На случай, если мы вдруг потерпим неудачу.
Грэм с трудом сдерживал бушевавшие внутри чувства. «Еще и какую», – думал он. Странтон не мог не клюнуть на такую приманку…
– Обещаю, – сказал он спокойным голосом. И про себя добавил: «Точно так же, как ты мне обещал помочь сбежать от аль-хаджида». Обещания – вещь крайне ненадежная.
Только теперь он нашел в себе силы отвести взгляд от графа и оглядеть комнату. Джиллиан сидела не поднимая глаз. Леди Странтон молчала. А вот Кеннет смотрел на него с беспокойством, будто спрашивая: «Что ты, черт возьми, задумал?»
На мгновение Грэм почувствовал себя виноватым, но только на мгновение. Он повернулся к Бадре и спросил, как малыш, Бадра не растерялась и изящно перевела разговор на детей. Грэм, улыбаясь, слушал ее вполуха и насторожился только тогда, когда графиня спросила, можно ли посмотреть на мальчика.
Бадра отдала распоряжение, и вскоре в гостиную вошла няня с маленьким Майклом, которого бережно передала молодой матери. Леди Странтон оживилась при виде спящего младенца. Граф весь подался вперед.
– Можно и мне посмотреть?
У Грэма все внутри оборвалось, когда Бадра подошла с сыном к Странтону. Тот улыбнулся.
– Какой хорошенький мальчик, – нараспев сказал он. Грэм не шелохнулся.
Эти слова эхом отдавались у него в голове, пробуждая ужасные воспоминания. Тот же самый голос, те же самые слова, которые он слышал давным-давно, содрогаясь от ужаса и отвращения к себе после произошедшего.
«Какой хорошенький мальчик». Нет! Нет! Нет! Он не мог вынести этого снова. Не сейчас. Граф встал, чтобы взять ребенка. Грэма всего колотило, он стремительно вскочил.
– Дай лучше любящему дядюшке его подержать, Бадра. Он ведь мой наследник, – говорил Грэм, едва сдерживая дрожь в голосе.
Бадра изумленно на него посмотрела, но беспрекословно отдала ребенка Грэму, который тотчас же заворковал над ним, как и полагается любящему дядюшке. Внутри у него все дрожало.
– Мне кажется, юному Майклу пора спать. Ему еще рано много общаться со взрослыми. Я сам отнесу его в детскую, – обратился он к гостям с натянутой улыбкой.
Не обращая внимания на ошеломленное лицо Бадры, Грэм заставил себя медленно выйти из комнаты, прижимая ребенка к груди. «Пусть он только попробует хоть пальцем тронуть Майкла», – думал он. Он обязан защитить мальчика от Странтона. Майкл такой невинный, такой беззащитный.
С ребенком на руках Грэм вошел в детскую. Стены в комнате были выкрашены в жизнерадостный желтый цвет, а в центре стояла детская кроватка, украшенная изящной резьбой, – дело рук Кеннета. Круглолицая няня в практичном сером платье и накрахмаленном белоснежном переднике сидела у окна и читала. При виде герцога она вскочила:
– Ваша светлость?
Не обращая на нее внимания, он положил младенца в кроватку и стал укачивать, пытаясь одновременно взять себя в руки. Няня не произнесла больше ни слова.
Майкл потянулся и захныкал во сне. Грэм осторожно, чтобы не разбудить, положил руку ему на голову. «Я не позволю ему тебя обидеть, обещаю. Я его на кусочки разорву, прежде чем он успеет до тебя дотронуться», – шептал он по-арабски.
– Проследите, чтобы в комнату не входил никто, кроме его родителей, Жасмин и меня, – приказал он няне. – Майкла ни в коем случае нельзя выносить из детской без моего разрешения.
– Да, ваша светлость.
Он тихо порадовался тому, что английские слуги выполняют странные приказы хозяев, не задавая лишних вопросов.
Послышался стук в дверь. Грэм весь напрягся, как сжатая пружина, и накрыл кроватку руками, будто желая уберечь ребенка от опасности. Дверная ручка качнулась. У Грэма кровь заледенела в жилах. Пробудившиеся воспоминания ранили его больнее ножей. «Какой хорошенький мальчик…»
Джамбия, которую он прятал в рукаве с того момента, как увидел Странтона, скользнула в руку. Стальное острие поблескивало. Няня раскрыла от удивления рот и бросилась к младенцу.
Грэм оказался быстрее: лезвие замерло около ее горла.
– Не трогайте его, – произнес он с угрозой. Ребенок проснулся и заплакал.
Грэм бросился к двери, повернул ключ, и дверь начала открываться. Грэм принял защитную стойку, держа кинжал наизготовку, готовый отразить любое нападение. В комнату вошел мужчина, Грэм поднял кинжал.
– Грэм, пожалуйста, опусти джамбию, пока ты сам не поранился и не ранил моего сына.
Герцог с облегчением перевел дух – все в порядке, это были Кеннет и Бадра, – но кинжал он так и не опустил и с места не сдвинулся.
– Оставьте нас, – приказал Кеннет няне.
Няня серым призраком в накрахмаленном до хруста переднике бросилась к двери.
– Что на тебя нашло? – спросил брат, а Бадра накрыла его руку своей и решительно заглянула ему в глаза.
– Какой хорошенький мальчик, – произнесла она нараспев.
Грэм содрогнулся всем телом, кинжал в его руке дрожал.
– Нет, – отрывисто произнес он. – Ему нельзя позволять дотрагиваться до Майкла. Нельзя. Нельзя. Пусть он не трогает его. Пусть оставит ребенка в покое.
– Грэм!
Он моргнул и попытался сфокусировать взгляд. Перед ним была его невестка. Брат.
– Господи, не может быть! Так это был он? Странтон и есть тот самый негодяй? Аль-Гамра – твой будущий тесть? – Кеннет грубо выругался по-арабски. – И ты пригласил его в наш дом? – Кеннет скривился от отвращения.
Вот только Грэм не был до конца уверен, не к нему ли брат испытывает такое отвращение.
– Я никому не дам Майкла в обиду, никогда. Никому. Ни Странтону. Ни самому себе. Внезапно у него защемило в груди. А вдруг Кеннет и вправду подумал, что Грэм может обидеть мальчика?
– Конечно, не дашь. Но я думаю, что ребенок проголодался, – сказала Бадра. – Можно я его покормлю?
Он с недоумением посмотрел на нее и лишь спустя несколько секунд осознал, что до сих пор держит в руках кинжал. Спрятав клинок обратно в ножны, Грэм отошел от кроватки, а Бадра с неподражаемым спокойствием взяла младенца на руки и прижала к груди.
– Я знаю, что ты пытался его защитить, Рашид…
Услышав свое арабское имя, Грэм окончательно пришел в себя. Он сделал глубокий вдох, восстанавливая привычное самообладание. Когда Бадра с ребенком подошла к окну, он уже полностью успокоился.
Чего нельзя было сказать о его брате.
– Так почему же ты женишься на ней, если знаешь, что ее отец – аль-Гамра? Зачем тебе это?
– Узнать слабости врага можно, только хорошенько его изучив. Обойти его защиту, застать его врасплох, а потом…
– Вот и Джабари всегда так говорил. – Кеннет провел рукой по волосам. – Так вот зачем ты все это затеял. Ты женишься на враге. Господи, Грэм, да ты с ума сошел!
– Так оно и есть, – спокойно признал он.
Кеннет какое-то время молча разглядывал брата.
– Делай что хочешь, – взмахнул он руками. – Это твоя жизнь. Давай, женись на ней. Только учти, Грэм, я больше ни во что не вмешиваюсь. И не позволю в это впутывать свою семью. Мсти, сколько хочешь, только моя семья не должна при этом пострадать. Ты меня понял?
Грэм почувствовал, как в груди у него образуется пустота. Опять он остался один-одинешенек.
– Даю тебе слово, – сказал он тихо.
– Я тебя не понимаю, Грэм, – Кеннет выглядел озадаченным, – и, похоже, никогда не пойму.
– Да, тебе меня не понять, – согласился он. И слава Богу. Сделав над собой усилие, он направился к двери.
– Прошу прощения. Мне пора вернуться к гостям. И к призракам прошлого.
Глава 11
Свадьба Грэма и Джиллиан проходила в небольшой церквушке. На Джиллиан было скромное серое платье. Ее отец категорически запретил ей венчаться в белом. Когда Грэм надевал ей на палец тонкое золотое кольцо, у него было такое чувство, будто захлопнулся стальной капкан.
Свадебный обед проходил у родителей Джиллиан. Время тянулось ужасающе медленно. За столом царила траурная атмосфера, которую только подчеркивали тяжелые бордовые портьеры, не пропускавшие ни одного солнечного лучика в обеденный зал, где они сидели с чопорным видом за длинным столом красного дерева. Не хватало только траурной музыки. Даже Жасмин не могла развеять эту тяжелую атмосферу – ее просто не взяли. Грэм решил, что будет разумнее оставить девочку дома. Брат Грэма, разговаривая с ним, то и дело поглядывал на Джиллиан и на ее отца. Попытки Бадры завести разговор с леди Странтон тоже не увенчались успехом.
Но вот обед закончился. Джиллиан вознесла про себя благодарственную молитву. Грэм отвез ее в новый дом и проводил в ее апартаменты. Она вяло рассматривала уютную спальню, отделанную в бело-голубых тонах, и просторную гостиную.
– Ужин подадут в семь. А пока можешь отдохнуть. Не буду тебе мешать, – сказал он.
– Боюсь, мне привезли еще не все платья.
– Платья? Я велел их сжечь.
Джиллиан изогнула бровь в изумлении:
– Отец хотя бы разрешал мне носить сорочку. Неужели ты заставишь меня ходить по дому голой?
– А это идея, – улыбнулся он. – Впрочем, я не такой тиран. Я распорядился снять мерки с платьев, которые прислал твой отец, и сшить тебе новые. Хватит серого. Я хочу, чтобы ты носила платья цвета изумруда. Или сапфира. Цвета этих драгоценных камней как нельзя лучше подчеркивают твою внутреннюю красоту. Больше никакого серого.
– О какой внутренней красоте ты говоришь? Он провел рукой по ее щеке.
– О страсти. Она почти угасла в тебе, ей надо помочь разгореться вновь.
Она не ожидала, что Грэм настолько глубоко заглянет ей в душу.
– Яркие цвета только подчеркнут цвет моих волос. – Она провела рукой по волосам. – Отец запрещал мне носить яркие платья, чтобы не подчеркивать его. Я больше люблю темные тона.
Он помрачнел.
– Хватит темного, Джиллиан. Темные цвета – цвета одиночества. – Он нежно поцеловал ее в щеку. – Горничной у тебя нет, так что я прислал к тебе одну из самых смышленых служанок. Надень сапфирово-синее платье. Я знаю, оно будет тебе к лицу.
Грэм вышел. Джиллиан проводила его взглядам, размышляя о том, не являются ли те темные цвета, которые он упомянул, символом тайн, иногда мелькавших в его глазах.
Джиллиан так переживала из-за предстоящей брачной ночи, что едва притронулась к ужину. А еще ее удивило, что в этом доме было не принято строго придерживаться всех правил этикета. Даже маленькой Жасмин позволяли ужинать вместе со взрослыми, а не отправляли есть в детскую. Джиллиан сидела в задумчивости.
Кеннет, Бадра и Жасмин оживленно болтали и заразительно смеялись. Ей всегда хотелось иметь именно такую семью – гостеприимную, дружную и любящую, а не чопорную и отчужденную.
Герцог время от времени тоже улыбался, хоть и выглядел слегка отстраненным. Он держал в руке винный бокал и разглядывал поверх него жену. Грэм поставил бокал, и слуга наполнил его простой водой.
– Я не пью спиртного, – сказал он в ответ на ее удивленный взгляд. – Но и традиции застолья нарушать не хочу.
На лице его появилась та же озорная мальчишеская улыбка, которую она видела в их первую ночь у мадам ла Фонтант. Джиллиан рассмеялась.
После ужина новая горничная помогла герцогине снять синее платье. Джиллиан со вздохом погладила атласную ткань. У нее никогда не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего это платье по красоте и роскоши. А Эмили тем временем помогла ей надеть атласный пеньюар цвета топленого молока. Тяжелая ткань красиво облегала ее тело.
– Герцог сказал, что это подарок для вас. Он хотел, чтобы эта ночь по-особенному запомнилась его прекрасной невесте, – пояснила горничная, глядя на Джиллиан с восхищением.
Джиллиан дрожащей рукой провела по ткани. Белое для первой брачной ночи. Она утратила невинность, но он обращается с ней будто с девственницей. Отец называл ее шлюхой и унижал перед слугами, а Грэм говорил, что она красавица, и относился к ней с уважением.
Она невольно вздохнула и с замиранием сердца опустилась на массивное ложе. Кровать была огромной, как океан, с волнами шелковых простыней и островами шелковых подушек. Она вздохнула, размышляя о том, что ее ожидает.
Герцог уже лишил ее невинности, но тогда это была сделка, мимолетная встреча на одну ночь, они знали, что их пути больше не пересекутся. А сегодня ее любовником будет не незнакомец, а законный супруг, с которым ей предстоит делить постель каждую ночь.
Дверь, соединяющая их спальни, открылась. Вошел Грэм в черном халате до колен. Сейчас его покрытая жесткими волосками широкая грудь, видневшаяся в вырезе халата, выглядела еще более соблазнительно, чем тогда, когда она впервые увидела его обнаженным в борделе.
У нее, как и первый раз, перехватило дыхание от его красоты. Копна иссиня-черных волос, темные сверкающие глаза, орлиный нос, четко очерченные скулы – все в нем говорило об аристократическом происхождении. Плотно сжатые чувственные губы. Ее взгляд блуждал по мускулистой шее к длинным, похожим на женские ресницам. Господи, как же он хорош! Однако волевой подбородок с едва пробивающейся щетиной не позволял назвать его красоту слащавой. Грэм шел к ней бесшумно, и плавно, словно большой кот.
– Пойдем, – сказал он, протягивая ей руку.
– Куда? – спросила она со смущением.
– Согласно семейной традиции, наследников зачинают на герцогской кровати. – Его глубокий голос, в котором звучала нерастраченная страсть, словно ласкал ее кожу.
Она послушно встала. Он взял ее за руку, и ее ладошка была подобна маленькой птичке в его огромной ладони. Он, конечно, отведет ее, куда захочет, но в его спальне или в ее результат будет одинаковый: никакого ребенка.
Герцог подвел ее к своей кровати. Деревянные столбики, поддерживающие балдахин, больше напоминали стволы деревьев. Грэм подхватил ее на руки и бережно уложил на простыни. Потом сделал шаг назад и без улыбки начал развязывать пояс своего халата. Халат распахнулся и упал к его ногам. Он предстал перед ней полностью обнаженным. В отличие от их первой ночи, спальня была залита светом.
Ей стало неловко, и она отшатнулась.
– Зачем так много света?
– В этот раз я хочу тебя рассмотреть. Всю.
Ее охватил трепет. Она не любила этого мужчину, но ее к нему тянуло. Это ее пугало и делало уязвимой. Джиллиан не могла забыть о том, что их связывают нерасторжимые узы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38