- Вику действительно жалко. Она тебе, наверное, говорила, что хозяин вообще уже почти не мужик, и он ловит кайф, когда видит, как трахаются другие. Так вот, он приведет для Вики какого-нибудь молодого жеребчика, собственноручно свяжет ей руки, чтоб меньше трепыхалась, сорвет одежду... Он у нас великий фантазер, ты учти это, Кузнецов. И еще учти, что он не любит дарить свои вещи кому угодно, не любит, когда у него забирают игрушки.
- Я на все согласен! Мне только надо переговорить с ним хотя бы по телефону.
- У тебя есть его телефон? - удивился собеседник.
- Есть, - соврал я. - Он сейчас дома?
- Нет, сегодня в верхах мероприятие какое-то, будет к десяти вечера.
- Вот после десяти мне и звоните, я скажу в ваш диктофон все, что надо.
Я на самом деле не подумал о Вике. Спасибо, чужой дядя надоумил. Если этот дядя, гад, не врет... А если и не врет, что я могу сделать? Разве есть гарантии, что этот Белаков откажется от мысли о мести? Надо потолковать с ним. Надо узнать, где Вика. Это - самое главное, проблемы с Толиком пока отходят на второй план... Проблемы, но не сам Толик!
Я нахожу его номер телефона, накручиваю диск. Приятный женский голос, я даже представляю, как подносит к ушку трубку беловолосый голубоглазый ангел.
- Эмма, - ору, как старой знакомой. - Мне Толик нужен.
Короткая заминка. Видно, смотрит на телефонный определитель и гадает, кому принадлежит сей нервный крик.
- Одну минуту...
Вот и голос хозяина милого моего "вольво". Выпаливаю скороговоркой: надо бы, мол, пару человек, как можно быстрее, потолковать с одним типом, подробности при встрече...
Не проходит номер. Подробности ему нужны сейчас, хотя бы в двух словах.
- То, что таможенники взяли у Балуша - баловство. Балуш залетел по собственной глупости. Мы прощупывали с ним канал, он должен был осесть в Эмиратах и ждать от меня передач... Передавать есть что, поверь. Надо только потолковать с одним мужичком.
- Кто он?
- Так, шавка. Но поскольку у меня, кажется, появился новый компаньон, тут я сделал паузу и услышал, как Толик довольно хмыкнул, - то я не хочу больше ни с кем другим делиться.
- Идет. Людей я тебе дам. Больше скажу: мои люди сейчас все время при тебе. Дам им команду - и через минуту они будут у подъезда. Так что спускайся.
37
Два квадратных мальчика в легких темных свитерах. Одному, наверное, за тридцать, другой - мой ровесник. Я даже улыбнулся: как похожи они на тех, с кем я накануне беседовал в сквере. А ведь из совершенно разных контор... Надо бы и мне приобрести такой свитерок, видно, он входит в моду. А джинсы пора выбрасывать. Я весь в джинсовке: брюки, рубашка, куртка... Куртку надел только потому, что в ней объемные карманы, в один из которых легко поместились наручники, те, которые я когда-то снял с Насти. Не знаю и сам, зачем я прихватил их с собой сейчас.
- Куда едем, шеф? Сядешь впереди, сзади?
Хороший инструктаж провел Толик.
- На Филипповскую.
- Наша задача?
- Вы мне должны обеспечить разговор с одним человеком. Если будет кто-то рядом, оттесните и все. И можете возвращаться.
- Насчет возвращения было другое указание: Анатолий Анатольевич ждет тебя, так что мы с Филипповской сразу везем тебя к нему. Или планы поменялись? Тогда прямо сейчас свяжись с ним.
Квадрат помоложе протянул мне радиотелефон.
- Да нет, все остается в силе. Если Толик сказал...
Помолчали. Молчание прервал тот, который сидел за рулем, причем прервал неожиданным возгласом:
- Гнида!
Я недоуменно взглянул на него, и он пояснил:
- "Девятка" сзади, который день за нами таскается. Мы Анатолию Анатольевичу докладывали, он обещал разобраться, но она таскается и таскается. Дистанцию держит - не увидишь кто, что. Оторвемся ради спортивного интереса, ты не против?
- Двумя руками за.
Водитель, не снижая скорости, повернул в один переулок, другой, зарулил на автостоянку возле жилого дома и вырубил свет.
- Постоим минуту.
Постояли.
- Теперь, кажется, чисто. Поехали. Я повезу тебя окольным путем, это чуть дольше, но есть шансы, что не будет зрителей.
Мы оставили машину поодаль от дома и уселись на пустующей скамейке, так, чтобы были видны все три подъезда.
- Вы отца Анатолия Анатольевича знаете, работали с ним? - почему-то перешел на вы водитель.
Я неопределенно пожал плечами. Водитель это понял по-своему:
- Да нет, я не потому, что любопытный. Я просто хочу сказать, что с ним тяжелей приходилось. В день порой под тысячу кэмэ наматывал, и разборок полно было. Машины бил... Это сейчас он птица важная, на "мерседесе"-шестисотке. И хорошо, что меня на "мерс" не взял. При сыне спокойнее. Но воспитывает он его хорошо, да? "Денег у меня куча, но кормить не буду, иначе без меня сам жить не сможешь, ищи свой бизнес". Правильный мужик.
- Сказки! - возразил молодой. - Старик уже внуку дом в Англии купил. Внуку четыре года, а уже свой особняк, и счет небось в банке. Лафа, а не жизнь. Вырастет там, выучится, приедет и станет нашим президентом. Учить нас будет уму-разуму.
- Ты не ехидничай. И станет, и будет не хуже многих наших доморощенных. Наши всего побольше себе урвать хотят, а у него все будет... О, машина подъехала. Не этого ждем?
Двое в черном, одного из которых я узнал сразу по знакомству в сквере, завозились у багажника, вытаскивая оттуда коробки, а из салона "Волжанки" все еще не спешил вылезать третий. Но я уже нутром почувствовал: он, Белаков. Наконец-то открывает дверцу, выходит, потягивается, разминая косточки. Костюм, галстук, тяжелая квадратная челюсть. Ему бы в боевиках играть стареющих героев.
- Он! Пойдем, ребята.
Мы уже обговорили наши действия. Я мирно и тихо приглашаю Белакова пройтись в глубь двора, в угол, заросший сиренью. Для того чтоб он был при этом более послушен, сжимаю в руке обыкновенный перочинный нож, но с утяжеленной колодочкой. Можно и острием попугать, хоть оно только кожу-то и проткнет; можно вместо свинчатки использовать. Но это на крайний случай.
Когда я просил мальчиков постараться действовать без лишнего шума, они в один голос ответили: "Обижаешь!" И вот теперь вижу, что действительно обижал. Два ствола одновременно приставляются к хребтам тех, кто у багажника, при этом говорятся тихие, проникновенные, но вряд ли ласковые слова, и я понимаю, что у меня теперь полная свобода действий, что никто мне не помешает.
Кое-что уже видит и Белаков. Замер в зевке, будто воздухом подавился. Прямо хоть силой поднимай ему отвисшую челюсть.
- Пройдемся, поговорить надо.
Ну вот, не хватало, чтоб он сейчас упал и умер. Затряслись губы, побелели глаза.
- Вот туда, к сирени.
Он впереди, я в метре сзади. Подгибает, гад, колени. Может, действительно от страха, а может, готовится извернуться, отпрыгнуть в сторону. На всякий случай не больно толкаю его лезвием ножа в спину:
- Без шуточек!
Он то ли громко икает, то ли всхлипывает и зачем-то поднимает руки на уровень головы, как будто в плен сдается. Ну что ж, хорошо, что поднял.
- Стой!
Провожу у него под мышками. Точно: наплечная кобура, красивый, словно игрушечный, пистолет. Нет, не играть ему героев в фильмах. Мало того, что он об оружии забыл, так еще и... Фу, как дерьмом завоняло!
Я целю пистолетиком в нос Белакову:
- Что ты собираешься делать с Викой?
Тяжелое, всхлипывающее дыхание. Ну надо же, такая мразь! Не встречал людей трусливей. Уже не могу смотреть на его отвисшую челюсть, поднимаю ее кулаком, и засранец кулем валится на землю. Легонько поддаю под ребра ногой:
- Встань!
Он подхватывается невероятно быстро.
- Где Вика?
- За городом, - тонкий голосочек евнуха. - С ней ничего... Надо подлечиться...
- Тебе самому надо подлечиться, - говорю я. - Болезнь генерала Власова, да? Когда страшно, очко не держит?
Глупейшая, жалкая улыбка в ответ.
- Или тебе еще не было страшно? Ты только других страшил? Получил власть и страшил, да?
- Не убивайте! - пролепетал Белаков.
Он не сводил глаз с пистолета, и я сунул оружие себе в карман.
- Да кому ты нужен. Слушай меня внимательно и останешься целым. Первое: тронешь Вику пальцем - достану из-под земли, теперь ты знаешь, что я это смогу сделать. Второе: веди к ближайшей автобусной остановке, как можно скорее и чтоб без глупостей.
Белаков опять поколыхался чуть впереди, при каждом шаге тонко всхлипывая. Мы оказались в темном, плохо освещенном переулке. Метров через двести вышли к магистрали. Остановку я увидел сам. И увидел подходивший автобус. Времени у меня оставалось как раз на то, чтоб успеть сказать прощальную речь члену правительства:
- В телевизоре ты лучше смотришься. А на деле - дерьмо.
И от души съездив его по так раздражавшей меня челюсти, пробежал десяток метров, впрыгнул на ступеньку чуть не уехавшего без меня автобуса.
Пассажиров было мало, но я не стал садиться. Через остановку выскочил, перебежал на другую сторону и запрыгнул в троллейбус. Береженого Бог бережет! Нет желания ехать в гости к Толику, нет у меня для него хороших вестей. И дома появляться нельзя. Спать не хочется, но, чувствую, день завтра будет непростой, и надо отдохнуть. Где? Будто есть выбор. Конечно, у Насти.
38
В этой квартире уже появляется уют. Женщина хозяйничает, и этим все сказано.
Долго отмываюсь в душе, потом сажусь за накрытый стол. Яичница, колбаса, мой любимый кефир, бутылка кислого сухого вина.
- Я днем как раз стипендию получила, первую...
Глаза Насти светятся от счастья. Она рада стипендии, рада мне, рада тому, что у нее есть крыша над головой.
- Вы с Викой такие люди, такие люди! Вы столько сделали для меня! Я раньше почему-то считала, что москвичи сплошь черствые, злые, что тут бандит на бандите. Особенно когда со мной это случилось... А вот ты, Костя, добрый, ты рыцарь.
- Рыцарству не обучался, - бурчу в ответ.
- А этому не учатся, ты просто родился таким!
Знала бы она, каким я родился! Не туда идет наш разговор. Потому откровенно зеваю и прошу:
- Настя, я на кухне на раскладушке лягу, ты утром меня не буди, беги на занятия. Буду уходить - дверь захлопну. И не стесняйся: кипяти чай, готовь, что надо - я крепко сплю.
Спал я действительно крепко и долго. Проснулся - Насти уже нет, на столе - свежая булочка, кефир, утренние газеты. По старой привычке начал с чтива. "Структурные избиения": "Вчера ночью было совершено нападение на высокопоставленного чиновника властных структур. Несколько неизвестных, вооруженных холодным оружием, напали на него, когда тот возвращался домой. Скорее всего, члена нашего правительства хотели просто ограбить, но он сумел сам себя защитить и обратил нападавших в бегство. Правда, при этом получил ссадины, ушибы, с легким сотрясением мозга оказался на больничной койке.
Рядовой, казалось бы, случай, говорит о том, что даже таких людей мы не можем защитить от разгула бандитизма. Что же тогда говорить о рядовых наших гражданах?.."
Заметка эта мне понравилась, особенно строки о самозащите Белакова. Смех вызвал аппетит, я выпил весь кефир, ополовинил запасы сыра, колбасы, но компенсировал все это Насте тем, что оставил ей бумажник, когда-то полученный от Эммы и Толика. Он ненамного похудел с тех пор.
После хорошего завтрака стала получше соображать голова. Скорей всего, Вика в больнице у Бабашвили. Вряд ли вчера ночью или сегодня утром Белаков нашел силы предупредить кого-то из своих, что засранцем он стал из-за Вики. Вряд ли признается в этом и милиции, которая наверняка уже посетила пострадавшего. Но тем не менее тянуть резину нельзя, надо как можно быстрее навестить моего дорогого Илью Сергеевича и Вику. Что с ней? Если хоть один золотой волос упал с ее головки - я в любой больнице достану этого структурного мерзавца.
На такси подъехал к знакомой уже развилке, отпустил машину и зашагал к больнице пешком. Рассудил вроде бы здраво: охранник обязательно услышит шум мотора и выйдет встречать прибывших, но вполне возможно, не услышит и не увидит тихо идущего человека. Встречаться с ним не хотелось бы...
Но пришлось.
Крупный, несколько грузноватый усач с цепкими глазами вырос у самой калитки, ничего не спрашивая, смотрит на меня, щелкает радиотелефоном. Все, приплыли.
- Падунец, Федор Савельевич, - говорю, сам от себя не ожидая такой наглости.
Усач повторяет услышанную фамилию, дожидается ответа и кивает головой:
- Проходите.
Вот так! И тут бывают свои сбои в бухгалтерии: человека давно уже нет, а из списков не вычеркнули. И документы не проверяют. Непорядок. Но за такой непорядок поблагодарить часового надо. В качестве поощрения я дарю ему дружескую улыбку, топаю вдоль озерца. Вот в этой беседке состоялось наше знакомство с Викой. Жаль, что она не сидит здесь по-прежнему: придется бегать по палатам. Нет, это не дело, конечно. Надо заглянуть прямо к Бабашвили и выяснить, что с моей любимой и где она.
Противнейший холодок прошелся под ребрами: а если Вика вообще не здесь, может же быть такое? Что, в Москве только одна загородная больница?
Первый этаж, поворот налево, ступеньки наверх. Ни одного больного не попалось на глаза. Что у них, мертвый час? Стучу в знакомую дверь, не дожидаясь ответа, открываю ее, перешагиваю порог. Все ясно, попал на обед. Илья Сергеевич сидит уже перед пустыми тарелками, пьет чай с лимоном.
- Я занят, простите.
- Это вы меня простите, Илья Сергеевич. У меня нет возможности ждать, я должен увидеть Вику.
Серебряная ложечка звякнула о стакан, руки доктора заметно дрогнули.
- Кузнецов? Как вы вошли сюда?
Он ставит на поднос стакан, опускает руку... Там может быть кнопка сигнализации, оружие... Выхватываю из кармана пистолет:
- Не надо!
Бабашвили заметно бледнеет, кладет руки на крышку стола, но говорит спокойно, только тихо:
- Этого еще у нас не было. Знал, что в дерьмо попал, но не думал, что по больнице с оружием бегать начнут.
- Где Вика? - спросил я.
- Так, значит, от вас ее упрятали?
- Илья Сергеевич, вы много говорите, я же жду всего-навсего коротенького ответа...
- Коротенький не получится. Вы все-таки разрешите мне взять из стола салфетки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14