Фари кивнул.
— Я понимаю, ваше величество, — сказал он. — Очень неприятная ситуация. План вашего величества вторгнуться в земли людей может пострадать.
— Вряд ли, Фари, — сказал король. — Проклятия имеют обыкновение распространяться за пределы очерченных им первоначально границ. Слишком много задействовано связей, некоторые из них неведомы даже тем, кто насылает проклятие, так что невозможно просчитать все мыслимые последствия. Именно поэтому я для начала отправил бандитов, а не наших солдат через Запретную Пустыню. Но как бы ни горько мне было это говорить, Фари, а все же благоразумнее действовать с оглядкой. И я хочу, чтобы ты не скупился на расходы. Задействуй всех звездочетов. Всех моих снотолкователей. Кроме того, пусть в главном храме ежедневно приносятся жертвоприношения богам и еженедельно — в храмах поменьше.
— Слушаюсь, ваше величество, — кивая, сказал Фари. — Без промедления. — Он поспешил прочь, испытывая облегчение оттого, что вновь всю вину и ответственность, возможную в данной ситуации, взвалил на других. Хотя в случае успеха он, без сомнения, рассчитывал получить единолично все похвалы и почести.
Король же остался в безрадостном настроении. Глубоко встревоженный Манасия вновь обратился к голове. Старый страх соперничества овладел им. По длинной костистой спине пробежали мурашки.
Манасия вдруг задумался: а уж не размышляет ли прямо сейчас о нем его враг?
И если есть такой враг, то уж не с человеческим ли ликом?

Вскоре после столь разочаровывающих событий в жизни Манасии Сафару и Ираджу пришлось распрощаться. Этому они посвятили целую церемонию, вернувшись в пещеру Алиссарьяна и к снежному перевалу, где они сражались с демонами. Прошедшие снегопады совсем скрыли свидетельства сражения, и когда они проходили на грубо сработанных деревянных лыжах, и следа не осталось от развернувшихся здесь некогда событий.
— А может, это просто нам приснилось, — сказал Сафар. — Может быть, вообще не происходило ничего подобного, и мы в любой момент проснемся и окажемся в обычной жизни двух обычных людей.
Ирадж отрывисто рассмеялся.
— Я никогда не был обычным, Сафар, — сказал он. — Да и ты тоже, хочешь признавайся в этом, хочешь нет. Но если признаешься, то просто избавишь себя от ненужных переживаний. — Он усмехнулся. — Если, и Астария тебе приснилась, — сказал он, — то у тебя самое богатое воображение в Эсмире. Представить себе куртизанку, одновременно и юную, и красивую, и девственную, и искусную в доставлении наслаждения мужчине… Нет, это был не сон, мой друг. Когда ты состаришься, то, вспоминая ее среди всех прочих женщин, можно будет сказать, что жизнь ты провел неплохую.
Сафар скис.
— Хотел бы я побыстрее забыть обо всем этом, — сказал он. — Боюсь, воспоминания об Астарии лишь сбивают меня с толку.
Ирадж хлопнул его по спине.
— Не смеши, — сказал он. — Подумаешь, влюбился в куртизанку. Ты не первый и не последний. Ну помечтал о вечной любви. Ну пообещал ей луну и звезды, лишь бы она оказалась в твоих объятиях. Я тоже говорил это своим двойняшкам. По отдельности. И вместе.
— Ты же совсем не это имел в виду, — сказал Сафар. — А я — именно это. И мне стыдно.
— Почему, я имел в виду именно это, — ответил Ирадж. — По крайней мере, иногда. Особенно когда левой рукой обнимал одну, а правой — другую. По титьке в каждой руке, да еще по такой округлой и совершенной, какую только может представить себе мужчина.
— В тебе говорила похоть, — сказал Сафар.
Ирадж фыркнул, затем сам себя комично обнял.
— Ну да, а в тебе говорила бессмертная любовь, да? Любовь, от которой невозможно укрыться. Ерунда, мой друг! Ерунда! Все дело только в том, как упакована эта похоть.
— Она смеялась надо мной, — вспыхнув, признался Сафар.
— Ну и что? — ответил Ирадж. — Ты гонял ее всю ночь и половину следующего утра. И поэтому, в момент бессилия, попросил ее стать твоей женой. А она, я представляю себе, с каким очарованием и типичными женскими уловками, сообщила тебе, что не хочет всю оставшуюся жизнь стряпать и рожать детей для деревенского парня. Она же куртизанка. И амбиций у нее столько же, сколько и красоты. Ты проявлял упорство. Надо полагать, вновь устроился среди этих шикарных бедер. — Новая волна краски на лице Сафара подтвердила, что Ирадж не ошибся в догадке. — И тут она рассмеялась. А смеяться должен был ты. Ведь ты же получил все, что хотел. Я позаботился об этом. И теперь, когда тебе от нее ничего не надо, ты добился того, что она тебя пнула. А ведь ты — Сафар Тимур! Человек, созданный для великих дел. Тот самый мужчина, на которого она будет молиться все оставшиеся дни ее жизни.
— Я не умею так расчетливо смотреть на вещи, как ты, — сказал Сафар.
— И не надо, — сказал Ирадж, пожимая плечами. — Но я не сомневаюсь, что и ты вскоре разделишь мой взгляд на эти вещи. Ты затащил бабу в постель. А презрительный смех куртизанки — особенно после того, когда дело сделано, — ничего не стоит. Потому что правда заключается в следующем: очередной мужик, который оседлает Астарию, будет старым и толстым, и именно о тебе она вспомнит в этот момент, представляя себе толстого старика божественным красавцем.
Грубоватые успокаивающие слова Ираджа, хоть и сказанные дружески, не могли исцелить уязвленный дух Сафара. И поэтому он обрадовался, когда Ирадж внезапно вскрикнул, что-то обнаружив.
— Ты только посмотри! — воскликнул он, опускаясь на колени и раскапывая снег.
Сафар приблизился посмотреть. Под скребущими пальцами Ираджа показалась морда демона. Черты покойника отливали голубовато-зеленым цветом. Из искаженного гримасой рта торчали огромные клыки. Этим демоном был Гифф, и на морде осталась печать удивления, с которой он принял смерть, когда лезвие Ираджа рассекло ему горло. Сафар отвернулся.
— Это же тот демон, которого я убил! — сказал Ирадж. — Я сужу по ранам. — Он пальцем провел по зияющей красной ране под выступающим подбородком Гиффа.
— Засыпь его, — попросил Сафар.
— Засыплю, — сказал Ирадж и достал нож.
Сафар оглянулся и потрясение увидел, как друг выковыривает клыки острием ножа.
— Что ты делаешь?
— Зубы вынимаю, — сказал Ирадж. — Хочу сделать из них ожерелье.
Сафар, так и не привыкший к диким, вывезенным из равнин замашкам своего друга, отвел взгляд.
— Я думал, мы договорились держать все событие в секрете, — сказал он. — Чтобы люди не волновались без необходимости.
Ирадж фыркнул.
— Я выполню обещание, данное Коралину, — сказал он. — Но по-своему.
Он поднял окровавленные клыки, и Сафар не удержался, посмотрел.
— Я сделаю ожерелье и буду надевать его лишь при встрече с врагами. Разумеется, им ничего не будет известно. Но из их задниц польется зеленое дерьмо, когда они только представят себе, какое чудище я убил.
Несмотря на отвращение, Сафар все понял. Только что в Киранию прибыл родственник Ираджа с сообщением, что юному принцу можно спокойно возвращаться домой. Его коварный дядя — лорд Фулен — заболел. Солдаты лишились боевого духа в связи с этим, а союзник — Коралия Кан вынужден был запросить мира. В качестве условия мира Ираджу разрешалось возвращение домой и восхождение на наследный трон главы клана. Разумеется, существовали и оговорки, направленные на то, чтобы ослабить его, сделав лишь номинальным главой. Но Ирадж уже имел свои соображения, как обойти эти оговорки.
Ирадж положил зубы в кожаный кошель и заткнул его за пояс. Затем он засыпал тело Гиффа и разровнял снег, сделав, как было раньше.
— Хотелось бы мне уговорить тебя остаться в Кирании, — сказал Сафар. — Вне гор тебя поджидают лживые соблазны.
— Частично и лживые, — сказал Ирадж, поднимаясь и отряхивая колени. — Хотя ненадолго они постараются выглядеть иначе. Когда же Фулен выздоровеет, кровавая вражда вновь начнется. Но когда она начнется, я постараюсь быть к ней готовым. — Он потрогал кожаный кошель с клыками демона. — Они считают меня юным и не готовым к схватке. Эти зубы скажут им совсем другое. Я сохраню тайну о происхождении зубов, и от этого талисман станет еще более могущественным.
Сафар, не желая больше обсуждать эту тему, сказал:
— Что-то я замерз. Давай вернемся в пещеру.
Получасом позже они уже сидели у небольшого костерка в пещере, согревая руки над огнем. Над ними жутковато просвечивал из стены облик Алиссарьяна.
— Ты так и не рассказал о твоих планах, — сказал Ирадж, отрезая кусок вяленой козлятины. — Чем ты займешься, когда я уеду? Я по-прежнему не могу смириться с образом гончара Сафара Тимура.
— Почему же? — спросил Сафар. — Я спокойно представляю себе этот образ.
— Ты прекрасно знаешь, как и я, — сказал Ирадж, — что хочешь спрятаться от правды. Ты же маг, Сафар. Эти клыки — ничто по сравнению с тем, чем ты обладаешь. Неужели же ты упустишь предложенную тебе Коралином возможность получить образование в самом блестящем университете Эсмира?
Сафар вздохнул.
— Я бы упустил, — сказал он, — но моя семья вряд ли позволит мне это сделать.
— И Губадан, — подчеркнул Ирадж.
Сафар кивнул.
— А он еще хуже их, — сказал он. — Утверждает, что я опозорю всю Киранию, если откажусь от этого шанса. И что когда я, обремененный знаниями, вернусь домой, то смогу принести много пользы.
— Насчет первого утверждения он прав, — сказал Ирадж. — Твоим соотечественникам будет стыдно. В истории Кирании никому еще не выпадала такая возможность. Второе же утверждение Губадана ошибочно. Ты не должен возвращаться, Сафар. Я слабый прорицатель по сравнению с тобой, но уверен, что, если ты покинешь Киранию, ты сюда уже не вернешься. Потому что ты окажешься рядом со мной. Забыл?
— Это видение было обманом, — сказал Сафар.
— Ты уверен? — спросил Ирадж, улыбнувшись.
— Абсолютно, — ответил Сафар. — Это ведь ты у нас честолюбив. А я — нет.
— А как же другое видение? — сказал Ирадж. — Танцующие люди и вулкан? Оно тоже обман?
Сафар не сразу ответил.
— Нет, я так не думаю. И это главная причина, по которой я скорее всего уступлю настояниям семьи и Губадана. Потому что только в Валарии я смогу во всем разобраться.
— Каковы бы ни были причины, Сафар, — сказал Ирадж, — я прошу тебя по возможности быстрее принять решение. И впитать в себя как можно больше познаний. И как можно быстрее. А я обещаю тебе, что однажды, в тот день, когда ты меньше всего будешь ожидать, я объявлюсь с просьбой присоединиться ко мне.
— А я откажусь, — сказал Сафар. — Пусть ты мой друг, но я все равно скажу «нет».
— Давай проверим? — спросил Ирадж. Он вытащил кожаный кошель и вытряхнул окровавленные клыки на ладонь. Затем насмешливо попросил: — Брось эти кости, о Великий мудрец, и скажи нам, молю, что скрывается в будущем.
— Не глупи, — сказал Сафар. — Я по костям не гадаю.
— А почему бы не попробовать, — сказал Ирадж. — Я даже почищу их для тебя.
Он отер кровь о кошель и протянул клыки. Сафар не пошевелился, и Ирадж, схватив его за правую руку, с силой разжал пальцы и бросил четыре клыка в раскрывшуюся ладонь Сафара. Сафар, не противясь, машинально сжал их в кулаке.
— И что делать дальше? — спросил Ирадж. — Сотворить какое-то заклинание и бросить их, да?
— Я не хочу заниматься этим, — сказал Сафар.
— А я вот что тебе скажу, — предложил Ирадж. — Чтобы тебе было легче, я буду приговаривать, а ты бросай. Хорошо?
Не дожидаясь ответа, Ирадж поглубже вздохнул и принялся приговаривать:
Кости, кости, пусть и демонские,
Скажите, что кроется в будущем,
Какие дороги нас ждут?
Под звуки голоса Ираджа клыки в кулаке Сафара внезапно стали нагреваться. Он инстинктивно разжал кулак и подкинул их на ладони, как игральные кости.
— По предмету заговоров я всегда не успевал, — сказал Ирадж и рассмеялся. — Но если надо подурачиться… — И он смолк, увидев, как трясет кости Сафар, у которого глаза заблестели от напряженной сосредоточенности.
Сафар бросил их на пол пещеры, и те упали не с глухим стуком, а со звоном, словно сталь ударилась о сталь.
Красный дымок зашипел, поднимаясь подобно змее, и оба юноши в испуге отпрянули. Дым становился все гуще, отдавая запахом засохшей крови, и вращался перед ними, как маленький пустынный дервиш — тонкий внизу, но с утолщением размером с кулак вверху. Затем появился рот, изогнутый в соблазнительной улыбке.
Губы раздвинулись, и друзья услыхали женский голос:
— Эти двое выберут ту же дорогу, по которой шли и прежде. Братья по духу, но не из одного чрева. Разделенные телесно и умственно, но объединенные судьбой. Но будьте осторожны в своих поисках, о братья. Берегитесь той дороги, что выбрали. Поскольку история не закончится, пока вы не доберетесь до Огненной Земли.
Дымок внезапно исчез, а юноши разинув рот смотрели на четыре крошечные кучки пепла, оставшиеся на том месте, где лежали клыки демона. Зубы словно пожрало горячее пламя.
Ирадж первым пришел в себя.
— Видел? — Он фыркнул. — Мы слышали из уст самого Оракула. — Он обнял Сафара за плечи. — Братья по духу, но не из одного чрева, — процитировал он. — Уж мы составим парочку! Король королей и его великий визирь!
— Оракул не совсем так сказал, — отозвался Сафар. — К тому же пусть она, кто бы ни была, и говорила правду, но это вовсе не означает, что она говорила именно о нас.
Ирадж презрительно фыркнул.
— А кроме нас, я что-то никого не вижу в этой пещере, — сказал он. — Так что о ком же еще говорилось?
— Но в ее словах содержалось и предупреждение, — сказал Сафар. — Не забудь о предупреждении.
— Ну разумеется, разумеется, — нетерпеливо сказал Ирадж. — Я слышал и запомнил. И понял. Как только вернусь домой, тут же начну собирать собственные войска. А ты отправляйся в Валарию и получай там как можно больше знаний до того момента, покуда не придет пора нам объединиться.
— А я не уверен, что именно так следует понимать предсказание оракула, — сказал Сафар.
— Именно так, — ответил Ирадж. — И не важно, что мы там себе думаем. Мы обретем себя в днях грядущих. А ты просто иногда думай обо мне. Когда зароешься в своей Валарии по уши в пыльные книги и свитки, просто представь меня, едущего верхом по южной равнине, во главе армии наездников, с развернутыми знаменами над моей головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64