В частности, в Африке. Грише не нравилось, что империалисты протянули туда свою руку и не дают расправиться плечам угнетаемых колонизаторами африканских народов.
Не нравилось Грише и то, что, как об этом правильно писала "Комсомольская правда", разлагающееся искусство Запада оказывает тлетворное влияние на отдельных несознательных советских людей. Гриша имел в виду неприличный, по его мнению, танец рок-н-ролл, которым, как это выяснилось на заседании комсомольского бюро, увлекался даже один из комсомольцев, солдат их подразделения, а также абстракционистские картины, фотографии с которых публиковали журналы "Огонек" и "Крокодил".
Но в остальном все было очень хорошо. А если говорить лично о нем, о Грише Кинько, то можно даже сказать - замечательно. За отличное несение службы и бдительность, в результате которой была выявлена незарегистрированная радиостанция, старший сержант Кинько получил благодарность командования и внеочередное увольнение в город.
Он вошел в кафе - малолюдное и какое-то сумрачное в этот ранний час, - было занято только два столика. За одним сидела толстая усатая старуха с ребенком, а за другим - лысый толстяк в таджикском халате, надетом поверх обыкновенного костюма, - и сел за свободный столик.
Несмотря на то, что в кафе было так мало людей, он знал, что если это произойдет, то именно здесь. И знал, как это произойдет.
Он попросил официантку дать ему мороженого. Две порции. В одно блюдце. Смеси - сливочного и шоколадного. А клубничного не класть. И два стакана сельтерской воды. С сиропом.
Это будет так. Она студентка первого курса с золотистыми волосами, заплетенными в две тяжелые косы - одна сзади, а другая нечаянно перебросилась вперед через плечо, - войдет в кафе и сядет за соседний столик. Он очень захочет с ней познакомиться, но не будет знать, как это сделать. И вместо того чтобы говорить всякие глупости, к которым, по их рассказам, прибегали его товарищи - вроде "извините, но я вас где-то видел", или: "простите, не вы уронили этот платочек", - он просто скажет:
- Вы не рассердитесь, если я сяду за ваш столик? У меня сегодня особенное настроение, я получил благодарность командования и увольнительную вне очереди, и мне бы хотелось начать этот счастливый день с разговора с вами.
- Что ж, садитесь, - скажет она, перебрасывая назад за плечо свою золотую косу.
Ему принесли мороженое, и, чуть отодвинувшись и наклонившись над столом, так, чтобы не капнуть на штаны, он принялся за него, зачерпывая ложечкой поочередно то сливочное, то шоколадное.
- Не правда ли, вы учитесь? - спросит он.
- Да, - ответит она.
- Скажите, пожалуйста, - в каком учебном заведении?
- В педагогическом институте, на литературном отделении.
- Это мечта моей жизни, - скажет он, - поступить в вуз. Только мне хочется поступить на радиофакультет, потому что это мое любимое дело. А литературу я тоже очень люблю и много читаю. Я недавно прочел книгу одного иностранного писателя Генриха Манна. Она называется "Доктор Фаустус". Мне ее дали в нашей библиотеке. Библиотекарь говорил, что книга очень сложная и я, может быть, не все пойму. Но я все понял. А вы читали эту книжку?
- Да, - ответит она, - читала. Но книжка эта в самом деле очень трудная, и я не поняла, какую же музыку все-таки писал ее главный герой.
- На этот вопрос очень трудно ответить. Но я думаю, что эта музыка была похожа на музыку великого немецкого композитора Людвига ван Бетховена.
- А вы вообще музыку любите? - спросит она.
- Я очень люблю музыку, - ответит он. - И симфонии таких великих композиторов, как Чайковский, Римский-Корсаков, Мусоргский, и народные песни. Я не люблю только всякие рок-н-роллы и буги-вуги, потому что в них, по-моему, нет никакой музыки, а только кошачьи завывания.
- Мы с вами одинаково смотрим на этот вопрос, - скажет она.
Затем они вместе выйдут из кафе, и окажется, что у нее сегодня свободный день и она согласна показать ему город и его исторические памятники. И они пойдут по городу, а затем в кино. И после кино он ее проводит к дому и задержит при прощании ее руку в своей. И спросит:
- Если я вам напишу письмо, вы мне ответите?
- Я обязательно вам отвечу, - скажет она.
- Семьдесят три, - скажет Гриша на прощание.
- Что это значит? - заинтересуется она.
- Это международный радиокод. А что это значит, я вам расскажу при следующей встрече.
И они расстанутся. В следующую увольнительную он снова обязательно с ней встретится. Затем она приедет в их клуб по его приглашению, как раз, когда он будет выступать на вечере самодеятельности. Читать стихи Маяковского о советском паспорте. Они еще больше подружатся, полюбят друг друга, и она даст слово ждать его, пока он не вернется из армии.
Но может быть, и вообще не стоит увольняться из армии? Он поступит в училище и станет офицером, а она поедет с ним. Он будет служить в радиолокационной части, расположенной далеко, у самой границы, а она будет учить детей в местной школе. Он будет помогать ей в хозяйстве. Он никогда не будет стесняться помочь ей помыть полы или посуду или приготовить обед. Офицерской чести он этим не уронит. Наоборот, офицерскую честь роняет тот, кто не помогает своей жене и ссорится с ней на людях. А когда заходящее солнце бросит на землю свои прощальные лучи, они будут вместе садиться за стол и учить английский язык.
Гриша доел мороженое. Она не приходила. Он расплатился и вышел на улицу.
Грише очень нравилось отдавать честь встречным военным. Он считал это замечательным обычаем. И, поднося руку к козырьку, он каждый раз невольно улыбался, и улыбались ему в ответ встреченные им прохожие, и хмурились лейтенанты - улыбка при приветствии не предусмотрена уставом.
Его остановил немолодой человек в синем суконном пиджаке, клетчатой рубашке и новенькой кепке с маленьким козырьком, которая очень не шла его усталому, озабоченному лицу.
- Скажите, товарищ старший сержант, - спросил человек, - чи не знаете вы, в каком месте расположена военная часть почтовый ящик 5763?
Это был номер части, в которой служил Гриша.
- Я не могу вам этого сказать, - поколебавшись, ответил старший сержант. - Тут близко военный комендант - зайдите в комендатуру, и вам там точно укажут.
Гришу не раз удивляло, почему перед отпуском в город солдат постоянно предупреждали, чтоб они никому не говорили, в какой части служат и где она находится, хотя любой мальчишка в городе знал, где их часть. Но приказ есть приказ, как говорил старший лейтенант Федоров.
- Сын у меня заболел, - сказал человек в суконном пиджаке. - Первый год служит, и что-то такое у него с ногами. Не писал, не писал, а потом на тебе - болен. И жинка в одну душу - поезжай да поезжай. Так я самолетом за пять часов с Москвы. Как с нашего села в область автобусом.
- А вы откуда?
- С Украины. С Полтавщины.
- Пойдемте, я покажу вам, где комендант, - предложил Гриша, переходя на украинский язык.
- А вы откуда?
- С Винничины. Из села Чернятка - может, слышали?
- Земляк, значит... Нет, не слышал. Украина большая.
- Это верно, - подтвердил Гриша. - А какая фамилия вашего сына?
- Такая же, как моя. Коваленко. Григорий Коваленко.
Нет, Гриша не встречал такого солдата. Их часть тоже была большой.
Они медленно шагали по улице; Гриша не забывал подносить руку к козырьку при встрече со всяким военным старше его в звании и с удовольствием разговаривал на своем родном, плавном и мягком, певучем украинском языке.
- Это вы напрасно так беспокоитесь, - говорил он. - Не стоило и приезжать. У нас тут замечательная военная медицина, и с сыном вашим будет все вполне благополучно.
- Мать волнуется, - отвечал Коваленко. - Жена моя, значит. Один он у нас. Один сын как один глаз.
Он не говорил о том, как встревожен он сам, как любит сына, как ждет с ним встречи и страшится ее, но Гриша все это понял по тому, как дрожал голос Коваленко, когда говорил он о сыне, как хмурились брови и дергались губы. И хоть сын Коваленко был солдатом-первогодком и заболел чем-то таким, а Грише Кинько было присвоено звание старшего сержанта и он получил благодарность командования, а он, Гриша, поменялся бы с этим сыном и званием и благодарностью, лишь бы иметь такого отца.
Гриша не помнил своего отца. Погиб на фронте. И мать умерла, когда он ходил в седьмой класс. А человеку нужен отец, думал Гриша. Нужен отец, чтоб он вот так волновался и скрывал это, если с тобой что-либо случилось, и мать, чтобы послать отца к сыну за тысячу километров.
Вспомнились Грише его Украина и степи Украины. Ровная, широкая, благодатная земля - такая любимая, что горло сжимает, когда вспомнишь, как по дозревающим хлебам прокатит волны ветер, как обдаст лицо горячим воздухом, насыщенным медвяным, чуть горьковатым запахом цветущей желтой сурепы, розовой повители и перистой полыни... Вдоль Буга - цепочкой курганы - могилы казачьи, а вот и скрытая в густых вишневых садах Чернятка с белыми - самыми белыми в мире! - стенами хат. Из далеких и близких сел приезжают сюда за белой глиной, которую копают здесь в глубоких колодцах, - в Китае называют эту сверкающую снежной белизной глину каолином, а на Винничине - "черняткой", по имени села. Четыре раза на год мать белила хату.
Он вспомнил свою мать - колхозную доярку, у которой постоянно болели пальцы, тихую, молчаливую, по хате она всегда ходила на цыпочках и только иной раз подойдет к Грише, когда сидит он за уроками, проведет жесткой, натруженной рукой по волосам и щеке и скажет: "Учысь, учысь, сынку... А я йисты зготую. И повечеряемо вдвох..." Она всегда говорила: позавтракаем вдвоем, пообедаем вдвоем, поужинаем вдвоем. Видно, когда ждала отца с войны, мечтала, что втроем с мужем и сыном будет это делать. И никогда не забывала, что остались они вдвоем.
- Я вас подожду, - предложил Гриша Коваленко, - и покажу вам дорогу, когда вы узнаете адрес части.
- Спасибо за ласку, товарищ старший сержант, - с достоинством поблагодарил Коваленко.
Спустя некоторое время он вышел из комендатуры, повеселевший и потный.
- Все узнал, - сказал он, утирая лицо платком. - А вышел я, чтоб вы не беспокоились. Комендант позвонил по телефону на этот самый почтовый ящик, и сказали, что сыну уже лучше. Уже ходит, - сказал он так, как, вероятно, говорил, когда его Гриша делал свои первые шаги в отцовской хате. - И провожать меня не нужно - комендант сказал, что даст машину.
Старший сержант Гриша Кинько попрощался с земляком и, искренне радуясь, что неизвестному ему солдату Григорию Коваленко стало лучше, отправился в телевизионное ателье. Ему очень хотелось выслушать мнение опытного радиотехника Александра Александровича о возникшей у него радиотехнической идее.
- Не будете ли вы так добры, - сказал он миловидной девушке приемщице заказов на ремонт телевизоров, - не скажете ли, где сейчас Александр Александрович?
- Он ушел, но предупредил, что вернется через час. А час уже почти прошел. Посидите, почитайте вот журнал. Он, наверное, скоро вернется.
Гриша сел в глубокое мягкое кресло перед круглым полированным столиком с журналами и газетами, выбрал "Огонек", открыл последнюю страничку и погрузился в необыкновенно интересную статью о том, как на огороде при посадке картофеля нашли клад царских золотых монет.
С Александром Александровичем Ибрагимовым Гриша познакомился совсем недавно. Гриша стоял в довольно большой очереди к кассе кинотеатра. Человека, который остановился за ним, Гриша сначала принял за иностранца туриста или даже дипломата. На нем был пиджак, который, если посмотреть под одним углом, казался красноватым, а под другим - синеватым; в руке он держал плащ - на внутренней стороне воротника виднелась яркая марка: "Made in USA" - "Сделано в США"; обут он был в невиданные Гришей туфли - черные, остроносые, на шипах из какого-то белого синтетического материала; и разговаривал он со своей спутницей под стать ему - во всем заграничном, с выкрашенными по-заграничному волосами в неестественно светлый цвет - на английском языке; Гриша учил в школе этот язык и хотя не мог понять ни одного слова из того, что они говорили, но знал точно, что это английский язык.
И вдруг иностранец по-русски - правда, с акцентом, но совсем небольшим - спросил, не может ли Гриша взять два билета для него и для его спутницы: они должны ненадолго уйти, он оставит Грише деньги. Гриша охотно согласился - и не пожалел об этом. Александр Александрович Ибрагимов не был никаким иностранцем. А с акцентом он говорил потому, что был азербайджанцем по национальности. Не был он и директором телевизионного ателье, как решил Гриша, когда узнал, что он работает в этом учреждении. Он был просто мастером по ремонту телевизоров.
Познакомил он Гришу и со своей спутницей. Она преподавала английский язык на курсах иностранных языков, и Александр Александрович преувеличенно торжественно сказал Грише: "Это моя учительница".
Он был необыкновенно веселым, добрым и приятным человеком, этот Александр Александрович, а как узнал Гриша впоследствии - и необыкновенным специалистом в своем деле. Лучшим специалистом в телеателье по ремонту телевизоров. Только год тому назад он уволился из армии, где работал тоже по радиоспециальности - ремонтировал радиолокационные установки, и эта военная специальность, как понял Гриша, очень ему пригодилась на гражданке.
Когда Гриша перед началом сеанса в фойе кинотеатра рассказал Ибрагимову, что мечтает стать инженером-радистом, Ибрагимов пригласил Гришу в свободное время заходить в телеателье - познакомиться с новыми марками телевизоров, новыми приборами.
- Это очень вам пригодится, - сказал Ибрагимов. - Вы - военный связист, значит, некоторую подготовку уже имеете. Если вы за время службы в армии изучите еще и ремонт телевизоров, вы потом, когда демобилизуетесь, будете иметь хорошую гражданскую специальность. Дело это перспективное, телевизоров у людей все больше, портятся они, слава богу, все чаще, - он весело подмигнул своей спутнице, - и специалистов по ремонту требуется очень много... А учиться в институте можно и даже нужно - заочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46