И наберитесь хотя бы на пару минут терпения, чтобы понять, в чем дело. Вика здесь, и в той же палате, в какой была раньше. Привезли ее сюда в плохом, полубессознательном состоянии - кололи сильнейший препарат, блокирующий психику, волю. Эти ампулы тоже сюда доставили. Мне, как мальчику, настоятельно рекомендовали пользоваться ими, рекомендовали в таком тоне, что я не имел права отказаться. Но поскольку последствия подобных инъекций могут быть страшными...
У меня, наверное, что-то случилось с лицом, поскольку Илья Сергеевич дальше продолжил скороговоркой:
- Не надо так смотреть, все нормально! Я ввожу ей совершенно безвредные препараты, но у нас с ней договор: если кто-то еще есть в палате, то она ведет себя... странно, скажем так.
- Она в палате не одна?
- Одна. Но в любой момент туда может войти Светлана, моя, так сказать, помощница. На самом деле - человек, контролирующий меня.
- И вы это терпите?
- А что остается делать? Идти работать в районную поликлинику? А на что кормить семью?
- Но такой ценой...
- Не надо об этом! Я все-таки стараюсь хотя бы перед собой быть честным, деньги отрабатываю. - Он сделал ударение на последнем слове. - И потом, меня уже просто не отпустят отсюда, не позволят ни свое дело открыть, ни в другой лечебнице устроиться. Правда, если узнают, что я принимал вас, устроил встречу с Викой, то отношение ко мне, думаю, изменится. В худшую, естественно, сторону.
- И что вы предлагаете?
Бабашвили встал из-за стола:
- Я полагаю, что помогаю порядочному человеку. Во всяком случае, Вика так о вас отзывалась. Она мне кое-что рассказывала. Пойдемте!
- А осведомитель, Света, она здесь? Мы можем встретить ее в коридоре или в палате?
- Скорее всего, в палате. Не знаю, какое конкретно задание она получила, но постоянно крутится возле Вики.
- Тогда простите меня, но это для вашей же пользы. - Я вынул из кармана пистолет. - Пойдете под конвоем. Я вынудил вас идти, понимаете?
- Не совсем. Но я специалист в своем деле, вы - в своем. Поступайте, как знаете.
Коридор был по-прежнему пуст. Вошли в палату. Вика, кажется, спала. У окна на стуле сидела Светлана, листая журнал. Я быстро оглядел помещение. Труба парового отопления спускалась с потолка и уходила в пол в углу. Светлана уже поднималась навстречу нам и шевелила губами. Пистолет она увидела, теперь пусть увидит и браслетики. Я вынул наручники, защелкнул правый на ее руке, а левый, предварительно пропустив его меж трубой и стеной, на запястье Бабашвили:
- Посидите так пять минут, и без шума... простите, девушка, я, кажется, разбудил вас?
Последняя фраза была обращена уже к Вике. Та приподнималась на кровати, недоуменно глядя на меня.
- Костик?
- Ты можешь ходить?
Она спустила ноги на пол, поднялась, держась за спинку кровати.
- Вот и хорошо. - Я обнял ее за талию. - Посидим немного в кабинете доктора.
Ступала она не совсем уверенно не только в палате, но и в коридоре.
- Можешь не притворяться, тебя уже эта шпионка не видит.
- Костик, - она прижалась ко мне, заплакала, - меня чем-то накачали, я теряю ориентацию.
- Илья Сергеевич? - спросил я и сжал кулаки.
- Нет, перед тем как сюда везти, еще дома. Вошел Белаков, с ним еще кто-то, наверное, врач. Заставили проглотить несколько таблеток, потом - не помню...
Поплыла.
Я поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
- Я пришел за тобой. Мы исчезнем и отсюда, и из этого города.
- Начнем новую жизнь? - спросила она, и слезы опять наполнили ее глаза. - Костик, ты не понял главного. Мы никогда не избавимся от своего же прошлого. Мы можем поменять и паспорта, и прописку, но - не избавимся!
- Неужто мы с тобой слабее обстоятельств, Вика?
- Не слабее... И не сильнее... Раз бежим от них. А я вот и бежать не могу, ноги не слушаются... Ты как меня нашел?
Я коротко рассказал ей обо всем, что произошло за эти дни. Она ахнула:
- Ты действительно сжег все мосты, тебе некуда возвращаться. Остается и впрямь податься на край света. И все из-за чего, Костик, а? Из-за того, что чистым захотел стать? Да кому она нужна, наша чистота?! Чистые или от голода сдыхают, или вешаются!..
Вика стала дрожать, как от холода, я обнял ее, погладил жесткие непокорные волосы:
- Успокойся, Вика! Успокойся, все будет хорошо. Мы попробуем, попробуем не замараться и доказать всем им...
- Кому, глупыш? Кому всем? Да начихают они на твои доказательства! У этих всех иные ценности, они просто не поймут тебя! А поймут - так будет еще хуже: раздавят. Уезжай, уезжай, Костик, куда глаза глядят! Хоть я и не хочу с тобой расставаться...
Я прикрыл ей ладонью рот.
- Ты права, Вика. Убегать - последнее дело. Потерпи немного, я что-нибудь придумаю.
- Что ты придумаешь? Тебе ведь и думать некогда! За тобой идет охота, ты понимаешь это? Тебя флажками красными обнесут - и Белаков, и милиция, и Толик... А ты все мечтаешь, как бы никого не укусить...
- Все, Вика, все! Мне пора уходить. Ты будь умницей. Здесь будь. Илье Сергеевичу, кажется, можно доверять? Потому не торопись выписываться, жди от меня вестей. А пока возвращайся в палату. Возьми ключ от наручников. Постой здесь, возле окна, и только когда увидишь, что я вышел за калитку, отстегнешь их.
- Меняемся, - слабо улыбнулась она. - Вот моя связка. Кому придет в голову искать тебя в моей квартире?
39
Охранник демонстративно смотрел в глубину леса, будто даже замечать не хотел, кто это вышел из больницы и зашагал к трассе. Пусть любой выходит, его дело - не впускать, и он знает это отлично.
Частник согласился подкинуть только до ближайшего метро, но мне это как раз и надо было. Нечего светиться средь бела дня возле дома Вики.
От метро я позвонил своей соседке, жившей этажом ниже.
- Константин? А к тебе милиция приходила, нас расспрашивали, где ты.
- Если будут спрашивать еще, скажите, уехал к тетке, в глушь, в Саратов...
Так, обвинение в разбойном нападении на мне, значит, есть. Появляться дома не следует. К Насте наведаюсь только в крайнем случае: незачем такую квартиру светить. Остается воспользоваться ключом, который дала Вика.
Бутерброды, кофе, ванна - и вот я уже почти в форме, только спать охота. Но все равно ведь делать нечего в темноте, а свет зажигать опасно. Кто знает, что предпримет Белаков, получив информацию от Светланы о моем посещении больницы. Прилетят мотыльками на свет крутые мальчики, и не устраивать же тут с ними потасовку и стрельбу?! Хотя стрелять есть чем.
Я накрыл ладонью пистолет Белакова. Игрушечка. Полный магазин патронов. Хорошо бы мне их не растратить, выйти из игры чистым. С каждым днем сделать это все сложнее и сложнее, уже и представить трудно, какие выходы у меня есть. Если не считать тот, о котором говорила Вика: сдохнуть с голоду или полезть в петлю. Да и то ведь посмертно повесят на меня того же Падунца. Мертвый я буду для всех очень удобен.
С этой не больно веселой мыслью я и заснул, чтобы проснуться от яркого света, ударившего в глаза. В голове еще не рассеялась пелена ночных сновидений, и потому я не сразу осознал, где нахожусь и что за люди ходят по комнате. А когда осознал, захотелось опять заснуть и забыться.
Поодаль, у двери, потирал руки, хищно поглядывая на меня, один из тех двоих, с которыми я навещал Белакова. А рядом, у кровати, крутил на пальце золотую цепочку Толик.
- Прости, мы без стука, - сказал он. - Но ты подставил меня, крупно подставил, и потому мне не до условностей. Такое придумать: стравить меня и с кем?!
- Голь на выдумки хитра, - ответил я. А что я еще мог ответить?
- Голь... - Толик присел на стул. - Знал бы я, что ты действительно голь... Вот здесь я ошибся, поверил в ваше общее дело с Балушем. В наше время ведь миллионами не швыряются, миллионы можно вложить так, чтобы получить миллиарды. А ты?..
- А что я?
- А ты написал записку: "Отдающий долги". Черная паста, серая оберточная бумага. Зачем ты это сделал?
- Появился шанс честно пожить.
- Дурак! Вот сегодня, в четверг, на рассвете, пятнадцатого сентября, мы тебя шлепнем, и думаешь, кого-то это обеспокоит?
Я покосился на окно. Действительно, начинало светать.
- Или ты думаешь, что ты рыжей крале нужен? Объясняю популярно: это не так! Ее туз потихоньку стареет и помногу пьет, в постели он женщину не устраивает, и она при помощи тебя просто торгуется с ним. А если больше заплачу я, то я ее буду трахать, а вы с ним станете рядышком и зажжете для большего интима свечи.
- Значит, если у меня будут деньги, я смогу то же самое делать с Эммой?
Лицо Толика как было бесстрастным, так таким и осталось.
- Столько денег у тебя никогда не будет. Да и тебя самого скоро не будет. Ради этого я и прибыл сюда, хотя на подобные спектакли не хожу. Но это не простая разборка, это последняя встреча с сумасшедшим. Как же ты представлял свою новую жизнь, скажи?
Я промолчал, и продолжил опять Толик:
- Мой отец потом и кровью, в прямом смысле, добивался нынешнего своего положения. Раньше машинами торговал, отдал дело мне и теперь он московский нефтяной король, у него есть казино, дома, но он знает, что до конца жизни не выйдет из игры. Это он, кстати, дал знать, где ты находишься. В клинике еще со славных старых времен остались "жучки", люди отца ими, естественно, пользуются... Так вот, отец по своей воле из игры не выйдет. Я, как и ты, руки стараюсь не пачкать, но понимаю, что до поры. Держу хороших исполнителей... Ты, кстати, был бы хорошим исполнителем.
- Таким, кто отбирал бы у Падунца шкатулки? За что вы его убрали?
- Нет, таким бы, кто стрелял меж глаз! Падунец действовал грубо, его бы опознали и вычислили... Да что там жалеть: был уголовником - им и остался.
- А вы с отцом масштабнее?
Губы Толика дрогнули в ухмылке:
- Почему бы перед смертью и не похамить, да? Но все же отвечу. Мои руки почище твоих. Это тебе даже милиция докажет. Я занимаюсь бизнесом, я кого-то кормлю и от кого-то кормлюсь. Я никого не убивал. В природе не существует пистолетов с моими пальчиками. Я никогда в жизни не натягивал на лицо вонючий чулок, не угонял и не перекрашивал машины - все это в твоем послужном списке, понимаешь? И с ним ты вдруг решил стать праведным? Возомнил, что тебе простится все это?
- Ты же знаешь, я вернул драгоценности, не убивал Падунца и не воровал машины... Тебе просто хочется сейчас меня испачкать, потому что ты завидуешь мне. Ты думал, что купить можно все на свете, ан нет!
- Что? Не неси чушь!
- Чего же ты тогда приехал ко мне? Прислал бы исполнителей - и дело с концом. Нет, ты хочешь лично убедиться, всемогущи деньги или нет. А осечки происходят, да?
- Никаких осечек! Сейчас мы кончаем тебя, а потом направляемся в больницу и я там покупаю твою златовласку. Ты уже не узнаешь этого, но поверь, я отдам ее своим мальчикам. На потеху.
- Поверь и ты мне на слово, Толик: то же я сделаю с Эммой. Если ты думаешь, что я не умею мстить...
- Ты уже ничего не сделаешь!
- Посмотрим. По четвергам я живучий.
Я встал с кровати, потянулся к брюкам, но тот, который стоял у двери, вырвал их у меня, похлопал по карманам и только потом вернул. Я надел брюки, рубашку.
- Пойдем, - сказал Толик.
Его напарник шагнул за порог, в коридор, а я снял с вешалки куртку и набросил ее на плечи. Вес пистолета в правом кармане почти не ощущался, но было, черт возьми, приятно чувствовать его металл.
У подъезда стояла такая знакомая машина - серый "вольво". За рулем сидел краснолицый мужик лет пятидесяти. Видно, он уже знал, куда ехать, потому что, как только все мы уселись, машина рванула с места.
Миновали пост ГАИ, что за кольцевой. Капитан возле синих "Жигулей" и наш водитель помахали друг другу ручкой. Потом по обочинам дороги пошли в леса. Свернули на грунтовку, всю в рытвинах.
- Карьеры скоро, камень там добывают, - охотно пояснил Толик. - Старые разработки водой залиты, глубина - метров десять... Слушай, а может быть, все-таки одумаешься? Будешь Зою возить, меня, в мастерской малярничать, а?
- Я ведь и в морду могу напоследок заехать, Толик.
- Тогда стой, Семеныч. Он все думает, что мы шутим. А мы шутить не любим. Семеныч Падунца пришил, и тут рука не дрогнет. А если что - Вовочка поможет. Выходим, ребята. Иди-ка вперед, Кузнецов, вот туда, к обрывчику. И не держи руки в карманах, это некрасиво.
Я исправился, я сделал красиво. С четырех метров просто невозможно было промахнуться. Они даже затворы не передернули - не успели.
Хуже всех повел себя Толик. Наивно себя повел. Он, наверное, посчитал, что бегает быстрее, чем летит пуля.
Он ошибся.
Оружие убитых я забросил в воду, документы и деньги взял себе. Пешком через лес пошел к трассе.
40
Утренняя электричка, того часа, когда она еще не забита людьми под завязку. Но контролеры уже ходят по вагонам. Почему-то с милицией. Одни проверяют билеты, другие вроде бы рассеянно, от нечего делать, рассматривают пассажиров. Я знаю, кого они ищут. Три дня назад под Москвой убили коммерсанта, в сегодняшнем номере газеты фоторобот и статья об этом - "Опять никто не ответит?"
"В четверг утром в лесу грибниками были найдены трупы трех человек. Один из убитых оказался Шаровым Анатолием Анатольевичем, сыном известнейшего российского предпринимателя, бизнесмена. Он и сам занимал видные посты в коммерческих структурах, пользовался уважением в своем кругу. Но, конечно, всем не угодишь... И вот Шарова и двух его ближайших помощников вывозят за город и хладнокровно расстреливают. Кто? Есть сведения, что организатором и исполнителем покушения стал человек, портрет которого выполнен фотороботом по показаниям свидетелей. За ним, кстати, тянется уже не одно уголовное преступление. Предстанет ли преступник перед судом на этот раз?"
Я смотрю на портрет. Писали обо мне уже много раз, но вот снимки еще не публиковали. Это - впервые.
Поправляю узел галстука и мизинцем разглаживаю усики, черной подковой висящие над губами. Вы хотите охотиться на меня? Что ж, пожалуйста. Я, конечно, понимаю, что силы не равны, но у меня тоже есть повод трубить в охотничий рог. Вы смотрели вчерашние газеты? Смотрели, но вряд ли помните небольшую заметку, рядовую по нынешнему времени:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14