квадратный унитаз купить
А теперь физических нагрузок, врач сказал, вам месяца два-три придется избегать. В общем... Только без обид, хорошо? Толик!
Толик достал из куртки бумажник, молча протянул женщине.
- Я думаю, мы разойдемся с миром и не испортим отношений. Это вам. Если потребуется еще какая помощь, здесь, внутри, визитная карточка. Звоните.
Они ушли не оглядываясь.
В кошельке лежали пятидесятитысячные купюры. Я даже не пересчитывал их, отложил это занятие на потом. Просто отметил, что кошелек тугой.
6
Пересчитал деньги лишь вечером, когда остался один в палате (Федор Савельевич умчался в беседку на свидание с невестой). Десять "лимонов". Неплохо. Выходит, можно подрабатывать, бросаясь с велосипедом на бамперы проезжающих машин. А я чуть не свалял дурака, когда не соглашался в тот день приехать на работу на велосипеде. Это меня Макс уговорил, чтобы я во вторник покрутил педали. Мне до моей автомастерской - четыре остановки на троллейбусе, какого черта буду я таскаться с велосипедом? Но Макс настоял: "Нужно, очень нужно. Потом объясню". Попросил, чтобы после работы я заехал к нему. Там уже все наши были в сборе.
- Я договорился с оптовиком, что мы ему опытную, так сказать, партию сегодня подвезем. Он человек умный, рисковать не хочет. И ты, Костя, на драндулете поедешь по Третьей Сигнальной до старого универсама. Там есть киоск Союзпечати, не работает, коробка одна, и у этого киоска должен будет стоять плюгавенький такой мужичок. Он тебя по велику опознает, а ты его по плюгавости.
Макс вытащил из стола красочную конфетную коробку, раскрыл ее:
- Смотрите все, чтоб без дураков. Кольца, перстни, цепочки...
- Да ладно тебе.
- Ну и хорошо.
Он завернул коробку в одну газету, потом во вторую, крест-накрест перевязал веревкой.
- Закрепишь на багажнике и... А пока давайте по пять капель. Колбаса, хлеб, минералка. - Он стал вытаскивать продукты из своего портфеля, раскладывать их на столе. - А конфетная коробочка пусть пока в столе полежит...
Выпили по одной, по второй хорошего коньяку из маленьких хрустальных стопок. Поразмышляли о том, что делать с пленницей. В принципе она о нас ничего не знает, доверительных разговоров мы при ней не вели, можно усадить ее в машину, поплутать по городу и выпустить. А можно попытаться узнать, чья она дочь. Авось и с нее навар получим.
- Я поговорю с ней по душам, - сказал Макс. - Все спокойненько выведаю... Но завтра. Сегодня, Санек, ты с ней побудешь здесь - никакого хамства, предупреждаю! А Костя прямо сейчас поедет к оптовику.
Конфетная коробка, завернутая в газеты, перекочевала из стола в мои руки.
- Он мне за нее деньги должен дать, да?
- Кто? - непонимающе взглянул на меня Макс. - Ах, ты вот о ком. Нет, он тебе ничего не даст, - и Макс почему-то заулыбался. - Ничего не даст. Деньги потом будут. Езжай.
Так я очутился на Третьей Сигнальной улице. До старого универсама оставалось проехать полтора квартала, когда на меня вылетел серый "вольво".
7
Падунец сидел у окна и философствовал на тему, что никогда не поздно начинать новую жизнь. Дело даже не в том, что он создает новую семью. В другом дело. Он, Падунец, все годы мечтал быть материально независимым. Тяжелыми путями шел к этому. На воле - РУДУ мыл, в неволе - лес валил. Было такое. Потому что законы наши не допускали, чтобы человек был независимым. Ни в финансовом, ни в других планах. Законы ковали из человека раба, уничтожали его как личность. Надо было их обходить...
- Я не слишком сложно говорю?
Федор Савельевич говорит не сложно, даже малость топорно, но доходчиво. Пусть никого не волнует, как он добыл первоначальный капитал. Тут одно сказать можно: никого не убивал, крови на деньгах нет. Добыл - и все тут. Потом рискнул, вложил всю сумму в одно дельце, получил сумасшедший навар, такой, что и сам не ожидал. Тогда, три года назад, это было возможно. Жадность не сгубила, вовремя остановился, снял все деньги, нашел для них уже новые обороты и ни разу не ошибся.
- Теперь вот, парень, будет у меня свое дело. Без всяких случайностей жить начну. Хватит случайностей! Налоги - и те до копеечки пусть у меня высчитывают, на хитрости не пойду. Буду платить и получать. И знать, за что плачу и за что получаю. Ты мне Гнусавого найдешь?
Мы сидели в палате и пили водку. Врача, Илью Сергеевича, волновали только наши болячки, всего остального он как бы не замечал, и больничного режима как такового тут не было. Да и зачем он в маленькой платной больнице, где лежат вполне зрелые и соображающие люди?!
К тому же для пития был повод: Федор Савельевич, залечив задницу, ждал, когда за ним приедет невеста и увезет домой. Он и поставил отходную. Коньяк не пил, терпеть не мог: "Уже не перестроюсь, хоть и надо бы для антуража. Вырос ведь на беленькой". Водка была хорошая, "Кремлевская", она-то и развязала мне язык:
- Я никого искать не буду. Кто мне эту кличку дал - узнаю, поговорю с ним. Я тот человек, которого вы ищете, я, понимаете?
- Ты - Гнусавый?
- Покончено с Гнусавым. И вообще со всем покончено. Я тоже начну новую жизнь.
- У тебя, парень, и старой еще за плечами не было.
- Ну да!
- Ладно, это не мое дело. Ты приходишь ко мне? Не обижу, даю слово! У меня, знаешь, какое слово?! Железо! Мы с тобой, парень, такой сервис организуем! Ну какой только можно! Чего тебе надо для этого?
- Набросать на листке? - Я потянулся к авторучке.
- Нет, по пьянке ничего не надо делать. Запиши лучше мой адрес, телефон, и когда выпишешься - приезжай.
Синяки сходили с лица быстро, Бабашвили накануне мне сказал, что дня через четыре я, если очень того хочу, могу уехать домой.
- Потом приедете, вынем у вас скобочку из скулы, кое-что подшлифуем... Но, повторяю, это если вы очень хотите от нас уехать. Я бы не советовал. Побудьте здесь еще недели две до конца лечения.
Меня страшно тяготило безделье, я не привык валяться просто так, даже этот рай мне уже наскучил. Ананасовый сок, персики, иные заморские фрукты, которые я раньше видел лишь на витринах, здесь стояли в каждой палате. Я уже с неприязнью смотрел на них.
- Доверяй, но проверяй, - говорит мне Падунец и вновь разливает по рюмкам. - Чем докажешь, что ты Гнусавый?
- Я не буду этого доказывать. Я тебе лучше докажу, что я - мастер, понимаешь? Мас-тер! Я возьму самую разбитую машину...
Федор Савельевич, прищурив глаз, смотрит на меня, потом поднимает вверх указательный палец:
- Стоп, не продолжай! Я все понял. Ты говоришь... Ты прекрасно говоришь! Я уже верю тебе. Только... Ты прости, ладно? Я слышал, что Гнусавый - у него вид как у... Ну, ненормальный он с виду. А ты - ты симпатичный парень.
- Да забудь ты о Гнусавом! - машу я рукой. - С ним - все. Он начинает тоже новую жизнь. Он сбросил лягушечью кожу и стал... Он стал нормальным.
- Нет, я тебе прибавлю. Я тебе буду платить по максимуму. Ты, парень... Дай я тебя поцелую.
- Ее целуй, - говорю я и киваю на окно. По аллейке к корпусу плывет зазноба Падунца. Высокая, длинноногая, с яркими губами. Фотомодель, да и только. Хотя не в моем вкусе. Груди почти не просматриваются, не выпячивается и то место, где у Федора Савельевича рос фурункул. Но не огорчать же человека! - Королева! - ахаю я.
- Иных не держим! - гордо говорит Падунец. - Пойдем познакомлю. И проводишь меня заодно.
У ворот стоит машина, не новый, но хороший "японец". Легкая царапина на левом крыле. Видно, кто-то из пацанов гвоздем чиркнул.
- Я тебе это в два счета устраню, Федор Савельевич.
- Не зарекайся. Краска - видишь, какая у меня краска? Хрен такой цвет подберешь. Извини за "хрен", Зоинька, Зайчик.
Мне почему-то кажется, его Зоинька в свое время и не такие слова слышала да и произносила. Малость помятое у нее лицо. Но и за это надо сказать спасибо Падунцу, может, из пропасти человека вытащил.
- Зоя, зову в свидетели! У вас будет не машина, а игрушка!
- Это мастер говорит! - опять поднимает палец Федор Савельевич. Человек из моей конторы. Ведущий специалист.
Зоя кротко и хитро, как кошечка, смотрит на меня.
- Ты, Зайчик, не смотри, что он молод. К нему, а значит, и ко мне на поклон вся Россия приезжать будет! Его Костя зовут. И все будут это знать.
- Костя! - говорю я и пробую галантно поклониться.
- Очень приятно! - мурлычет кошечка.
8
У беседки стоит рыжая Вика, судя по виду, ждет меня.
- Что, товарища проводили? И будете теперь скучать в одиночестве?
Проклятый страх, его даже водка не снимает. Чувствую, что трезвею. Но набираюсь мужества схамить:
- А может, на "ты" перейдем?
- Может, - смеется она. - Но не сейчас. Сперва надо выпить на брудершафт, поцеловаться, а у вас еще губы вон какие, - она притрагивается к ним пальчиками. - Болят?
Током шибает от ее прикосновения. Господи, хоть бы не упасть.
- Илья Сергеевич обещает, что скоро все будет нормально. Недели через две. Но домой можно выписываться к субботе.
- Вместе и выпишемся, - говорит Вика. - Дальше я уже худеть не хочу. Как я, нормально выгляжу?
Она разводит руки, поднимает подбородочек. Эффектнейшая женщина! Вот такие и снились мне, а я, дурак, гнал их.
- Я, кстати, завтра в Москву поеду, может, к вашим заехать? Хотя бы одежду взять, не в пижаме же вы отсюда выйдете.
Как я забыл об этом? Все, что было на мне в момент аварии, конечно, надо выбросить: окровавленные тряпки. Но и дома ничего приличного нет. Некуда мне было наряжаться. Как-то я купил один костюм, померил его и понял: чем лучше буду одеваться, тем смешней выглядеть, дома у меня джинсы, пара рубах... И потом, в квартире такой бардак, что Вика побоится переступить даже порог. Да я и не хочу, чтоб она этот порог переступала.
- Вика, а если я дам вам деньги, вы на свой вкус что-нибудь подберете мне, а?
Она окинула меня взглядом портнихи, словно сняла мерку.
- Мы не так сделаем. Деньги студенту нужны, нечего ими бросаться. Все будет о'кей! Уберите свой кошелек, потом рассчитаемся.
Из двери корпуса вышла помощница Ильи Сергеевича, Света:
- Костя. - У нее строгий голос учительницы. - Пора на процедуры.
...Несмотря на поздний вечер, на приличное количество выпитого спиртного, сон никак не приходит. Я лежу в постели в темной, неосвещенной палате и смотрю на дальние сполохи грозы. Что-то со мной происходит. Истекающего кровью, меня привозят в больницу. Делают блестящую операцию. Предлагают хорошую работу, хорошие деньги. Их не надо воровать. Мне улыбаются, со мной советуются. Значит, и так можно жить? Значит, мне просто не везло до этого? Вот пойду к Федору Савельевичу, год поработаю, оденусь, обставлю квартиру - и ну их к черту, этих Максов, Саньков, ювелирные, маски-чулки на головах. Да, с ювелирным надо что-то придумать. Не хочу, чтоб за мной долги оставались. Не спьяну это надо обмозговать, но надо!
Человека, говорят, формирует среда. Какой же я был дурак, что даже не пробовал сменить ее! Я не верил, что это возможно. Не верил до тех пор, пока не ткнули меня мордой в камни. И хорошо сделали, что ткнули! Теперь все будет не так.
Только бы утряслось дело с кольцами и браслетами.
9
Илья Сергеевич легонько ощупывает мой подбородок:
- Удивительный клей! Все держит и не мешает костям срастаться, понимаете? У вас тут крошево было, а сейчас - вполне приличный подбородок. Даже лучше, чем был. Без дефектов. Я выпрямил кое-что... Вот почему так настойчиво прошу у вас фотографию.
Я не любил фотографироваться, была на то причина. Лишь на паспорт щелкнулся - как без этого? С тех пор в пакетике, выданном в фотоателье, оставшиеся снимки и лежат. Куда я засунул этот пакетик, даже не помню. Придется поискать. Разве можно отказать в просьбе такому врачу!
- Приедете ко мне. - Он пишет на больничном листке дату, ставит внизу свою подпись, печать, вопросительно смотрит на меня. - Вам все это нужно? У меня ведь в основном специфическая категория клиентов, они нуждаются в моем внимании, а бумаги их не интересуют. Я одному как-то выписал больничный, так он даже обиделся: не принимайте, мол, меня, за совка. С тех пор у всех спрашиваю, не обижу ли?
- Спасибо вам за все, - говорю я. - То, что вы сделали, поверьте, я никогда не забуду.
Он удивленно смотрит на меня:
- Давно среди клиентов не встречал сентиментальных. Спасибо за доброе слово, но мы ведь с вами не навсегда прощаемся, так? Обязательно приходите, не то до конца жизни драться не сможете, челюсть будете пуще глаза беречь.
У палаты меня ждала Вика, в руках - пакет.
- Готовы к отъезду? Здесь спортивный костюм, кроссовки, все остальное в городе. У меня на квартире. Заедем ведь?
Веселый прищур зеленых глаз.
- Сколько я за все должен?
- Потом рассчитаемся. Переодевайтесь, я в машине подожду.
У Вики новенькие "Жигули". Пора и мне такую же. Для наших дорог - то, что надо. Хватит гонять на чужих. У меня есть права, вожу - дай Бог каждому так, но пока только те тачки, которые мне пригоняют для ремонта. Десять "лимонов" есть, к тому же Федор Савельевич обещает нормально платить.
Вика рассказывает что-то веселое и все время смеется. Я совершенно не вникаю в смысл ее слов и улыбаюсь через силу, лишь в знак солидарности. Я настраиваю себя на мысли о машине, о будущей работе, но ничего не получается: опять скован страхом. Страхом перед этим смехом и рыжими волосами. Я бы сейчас выскочил из машины и побежал бегом домой. Но Вика везет меня к себе. Солнце уже можно назвать вечерним, оно потеряло накал, покраснело, от этого кажется, что на голове у Вики медный македонский шлем.
- А вы по водопроводным кранам случайно не спец? Один течет, другой свистит.
- Если есть инструменты...
- Этого добра хватает. У меня друг был, слесарь, ба-альшой мастер по всем статьям. На память оставил все, что мог... И вообще, я считаю: одинокой женщине нужны мужики мастеровые. Так, нет?
Она стреляет зелеными глазами и не промахивается. Дурацкий комплекс! Даже дыхание сбивается. Хочется домой.
- Вот и приехали. Теперь лифт, шестой этаж... Я немного ошиблась, вам не идет этот костюм. Надо что-то посвободней.
Она проворачивает ключ в двери, замок щелкает... Если бы Вика не взяла меня за рукав и легонько не подтолкнула, я бы не нашел сил переступить порог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Толик достал из куртки бумажник, молча протянул женщине.
- Я думаю, мы разойдемся с миром и не испортим отношений. Это вам. Если потребуется еще какая помощь, здесь, внутри, визитная карточка. Звоните.
Они ушли не оглядываясь.
В кошельке лежали пятидесятитысячные купюры. Я даже не пересчитывал их, отложил это занятие на потом. Просто отметил, что кошелек тугой.
6
Пересчитал деньги лишь вечером, когда остался один в палате (Федор Савельевич умчался в беседку на свидание с невестой). Десять "лимонов". Неплохо. Выходит, можно подрабатывать, бросаясь с велосипедом на бамперы проезжающих машин. А я чуть не свалял дурака, когда не соглашался в тот день приехать на работу на велосипеде. Это меня Макс уговорил, чтобы я во вторник покрутил педали. Мне до моей автомастерской - четыре остановки на троллейбусе, какого черта буду я таскаться с велосипедом? Но Макс настоял: "Нужно, очень нужно. Потом объясню". Попросил, чтобы после работы я заехал к нему. Там уже все наши были в сборе.
- Я договорился с оптовиком, что мы ему опытную, так сказать, партию сегодня подвезем. Он человек умный, рисковать не хочет. И ты, Костя, на драндулете поедешь по Третьей Сигнальной до старого универсама. Там есть киоск Союзпечати, не работает, коробка одна, и у этого киоска должен будет стоять плюгавенький такой мужичок. Он тебя по велику опознает, а ты его по плюгавости.
Макс вытащил из стола красочную конфетную коробку, раскрыл ее:
- Смотрите все, чтоб без дураков. Кольца, перстни, цепочки...
- Да ладно тебе.
- Ну и хорошо.
Он завернул коробку в одну газету, потом во вторую, крест-накрест перевязал веревкой.
- Закрепишь на багажнике и... А пока давайте по пять капель. Колбаса, хлеб, минералка. - Он стал вытаскивать продукты из своего портфеля, раскладывать их на столе. - А конфетная коробочка пусть пока в столе полежит...
Выпили по одной, по второй хорошего коньяку из маленьких хрустальных стопок. Поразмышляли о том, что делать с пленницей. В принципе она о нас ничего не знает, доверительных разговоров мы при ней не вели, можно усадить ее в машину, поплутать по городу и выпустить. А можно попытаться узнать, чья она дочь. Авось и с нее навар получим.
- Я поговорю с ней по душам, - сказал Макс. - Все спокойненько выведаю... Но завтра. Сегодня, Санек, ты с ней побудешь здесь - никакого хамства, предупреждаю! А Костя прямо сейчас поедет к оптовику.
Конфетная коробка, завернутая в газеты, перекочевала из стола в мои руки.
- Он мне за нее деньги должен дать, да?
- Кто? - непонимающе взглянул на меня Макс. - Ах, ты вот о ком. Нет, он тебе ничего не даст, - и Макс почему-то заулыбался. - Ничего не даст. Деньги потом будут. Езжай.
Так я очутился на Третьей Сигнальной улице. До старого универсама оставалось проехать полтора квартала, когда на меня вылетел серый "вольво".
7
Падунец сидел у окна и философствовал на тему, что никогда не поздно начинать новую жизнь. Дело даже не в том, что он создает новую семью. В другом дело. Он, Падунец, все годы мечтал быть материально независимым. Тяжелыми путями шел к этому. На воле - РУДУ мыл, в неволе - лес валил. Было такое. Потому что законы наши не допускали, чтобы человек был независимым. Ни в финансовом, ни в других планах. Законы ковали из человека раба, уничтожали его как личность. Надо было их обходить...
- Я не слишком сложно говорю?
Федор Савельевич говорит не сложно, даже малость топорно, но доходчиво. Пусть никого не волнует, как он добыл первоначальный капитал. Тут одно сказать можно: никого не убивал, крови на деньгах нет. Добыл - и все тут. Потом рискнул, вложил всю сумму в одно дельце, получил сумасшедший навар, такой, что и сам не ожидал. Тогда, три года назад, это было возможно. Жадность не сгубила, вовремя остановился, снял все деньги, нашел для них уже новые обороты и ни разу не ошибся.
- Теперь вот, парень, будет у меня свое дело. Без всяких случайностей жить начну. Хватит случайностей! Налоги - и те до копеечки пусть у меня высчитывают, на хитрости не пойду. Буду платить и получать. И знать, за что плачу и за что получаю. Ты мне Гнусавого найдешь?
Мы сидели в палате и пили водку. Врача, Илью Сергеевича, волновали только наши болячки, всего остального он как бы не замечал, и больничного режима как такового тут не было. Да и зачем он в маленькой платной больнице, где лежат вполне зрелые и соображающие люди?!
К тому же для пития был повод: Федор Савельевич, залечив задницу, ждал, когда за ним приедет невеста и увезет домой. Он и поставил отходную. Коньяк не пил, терпеть не мог: "Уже не перестроюсь, хоть и надо бы для антуража. Вырос ведь на беленькой". Водка была хорошая, "Кремлевская", она-то и развязала мне язык:
- Я никого искать не буду. Кто мне эту кличку дал - узнаю, поговорю с ним. Я тот человек, которого вы ищете, я, понимаете?
- Ты - Гнусавый?
- Покончено с Гнусавым. И вообще со всем покончено. Я тоже начну новую жизнь.
- У тебя, парень, и старой еще за плечами не было.
- Ну да!
- Ладно, это не мое дело. Ты приходишь ко мне? Не обижу, даю слово! У меня, знаешь, какое слово?! Железо! Мы с тобой, парень, такой сервис организуем! Ну какой только можно! Чего тебе надо для этого?
- Набросать на листке? - Я потянулся к авторучке.
- Нет, по пьянке ничего не надо делать. Запиши лучше мой адрес, телефон, и когда выпишешься - приезжай.
Синяки сходили с лица быстро, Бабашвили накануне мне сказал, что дня через четыре я, если очень того хочу, могу уехать домой.
- Потом приедете, вынем у вас скобочку из скулы, кое-что подшлифуем... Но, повторяю, это если вы очень хотите от нас уехать. Я бы не советовал. Побудьте здесь еще недели две до конца лечения.
Меня страшно тяготило безделье, я не привык валяться просто так, даже этот рай мне уже наскучил. Ананасовый сок, персики, иные заморские фрукты, которые я раньше видел лишь на витринах, здесь стояли в каждой палате. Я уже с неприязнью смотрел на них.
- Доверяй, но проверяй, - говорит мне Падунец и вновь разливает по рюмкам. - Чем докажешь, что ты Гнусавый?
- Я не буду этого доказывать. Я тебе лучше докажу, что я - мастер, понимаешь? Мас-тер! Я возьму самую разбитую машину...
Федор Савельевич, прищурив глаз, смотрит на меня, потом поднимает вверх указательный палец:
- Стоп, не продолжай! Я все понял. Ты говоришь... Ты прекрасно говоришь! Я уже верю тебе. Только... Ты прости, ладно? Я слышал, что Гнусавый - у него вид как у... Ну, ненормальный он с виду. А ты - ты симпатичный парень.
- Да забудь ты о Гнусавом! - машу я рукой. - С ним - все. Он начинает тоже новую жизнь. Он сбросил лягушечью кожу и стал... Он стал нормальным.
- Нет, я тебе прибавлю. Я тебе буду платить по максимуму. Ты, парень... Дай я тебя поцелую.
- Ее целуй, - говорю я и киваю на окно. По аллейке к корпусу плывет зазноба Падунца. Высокая, длинноногая, с яркими губами. Фотомодель, да и только. Хотя не в моем вкусе. Груди почти не просматриваются, не выпячивается и то место, где у Федора Савельевича рос фурункул. Но не огорчать же человека! - Королева! - ахаю я.
- Иных не держим! - гордо говорит Падунец. - Пойдем познакомлю. И проводишь меня заодно.
У ворот стоит машина, не новый, но хороший "японец". Легкая царапина на левом крыле. Видно, кто-то из пацанов гвоздем чиркнул.
- Я тебе это в два счета устраню, Федор Савельевич.
- Не зарекайся. Краска - видишь, какая у меня краска? Хрен такой цвет подберешь. Извини за "хрен", Зоинька, Зайчик.
Мне почему-то кажется, его Зоинька в свое время и не такие слова слышала да и произносила. Малость помятое у нее лицо. Но и за это надо сказать спасибо Падунцу, может, из пропасти человека вытащил.
- Зоя, зову в свидетели! У вас будет не машина, а игрушка!
- Это мастер говорит! - опять поднимает палец Федор Савельевич. Человек из моей конторы. Ведущий специалист.
Зоя кротко и хитро, как кошечка, смотрит на меня.
- Ты, Зайчик, не смотри, что он молод. К нему, а значит, и ко мне на поклон вся Россия приезжать будет! Его Костя зовут. И все будут это знать.
- Костя! - говорю я и пробую галантно поклониться.
- Очень приятно! - мурлычет кошечка.
8
У беседки стоит рыжая Вика, судя по виду, ждет меня.
- Что, товарища проводили? И будете теперь скучать в одиночестве?
Проклятый страх, его даже водка не снимает. Чувствую, что трезвею. Но набираюсь мужества схамить:
- А может, на "ты" перейдем?
- Может, - смеется она. - Но не сейчас. Сперва надо выпить на брудершафт, поцеловаться, а у вас еще губы вон какие, - она притрагивается к ним пальчиками. - Болят?
Током шибает от ее прикосновения. Господи, хоть бы не упасть.
- Илья Сергеевич обещает, что скоро все будет нормально. Недели через две. Но домой можно выписываться к субботе.
- Вместе и выпишемся, - говорит Вика. - Дальше я уже худеть не хочу. Как я, нормально выгляжу?
Она разводит руки, поднимает подбородочек. Эффектнейшая женщина! Вот такие и снились мне, а я, дурак, гнал их.
- Я, кстати, завтра в Москву поеду, может, к вашим заехать? Хотя бы одежду взять, не в пижаме же вы отсюда выйдете.
Как я забыл об этом? Все, что было на мне в момент аварии, конечно, надо выбросить: окровавленные тряпки. Но и дома ничего приличного нет. Некуда мне было наряжаться. Как-то я купил один костюм, померил его и понял: чем лучше буду одеваться, тем смешней выглядеть, дома у меня джинсы, пара рубах... И потом, в квартире такой бардак, что Вика побоится переступить даже порог. Да я и не хочу, чтоб она этот порог переступала.
- Вика, а если я дам вам деньги, вы на свой вкус что-нибудь подберете мне, а?
Она окинула меня взглядом портнихи, словно сняла мерку.
- Мы не так сделаем. Деньги студенту нужны, нечего ими бросаться. Все будет о'кей! Уберите свой кошелек, потом рассчитаемся.
Из двери корпуса вышла помощница Ильи Сергеевича, Света:
- Костя. - У нее строгий голос учительницы. - Пора на процедуры.
...Несмотря на поздний вечер, на приличное количество выпитого спиртного, сон никак не приходит. Я лежу в постели в темной, неосвещенной палате и смотрю на дальние сполохи грозы. Что-то со мной происходит. Истекающего кровью, меня привозят в больницу. Делают блестящую операцию. Предлагают хорошую работу, хорошие деньги. Их не надо воровать. Мне улыбаются, со мной советуются. Значит, и так можно жить? Значит, мне просто не везло до этого? Вот пойду к Федору Савельевичу, год поработаю, оденусь, обставлю квартиру - и ну их к черту, этих Максов, Саньков, ювелирные, маски-чулки на головах. Да, с ювелирным надо что-то придумать. Не хочу, чтоб за мной долги оставались. Не спьяну это надо обмозговать, но надо!
Человека, говорят, формирует среда. Какой же я был дурак, что даже не пробовал сменить ее! Я не верил, что это возможно. Не верил до тех пор, пока не ткнули меня мордой в камни. И хорошо сделали, что ткнули! Теперь все будет не так.
Только бы утряслось дело с кольцами и браслетами.
9
Илья Сергеевич легонько ощупывает мой подбородок:
- Удивительный клей! Все держит и не мешает костям срастаться, понимаете? У вас тут крошево было, а сейчас - вполне приличный подбородок. Даже лучше, чем был. Без дефектов. Я выпрямил кое-что... Вот почему так настойчиво прошу у вас фотографию.
Я не любил фотографироваться, была на то причина. Лишь на паспорт щелкнулся - как без этого? С тех пор в пакетике, выданном в фотоателье, оставшиеся снимки и лежат. Куда я засунул этот пакетик, даже не помню. Придется поискать. Разве можно отказать в просьбе такому врачу!
- Приедете ко мне. - Он пишет на больничном листке дату, ставит внизу свою подпись, печать, вопросительно смотрит на меня. - Вам все это нужно? У меня ведь в основном специфическая категория клиентов, они нуждаются в моем внимании, а бумаги их не интересуют. Я одному как-то выписал больничный, так он даже обиделся: не принимайте, мол, меня, за совка. С тех пор у всех спрашиваю, не обижу ли?
- Спасибо вам за все, - говорю я. - То, что вы сделали, поверьте, я никогда не забуду.
Он удивленно смотрит на меня:
- Давно среди клиентов не встречал сентиментальных. Спасибо за доброе слово, но мы ведь с вами не навсегда прощаемся, так? Обязательно приходите, не то до конца жизни драться не сможете, челюсть будете пуще глаза беречь.
У палаты меня ждала Вика, в руках - пакет.
- Готовы к отъезду? Здесь спортивный костюм, кроссовки, все остальное в городе. У меня на квартире. Заедем ведь?
Веселый прищур зеленых глаз.
- Сколько я за все должен?
- Потом рассчитаемся. Переодевайтесь, я в машине подожду.
У Вики новенькие "Жигули". Пора и мне такую же. Для наших дорог - то, что надо. Хватит гонять на чужих. У меня есть права, вожу - дай Бог каждому так, но пока только те тачки, которые мне пригоняют для ремонта. Десять "лимонов" есть, к тому же Федор Савельевич обещает нормально платить.
Вика рассказывает что-то веселое и все время смеется. Я совершенно не вникаю в смысл ее слов и улыбаюсь через силу, лишь в знак солидарности. Я настраиваю себя на мысли о машине, о будущей работе, но ничего не получается: опять скован страхом. Страхом перед этим смехом и рыжими волосами. Я бы сейчас выскочил из машины и побежал бегом домой. Но Вика везет меня к себе. Солнце уже можно назвать вечерним, оно потеряло накал, покраснело, от этого кажется, что на голове у Вики медный македонский шлем.
- А вы по водопроводным кранам случайно не спец? Один течет, другой свистит.
- Если есть инструменты...
- Этого добра хватает. У меня друг был, слесарь, ба-альшой мастер по всем статьям. На память оставил все, что мог... И вообще, я считаю: одинокой женщине нужны мужики мастеровые. Так, нет?
Она стреляет зелеными глазами и не промахивается. Дурацкий комплекс! Даже дыхание сбивается. Хочется домой.
- Вот и приехали. Теперь лифт, шестой этаж... Я немного ошиблась, вам не идет этот костюм. Надо что-то посвободней.
Она проворачивает ключ в двери, замок щелкает... Если бы Вика не взяла меня за рукав и легонько не подтолкнула, я бы не нашел сил переступить порог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14