- Припоминаете наш с вами разговор летом? Тогда я вам ничего подобного не сказал. Спросил, что меня интересовало. Вы ответили. Я вам поверил, и мы распрощались. Так?
- Так, - кивнула головой.
- Теперь же дело приняло другой поворот. Теперь у меня есть факты, свидетельствующие, что в тот раз, летом, вы сказали неправду, что детей-близнецов Ирине Гай, если можно так выразиться, организовали вы, а заодно подговорили вашего хорошего знакомого Игоря Владиславовича Елкина путем шантажа брать у нее большие суммы денег и тратить их на вас и на себя. Об этом он сам рассказал вчера вечером в этом кабинете, сидя на том же стуле, на котором сидите сейчас вы. Вот его показания, почитайте, - и протянул ей протокол допроса Елкина.
Домрина не взяла его в руки, отказалась читать.
- Это поклеп! Я не знаю никакого Елкина! Думаете, если я одинокая, так все обо мне можно говорить! Я буду на вас жаловаться, подам в суд!
Евгений прервал ее:
- Значит, вы все отрицаете?
- Отрицаю и буду отрицать! - Домрина явно вызывала в себе злость. - Обо мне еще никто подобного не говорил.
Евгений сочувственно развел руками.
- Мне тоже неприятно об этом говорить, но что поделаешь. Вы врач и должны меня понять. Врач, пока не поставит диагноз, не говорит больному, какая у него болезнь. Мы, следователи, тоже, пока не проверим факты, не говорим человеку, что он совершил преступление. Если же вы и сейчас все отрицаете, попробуем убедить вас давним, проверенным способом. Подождите одну минуту.
Он встал из-за стола и вышел. Мы с Домриной остались вдвоем. Она вздохнула устало и хотела, наверное, о чем-то спросить, так как повернулась ко мне лицом, но не успела - вошел Евгений.
- Сейчас, - бросил ей, направляясь к столу. - Сейчас все станет на место, чтобы вы не возмущались, не кричали, будто на вас возводят поклеп.
Я догадался, что он решил сделать, и приготовился наблюдать, какую реакцию вызовет это у Домриной.
Она тоже, наверное, ощутила что-то неприятное и только посматривала на нас с Евгением холодными глазами. С него на меня, с меня на него. Словно хотела загипнотизировать нас.
Но вот отворилась дверь, и, держа руки за спиной, порог переступил Елкин. В помятом костюме, расхристанной сорочке, заросший рыжей щетиной. Куда подевались за эти дни его наглость, показная интеллигентность.
Взглянув на него, Домрина в первое мгновение хотела было что-то сказать, но спохватилась, да так и окаменела с полуоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами.
Евгений пригласил Елкина сесть на свободный около стола стул напротив Домриной и, когда тот сел, обратился к ней:
- А что вы теперь скажете, Домрина? Будете отрицать, утверждать, что не знаете этого гражданина, не верите, что он во всем сознался?
- Верю, теперь верю, - зло прошептала Домрина и уставилась на Елкина. Так вот каково твое слово, негодяй, твоя клятва! Клялся, божился, что в случае чего возьмешь все на себя, обо мне не проговоришься и словом, а коснулось дела, так все вылетело из головы! Клялся в любви, а любил, как волк козу! Загубил мою молодость, мою жизнь! Так тебе и надо! Я теперь тоже молчать не буду, расскажу, чем ты еще занимался, чтобы судили тебя сурово, чтобы ты из тюрьмы и не вернулся!
Елкина этот поток слов явно возмутил, потому что у него даже лысина покраснела.
- Ну ты, говори, да не заговаривайся! - буркнул ей.
- А ты мне рот не закрывай! - повысила голос Домрина. - Хватит, натерпелась!
Это, по-видимому, и было как раз тем пределом, до какого Евгений решил допустить их в перебранке между собой.
Все стало понятным - Домрина с головой выдала себя.
И следователь своевременно постучал шариковой ручкой по пустому стакану на столе.
- Граждане, хватит пререкаться! Не забывайте, где вы находитесь.
Домрина и Елкин сразу же замолчали, словно воды в рот набрали, и демонстративно отвернулись друг от друга...
Когда мы с Евгением остались в кабинете вдвоем, он задумчиво сказал:
- Вот и конец делу Ирины Гай. Жизнь, как видишь, поставила все точки над "и".

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11