Ты же стал в их глазах героем, спас доктора и дочку от меня. Очень умный ход, Самбо.
- Я поступил правильно, ты сам прекрасно знаешь. Оставь мы их здесь, вся округа сейчас кишела бы полицейскими. И они не стали бы просто ждать нас на постах, а роились повсюду, как шершни.
- Да, так бы и было, - устало согласился Эрл и вернулся к дивану. - Но это спасло и твою шею. Доктор тебя не выдал.
Ингрэм поднял приемник и повертел его в руках.
- Все как-то странно. Я ограбил банк, совершил похищение - и ничего! Дома задержись я на стоянке сверх срока, тотчас подвалила бы куча полицейских. Странно... - Он извлек из кармана перочинный нож и сел, изучая приемник. - Пожалуй, лучше нам разделиться, когда уедем отсюда. Как думаешь, это имеет смысл?
- Конечно, ты же чист, - с горечью сказал Эрл. - И вполне сможешь скрыться.
От злости мысли его путались; им так хотелось, чтобы Ингрэм сам это предложил, верно? Теперь можно представить дело так, что он сам хочет воспользоваться предоставившимся шансом и отделиться. Но зачем тогда осуждать его за это?
- Черт возьми, я останусь, если ты хочешь, - сказал Ингрэм, отвинчивая заднюю крышку радиоприемника. - Но когда белый с чернокожим едут вместе, это привлекает внимание. Сам понимаешь. Ваши с приятельницей шансы без меня только возрастут.
- Ладно - ладно, - коротко бросил Эрл. - Разделимся.
- Я могу пойти пешком, - продолжал Ингрэм. - На шоссе поймаю автобус и поеду себе. А у вас с девушкой не будет никаких проблем уехать на машине.
- Хорошо, черт возьми, мы разделимся.
- Мы ведь собирались встретиться на Всемирной Серии, (серия бейсбольных матчей в финале сезона - прим. пер.) с бледной улыбкой напомнил Ингрэм.
- Разумеется, - заверил Эрл, потирая лоб. - Выпьем пива, и я расскажу тебе, на что обратить внимание.
"- Зачем я это сказал, - подумал Эрл. - Зачем громоздить ложь?"
- Какого черта ты делаешь с радиоприемником? - неожиданно спросил он.
Ингрэм разложил детали на краю стола.
- Может быть, мне удастся его наладить, - сказал он.
- Да? А что ты понимаешь в радиоприемниках?
- Попытка - не пытка, верно? Эти старые приемники делались на совесть. Как те старые часы марки "Ингерсол" ценой в один доллар. Вы роняли их на пол - и обычно они начинали ходить куда лучше.
Он внимательно вглядывался в нутро приемника, сложив губы трубочкой.
- Не получается, да?
Эрл внимательно наблюдал за ним, почувствовав себя больным и усталым от нового страха; ему не хотелось, чтобы Ингрэм узнал, что его обманули. Пусть поймет, когда полицейские его схватят. Но не здесь...
- Слишком много повреждений? - Эрл не смог скрыть надежду, прозвучавшую в его голосе.
Ингрэм покосился на него и вновь вернулся к работе.
- Может быть да, а может быть и нет. Если закоротило выпрямитель, тогда никаких шансов. Но могли просто отвалиться контакты на динамике. Или что-нибудь в этом роде.
- Где ты научился разбираться в радио?
- В армии. Я был связистом.
- Связистом? - Эрл сунул в рот сигарету и о ноготь большого пальца зажег спичку. - Думаю, служба не из тяжелых.
- Ну... Нам приходилось дежурить по четыре часа, потом четыре часа отдыха, и так без перерыва три дня подряд. Хотя это было за границей. В США не так плохо.
- А где ты был за границей?
- В Англии. Дольше всего я прослужил неподалеку от городка, который назывался Веймут. Но мы регулярно ездили в Лондон.
Эрл сухо бросил:
- И ты называешь Лондон заграницей?
Ингрэм усмехнулся.
- Можешь показать, как добраться туда по суше?
Эрл встал и опять проковылял к окну, стараясь не растерять такую неожиданную и необходимую злость; это чувство сразу смыло прочь все сомнения, так его раздражавшие. Вызвало её саркастическое замечание по поводу армии; вот так все они себя ведут, когда забывают свое место. Надуваются самодовольством, хлопают вас по спине и предлагают выпить из их бутылки. И вообще всячески стремятся стать запанибрата... Эрл знал все это, но сейчас вдруг неожиданно понял главное: у него есть все основания ненавидеть Ингрэма. Это его обязанность, ставшая вдвое важнее после того, как Ингрэм оказал ему услугу. Самое главное, с людьми нужно обходиться так, как они заслуживают - независимо от того, как ведут себя по отношению к вам. Только так и следует поступать.
Эти мысли радостно бились у него в голове, укрепляя чувство собственной правоты и уверенности. Правильно, что он лгал Ингрэму; это его долг. Эрл сам не знал, как пришел к такому выводу, но справедливость его отрицать было невозможно; убежденность растекалась по всему его телу, заглушая слабые отзвуки сомнения и вины.
- Ну и как было за границей? - тихо спросил он, стоя спиной к Ингрэму, весь напрягшись и выпрямившись. - Как шли дела в Англии, Самбо?
- Мы довольно неплохо там жили. - Ингрэм, хмурясь, склонился над приемником. - Жили мы в казармах, и особых строгостей насчет увольнительных не было.
- Звучит неплохо, - буркнул Эрл.
- Армия есть армия, - пожал плечами Ингрэм. - Хорошо или плохо идут дела, она все равно остается армией. Не мне тебе объяснять.
Эрл сузившимися глазами наблюдал за ним. - Тебе должна была понравиться Англия. Я слышал, там за вами просто бегали.
- Да, люди там действительно приятные, - рассмеялся Ингрэм. Спрашиваешь у них дорогу, так тебя берут за руку и ведут полпути, непрестанно повторяя: "- Вы не смошете заплудиться, приятель, вы на самом деле не смошете." Они в самом деле так говорят, я не шучу.
- Неплохо ты передаешь английское произношение. Кто-то научил?
- Я слишком часто слышал, как они говорят.
Эрл вновь приковылял к дивану и уставился на склоненную голову Ингрэма.
- Неплохо время проводил, а?
- Большинство к солдатам относилось дружелюбно. Сам знаешь, как это бывает. Показывали фотографии сыновей, служивших в Бирме или где-нибудь еще, расспрашивали про Америку.
- Должно быть, здорово ты заливал, - заметил Эрл.
Ингрэм пожал плечами и попытался улыбнуться. Он чувствовал, что злость так и прет из Эрла, как жар из печки. Какого черта с ним случилось? Что так разозлило?
- А что ты скажешь о людях, Самбо? - не унимался Эрл. - Мне бы хотелось знать. Сам я никогда не встречал никого, кроме лягушатников и немцев.
- Ну, я же говорил, они очень приятны и дружелюбны. - Он понял, что так разозлило Эрла, и насторожился. - Я никого не знал близко, но к нам все хорошо относились.
- Ты никого не знал, да?
- Ну, я одного я знал довольно хорошо, - сознался Ингрэм. - Правда не очень долго, но это не имеет значения. Из тех людей, с которыми сразу находишь общий язык... Если ты понимаешь, что я имею в виду.
- Я тупой, Самбо. Я не понимаю.
- Встретил я его однажды вечером в Лондоне, - продолжал Ингрэм. - Он просто сидел в баре с кружкой пива, и мы разговорились.
- Ты ходил с ними в бары, да?
Ингрэм пристально посмотрел на него.
- Верно. И ещё мы пользовались общими туалетами. Это именно то, за что мы боролись. Демократия. Общие сортиры.
- Так что насчет этого человека? - Глаза Эрла угрожающе сузились. Что насчет него, Самбо?
- Он был из Шотландии, - сказал Ингрэм, пристально вглядываясь в искаженное яростью лицо Эрла. - Лет шестидесяти. Любитель музыки. Спросил, не хочу ли я пойти с ним завтра на концерт. Я конечно ответил, что с удовольствием. И мы отправились. Потом он повозил нас с приятелем по Лондону. По пригородам, где стояли ровные ряды маленьких кирпичных домиков с цветами в палисадниках. Провез по Пикадилли, отвез в Истэнд, где люди так бедны, что им не удается даже выпить. А потом показал маленькие английские пабы, где подавали джин и виски. Он здорово знал историю и говорил, что англичанин по имени Дизраэли однажды сказал: "- Хорошее существует в жизни только для немногих - для очень немногих". Мысль эта шотландцу не нравилась. Потом он отвез нас на вокзал Паддингтон и мы вернулись в свою часть. - Ингрэм уронил нож на стол. - Вот и вся история про англичан.
- А почему он выбрал вас? В нем было что-то странное?
- Я не могу сказать.
- А как насчет девочек? Как насчет баловства со шлюхами, Самбо?
Ингрэм отвел взгляд: он не в силах был видеть бессмысленной ярости, залившей лицо Эрла. "- Почему? - горько подумал он. - Почему я должен оправдываться за грехи десятилетней давности?"
- Я рассказал достаточно, - отрезал он, неожиданно почувствовав презрение к самому себе и к Эрлу. - Я никогда не брал в Англии ничего, если мне не предлагали. На блюдечке с голубой каемочкой.
- Тебе удалось избежать настоящей войны. Ты служил не в армии, а в раю.
- На меня надели солдатскую форму и посадили на корабль. Что я должен был делать? Выпрыгнуть за борт и плыть на фронт с ружьем в зубах?
Эрл встал и вернулся к окну, снедаемый беспричинной злостью.
- Ты должен был оказаться рядом со мной, Самбо, - сказал он. - Чтобы увидеть войну. Я покинул штаты рядовым. А четыре года спустя стал сержантом. Только дюжина ребят из нашей части прошла всю войну. Остальные погибли - либо в Африке, либо во Франции, либо в Германии. Каждый раз, когда возникал избыток Пурпурных Сердец (американский орден - прим. пер.), нас посылали на передовую.
- Ты служил в Первой дивизии?
- Ты о ней слышал, да?
- Конечно. Эта часть прославилась по-праву.
- Ты правильно думаешь. - Он хромал взад-вперед по комнате, распираемый воинственной гордостью. - В нашей части собрали лучших в мире парней, а потом половину из них угробили, чтобы её прославить. Представляешь, все офицеры, которые плыли вместе с нами из Штатов, погибли в боях. Командир, начальник штаба, четверо вторых лейтенантов. Все погибли в бою. - Эрл двинулся к дивану, неожиданно ощутив растерянность и усталость. Его настроение изменилось и смягчилось; казалось, что холодный клубок злости в груди растаял. - Один из наших вторых лейтенантов был совсем мальчишкой, - он медленно покачав головой. - Парня звали Мердок. Он играл в футбол в Санта Кларе. Боже мой, он был настоящим атлетом. Природа дала ему все. Прекрасная внешность, дивная улыбка. Его никогда ничто не обескураживало. Думаю, его можно было назвать настоящим оптимистом. Он постоянно всех подбадривал. И погиб во Франции. Пуля прошла прямо через каску, вошла сзади и вышла спереди. Когда мы его перевернули, парни стали богохульствовать - так ужасно было видеть его жутко изуродованным.
Эрл забыл про Ингрэма, забыл про холодную комнату с отвратительной больничной вонью, забыл о том, что придется умереть, если полиция его поймает; все это вытеснили гордые и болезненные армейские воспоминания. Никаких сомнений, это были лучшие дни в его жизни. При всей грязи и мерзости войны лучшего времени он не знал.
Эрл уже тогда это понимал, как и все вокруг, хотя стыдился признаться в том, что испытывает на самом деле. Даже бои он воспринимал не так, как остальные. Схватки делали его лихим и отчаянным, но страха не было; было скорее ощущение, как во время катания на американских горках, причем настолько сильное, что почти непереносимое. Вот почему временами он кричал и вопил, как безумный. Просто для того, чтобы отвести душу...
Они провели вместе пять долгих лет, отметив их могилами, протянувшимися вдоль всего пути от самой Африки. Они составляли воинскую часть, которой они что-то отдавали и что-то от неё брали, - нечто большее чем просто сто пятьдесят пехотинцев. Затем часть расформировали, и бойцы рассыпались по всей стране. И ни от кого он не дождался ни открытки, ни звонка, ничего, что могло бы оживить воспоминания. Словно никогда ничего и не было.
Однажды в Давенпорте, в штате Айова, Эрл встретил парня из своей части - Хильстуттера, крепкого сообразительного парня, хорошего солдата. Хильстуттер не изменился, просто чуточку растолстел, и все. Они стояли на тротуаре и разговаривали, Хильстуттер в ответ на слова Эрла кивал и поддакивал: - Да, это была ужасная ночь, - или - Интересно, а что случилось с этим-как-его? - и продолжал кивать, пока Эрл горячо вспоминал золотые армейские денечки. Потом Хильстуттер сказал: - Ты совсем не изменился, сержант. И прекрасно выглядишь, - пожал ему руку и взглянул на часы. - Пора домой, к жене...
И все. Эрл смотрел ему вслед, наблюдая, как невысокий крепыш спешит по улице, точно так же, как тысячи людей в этом городе. После того, как они прослужили вместе пять долгих лет, все свелось для Хильстуттера к самому простому: привет, рукопожатие, прощай.
"- Наша часть мертва, - мрачно подумал Эрл. - И только мертвые стоят в строю - молчаливом мертвом строю старой первой дивизии." Странно, но только мертвые помогали хранить воспоминания. Остальные были просто не в счет. Остальные рассеялись по всей стране, поливали лужайки, толстели и лысели, позабыв обо всем в тот момент, когда получили на руки документы об увольнении.
Руки Ингрэма замерли; он следил, как боль и растерянность терзают лицо Эрла, и не мог понять, что с ним случилось. Наконец он спросил:
- А как ты получил свою Серебряную звезду?
Эрл с любопытством посмотрел на него.
- Откуда ты знаешь?
Ингрэм пошарил в кармане плаща и достал ключи от машины Лорен. Серебряная звезда ярко сверкнула на шоколадной ладони.
- Я решил, это твоя.
- Правильно решил, - кивнул Эрл. Несколько минут он помолчал, невеселая улыбка искривила губы. Потом пожал плечами и потянулся за сигаретами.
- В ту ночь нас застали врасплох в подвале на немецкой ферме, - начал он. - Нас было шестеро, и мы решили, что это подходящее место, чтобы отсидеться. Но немцы вернулись с танками и нас отрезали. Прямо в этом доме расположился штаб соединения. Мы слышали, как наверху они разговаривают, едят, что-то обсуждают. Я не знал, что делать. Мы переговорили и решили дождаться рассвета, а там выскользнуть из подвала и пробраться мимо фрицев к своим.
Эрл закурил и вспомнил запах мокрой брюквы в подвале, скользкий грязный пол и голоса немцев над головой. Потом рассмеялся.
- Все получилось, мы выбрались через окно, пересекли двор и сад. Выбирались по-одному, с интервалами в полминуты. Как на учениях с перебежками. Но собрались в саду только пятеро - одного не хватало, такого здоровенного неуклюжего парня, только из пополнения, он и в части провел меньше недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30