Часть бревен скатилась с пирамиды обратно в реку. Они плавали в воде в несколько рядов, так что, находясь сверху, нельзя было отличить, где кончается вода и начинается берег.
Мы с мальчишками часто посещали это лесное кладбище, охотясь на поразительно красивых жуков мраморной окраски с длинными изогнутыми усами. Раньше мы никогда таких не встречали и были убеждены, что они приплыли к нам по реке вместе с бревнами. Еще под корой можно было найти множество мясистых белых личинок, похожих на опарышей, на которых очень хорошо клевала рыба от голавля до уклейки. Правда, личинки быстро погибали в воде и сходили с крючка от малейшей поклевки, но их было очень много, и рыба их любила.
В самом конце сентября, когда лес уже основательно поредел, а вода стала удивительно прозрачной и холодной, я, по договоренности с Мишкой Чуприным, полез на бревна в поисках наживки. Когда баночка из-под майонеза было уже почти полной, я сделал два лишних шага в сторону реки. Бревна разошлись у меня под ботинками и снова сомкнулись, пропустив в глубину. Я умудрился упасть вверх ногами, поэтому мне не размозжило голову. Перевернувшись под водой, всплывая я угодил носом в комлевую часть бревна, в выемку, которую выпиливают вальщики, чтобы падение дерева было направленным и благодаря этому не захлебнулся. Вода доходила мне до подбородка, руками я держался за какие-то сучья, а ноги не доставали до дна. Я мог дышать, видел ярко голубое небо в щель между бревнами, но не чувствовал раздробленных ног, не мог и боялся плыть. Я очень долго кричал. Это была истерика, визг, плач, а в самом конце хрип. Когда дядя Леня Чуприн спасал меня, поднырнув под бревна, я никак не хотел отпускать ветки, содрал кожу на руках, нахлебался воды и чуть не утонул. В результате заработал сильнейшее воспаление легких, несколько переломов, нервный срыв и перестал видеть синий цвет. Мой дальтонизм обнаружился случайно, на медкомиссии перед школой. Синий цвет к тому времени я полностью забыл, а когда вспомнил, мне стало очень тоскливо.
Мои воспоминания прервал звук открывающейся двери. Но пришли не за мной. Наоборот, в камере появилось пополнение. В дверь втолкнули парня лет двадцати в спортивном костюме и грязных кроссовках. Он бросил на меня взгляд бультерьера и шарнирной походкой, выставив руку так, чтобы я мог видеть золотую печатку, прошел к свободному топчану. Когда дверь захлопнулась, парень спросил:
- По какой статье?
Так как в помещении мы были одни, я ответил:
- Не знаю. В статьях и уголовном кодексе не разбираюсь.
- Что тебе мусора шьют?
- Подозревают в убийстве.
- Кого ты завалил? - с уважением спросил мой новый сосед.
- Они думают, что своего друга.
- За что?
Я внимательно посмотрел на сокамерника и сделал вывод, что ни каких положительных эмоций он у меня не вызывает.
- За то, что он задавал много глупых вопросов, - ответил я и отвернулся к стене.
Парень заткнулся, больше я не услышал от него ни слова. Он лег, ни разу не пошевелился и вроде даже перестал дышать.
Почему я не могу вспомнить ничего хорошего в своей жизни? Почему всегда вспоминается только плохое? Ведь оно было, это ощущение счастья, чудные мгновения, за которые не грех отдать жизнь. А может не было?
Страх давно прошел, осталось любопытство.
Я успокоился настолько, что даже задремал.
Когда за мной, наконец, пришли, мой желудок вовсю переваривал сам себя, а в горле пересохло настолько, что когда конвоир спросил, кто из нас Чебоксаров, слово "я" из моих уст прозвучало, как последний выдох умирающего.
Вначале меня отвели к толстому усатому сержанту, который снял отпечатки пальцев, а затем доставили в комнату номер двадцать один на втором этаже.
В кабинете сидело три человека в штатском. Никого из моих утренних гостей среди них не было. Комната показалась мне очень светлой, первое время я усиленно щурился, но графин с водой на столе все-таки рассмотрел хорошо. Один из следователей, видимо, проследив мой взгляд, велел конвоиру снять с меня наручники и налил мне стакан. Меня посадили на стул справа от окна, около полированного шифоньера так, что солнечный свет падал мне прямо в глаза. Они смотрели на меня, а я пытался смотреть на них. Никто не представился. Все трое были худощавыми и темноволосыми. Двое моего возраста, третий - лет пятидесяти. Последний, самый старший, показался мне знакомым. Я его точно где-то видел и, скорее всего, даже общался.
Когда они достаточно хорошо меня разглядели, тот, что сидел напротив меня, расспросил и записал с моих слов анкетные данные, потом сказал:
- Вас задержали по уголовному делу номер сто семьдесят восемь, возбужденному по факту убийства Угланова Игоря Валентиновича. Имеете ли вы что-нибудь сообщить по этому поводу следствию, по своей инициативе?
- Нет.
- Вы были знакомы с потерпевшим?
- Да.
- Когда вы видели потерпевшего последний раз?
- Вчера.
- Костя, подожди, - сказал пожилой. - Пусть расскажет посекундно все, что он делал вчера с двадцати одного ноль-ноль до двадцати четырех.
- Хорошо, - сказал Костя. - Давайте начнем с двадцати одного ноль-ноль местного времени.
- В двадцать один ноль-ноль я находился на центральном рынке в продуктовом киоске, принадлежащем ТОО "Импульс", - начал я и задумался над тем, как объяснить причину по которой в столь поздний час поехал к Игорьку. В конце концов, я решил не вдаваться в подробности Серегиных похождений и не упоминать про деньги, сказал, что с Углановым договорился встретиться заранее, по поводу закупа водки и рассказал все, что смог вспомнить о вчерашнем вечере.
Когда я начал, часы на стене показывали два часа пятнадцать минут, а когда закончил, было уже половина четвертого. Меня часто перебивали, задавая по несколько раз одни и те же вопросы. Тот, что сидел справа в аляпистом галстуке, записывал мои показания, двое других делали пометки в блокнотах. Я ничего не сказал о светлой девятке, которая подъехала после меня. Сам не знаю почему. Наверное, я заранее боялся этого урода, который вот так запросто мог лишить жизни сразу трех человек. Когда я упомянул гаишника, все трое заметно оживились, а тот, которого звали Костя, стриженый под бобрик, на некоторое время вышел из комнаты. Они спросили, записывают ли охранники на стоянке время, когда владелец ставит машину. Я сказал, что записывают. Они поинтересовались, где ключи от "москвича", я сказал, что они в той связке, которой оперативники закрывали дверь моей квартиры. Потом мне дали ознакомиться с протоколом допроса, который я внимательно прочитал и расписался на каждой странице. Меня заставили написать, что все вышесказанное записано с моих слов, мною прочитано и записано верно. Я сделал все, как они просили, испачкав ручку и протокол дактилоскопической мастикой. Они внимательно следили за моими манипуляциями, затем вызвали конвоира, который надел на меня наручники и отвел в камеру. По пути мне разрешили сходить в туалет и напиться воды.
Мой сосед лежал в той же позе, в которой я его оставил. Когда меня ввели, он повернулся, напряженно посмотрел на меня и спросил: "Били?". Я ответил, что нет. Когда я лег, он встал и помочился в пластмассовое ведро. Больше я его не слышал.
Когда-то в здании милиции находился детский сад. Я представил себе, как по коридорам бегали детишки, а здесь, внизу, шипела кухня. При определенных условиях вода может стать паром, детский сад - милицией, а церковь - кинотеатром. Кто-то там, на небе, решает, кому быть преступником, а кому - праведником. Я это знал точно, мой скромный жизненный опыт подсказывал, что человек всегда может стать обезьяной, а вот наоборот никогда.
Потом за мной пришли во второй раз, конвоир не надел на меня наручники и я догадался, что меня отпустят. На этот раз он отвел меня в комнату на первом этаже, на двери которой не было номера, а висела металлическая пластинка с надписью: Савичев С.В. В кабинете сидел всего один человек, самый старший из тех, что проводили допрос. Он хмуро посмотрел на меня и сказал:
- Мы проверили ваши показания. Когда вас остановил сержант ДПС, Угланов был еще жив, он разговаривал по сотовому телефону. Это сходится с показаниями сержанта и с данными компании мобильной связи, услугами которой пользовался Угланов. Его убили предположительно в тот момент, когда вы ставили машину на стоянку. Заявленные вами поломки автомобиля действительно имеют место. Вот ваши ключи, можете идти.
От радости я чуть не рассказал ему о светлой девятке, но вместо этого сказал:
- Спасибо, - взял ключи и уже развернулся было, чтобы уйти, но вспомнил о деньгах.
- Товарищ Савичев, - сказал я. - А деньги и документы?
- Какие деньги?
- Которые у меня изъяли при обыске.
- Во-первых, я не Савичев. Я - подполковник УБОП Спарыкин Алексей Лукьянович, во-вторых, о деньгах я ничего не знаю. Все, что у вас изъяли, вам вернут завтра, - он сделал паузу, затем с напором продолжил: - Если сочтут нужным... Конечно, вы можете подождать до завтра здесь, но один ваш товарищ уж очень беспокоится, бегает по знакомым, надоедает звонками.
Еще час назад я готов был отдать все свои деньги, чтобы выйти отсюда, а теперь, когда меня отпускали, важнее денег для меня ничего не было.
- Завтра воскресенье.
- Ну, тогда в понедельник.
- А у кого их можно будет забрать?
- У следователя Трофимова в двадцать первом кабинете.
- Спасибо.
Уже на выходе он остановил меня фразой:
- Чебоксаров! Подписку о невыезде я с вас брать не буду, но устно предупреждаю, чтобы из города никуда не уезжали. Вы можете нам понадобиться. И еще... Я бы на твоем месте тому сержанту бутылку поставил.
- Хорошо.
Запах свободы точно существует, он похож на запах весны.
Когда я вышел из милиции, было уже темно. Я сразу узнал Серегину девяносто девятую цвета "рубин". Он тоже меня заметил, выскочил мне навстречу. Я хотел сказать, что из-за его блядства меня чуть не посадили, что меня в конец достали его выходки, но мы просто обнялись.
- Как ты, дружище? - спросил он.
- Нормально.
- Кушать хочешь?
- А то!
В машине у него было сильно накурено, пепельница вся забита. Не говоря ни слова, мы доехали до бистро, где нам почти сразу же принесли салаты. Я ел, Серега говорил.
- В городе полный шухер. С Игорем, кроме охранника, был Марат Хакимов, он торгует московской водкой. В основном Брынцаловкой и Черноголовкой. Крупный воротила. Обороты больше, чем на городской ликерке. Три фуры в день! Говорят, вышло какое-то постановление, по которому привозной водке абзац.
- Знаю. Присутствовал при разговоре, - сказал я.
- Так ты его видел? - удивился Сергей.
- Хакимова? Да.
- Ну, вот. А какое у него было предложение?
- Они выперли меня до того, как стали разговаривать.
- Говорят, он решил переключиться на местную водку и пришел предложить Игорю поделить заводы области. И еще финансовую помощь в обмен на связи. Сергей закурил. - Самый прикол заключается в том, что убийцу ищут теперь по полной программе и менты, и уголовники. У Хакимова крыша - блатные, а у Игоря - шестерка. И те, и те - в жопе. Валят друг на друга.
- А я - главный подозреваемый?
- Теперь нет. Насколько я узнал, существует три версии: первая банальное ограбление, самая слабая, вторая - дело рук Клима, третья происки конкурентов, дескать, кто-то хочет прибрать к рукам весь водочный бизнес.
- А при чем здесь Клим?
- Ты ведь друг семьи. Ты что, не знал, что Клим раньше, до ментов, Угланову крышу крыл?
- Ты ведь знаешь, я в такие дела не лезу. Ну и что?
- В городе все знают, что Клим - отморозок. Во-первых, он давно на игле, во-вторых, он не имел четкой ставки отката. Ну, ты знаешь все эти понты. Мог ночью к Игорю домой припереться, типа, дай денег. Вы тут жируете, а братва на зоне фуфайки курит. А когда Игорь поднялся, Клим совсем озверел. Короче, не крыша, а полная лажа.
Нам принесли шашлык. Я молча начал есть свою порцию, а Серега попросил поменять, слишком жирное он не любил.
- Ну и что дальше? - спросил я.
- Год назад, когда ему все это надоело, Игорь решил уйти под ментов, тем более, что менты и сами давно к нему присматривались. Как они это сделали, что предприняли? Никто не знает. Но Клим спрыгнул с Игоря и даже не вякнул в ответ. Но злобу, говорят, затаил.
Принесли другую порцию шашлыка. Серега поковырялся в ней вилкой и начал есть с недовольным видом.
- Сегодня всю Климовскую бригаду взяли, - продолжил он. - Самое интересное, что никто ничего не видел и не слышал.
- Я видел, - бросил я и рассказал Сергею про светлую девятку.
Выслушав меня, Серега с минуту молчал, затем спросил:
- Ты можешь его узнать?
- Как можно узнать спину? Тем более, что было темно, тем более, что я видел его меньше секунды.
- А машину?
- Я знаю только, что это была светлая девятка.
- Понятно. Ты рассказал об это в милиции?
- Нет.
- Правильно, - его лицо приняло задумчивое выражение. - Никогда, ни за что нельзя поручиться с полной уверенностью. Может, это сделали сами менты, или кто-то близкий к ним. Никто не будет разбираться, видел ты или не видел, дальтоник ты или нет. В таком деле свидетелей не бывает. Забудь. Я уже забыл.
- Я тоже так думаю. Что будем делать с деньгами?
- Какими деньгами?
- Которые мы должны Игорю.
- А... Я купил на них воду, - Серега довольно улыбнулся. - Сегодня, пока куролесил по городу, наткнулся на дешевую минералку в "Лакомке", выторговал пятнадцать процентов и купил на двадцатку. С доставкой. Завтра развезут по точкам, остатки ко мне в гараж. Скоро вода полетит, обещали тепло.
На меня опять нахлынула волна раздражения.
- Серый, сделку придется аннулировать, - зло сказал я. - Забери деньги, завтра отдадим их Нельке. Так нельзя. Деньги чужие и тратить их ты не имел права. Нужно вернуть.
Сергей взял со стола зубочистку и сделал паузу.
- Я надеюсь, ты не думаешь, что я решил эти деньги присвоить, - сказал он. - Просто выгодное предложение, в кармане были деньги, в таких случаях раздумывать нельзя. Сделку я расторгать не буду. Если ты такой щепетильный, где-нибудь перезайму. А вообще, я считаю так: Игорь в морге, когда мы должны были вернуть деньги, никто не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29