тюрьма. На фасаде, со стороны улицы, висел флаг со свастикой, а перед домом ходили с карабинами часовые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29