Арно Марк
Чемодан
Марк Арно
ЧЕМОДАН
ГЛАВА I
Джованни Мартелло вышел из лифта, сделал несколько шагов и остановился, чтобы неторопливо закурить.
В тот час в огромном мраморном холле "Мандарина" было немноголюдно. Десяток европейцев, несколько китайцев с птичьими голосами и группа деловых японцев. Последние собирались покинуть отель в сопровождении двух очаровательных переводчиц, чтобы нанести традиционный визит в местные ночные клубы.
Ни одного знакомого лица...
Попыхивая сигаретой, Мартелло направился к выходу. Гигантского роста усатый индус-швейцар с хитроумно закрученным тюрбаном на голове распахнул дверь. Мартелло ответил на его приветствие кивком и спустился по ступенькам на тротуар Копнаут Роуд.
После кондиционированной атмосферы отеля он словно попал в самую жаркую парную и тотчас стал задыхаться. Небрежным жестом отправил сигарету в водосточный колодец и зашагал в сторону центрального почтамта.
Высотные дома вдоль моря сверкали сотнями огней неоновых реклам. Потоки разноцветного света обрушивались на уличную толпу, спешащих пешеходов и автомобили. Ночь не умерила шума бурлящего города. Непереносимый гвалт давил на уши.
Пройдя с полсотни метров, Мартелло свернул на Педдер Стрит, затем на Ви Роуд. Он как будто заинтересовался роскошными витринами "Пасифик энд Ориентал", закурил новую сигарету и зашагал вдоль ярко освещенных магазинов.
На первый взгляд за ним никто не следовал, но все же, зная, как трудно разглядеть "хвост" в толпе азиатов, Мартелло ещё несколько раз останавливался.
Товары, выставленные в витринах, блистали ценами, исключавшими любую конкуренцию, часто не выше тридцати процентов от тех, что приняты в странах-производителях. Найти там можно было абсолютно все, от швейцарских часов или японского фотоаппарата до французской парфюмерии лучших сортов.
Но лишь одно интересовало Мартелло: не следует ли кто-нибудь за ним. Перейдя улицу, он укрылся под сводами торговой галереи, позволявшей выйти на Куин Роуд почти напротив чрезмерно разукрашенного здания "Чайна Эмпориум".
Излишне одутловатый для своих сорока лет, с массивным лицом и посеребренными висками, Джованни Мартелло был крупноват для мальтийца, и потому возвышался над большинством китайцев на добрых полголовы. К тому же на фоне их простых рубах его прекрасно сшитый по фигуре бежевый тропический костюм был виден ещё издали. Его трудно было потерять из виду, даже на расстоянии.
На самом деле Мартелло не думал, что кто-нибудь за ним следит. Но осторожность не помешает...
Увидев свободного рикшу, он остановил его, устроился на пластиковое сидение и назвал адрес. Китаец принялся крутить педали, что-то при этом насвистывая.
Вытирая лицо, Мартелло обернулся, чтобы удостовериться, что никто не последовал на ними.
Воздух был удушающим, плотным, вязким, насыщенным тяжелыми и стойкими запахами, застоявшимися в закоулках или поднимавшимися над сточными канавами. Местами создавалось впечатление, что плывешь в аквариуме, полном миазмов.
Мартелло поморщился. Ароматы Востока, нечего сказать...
Если Гонконг по-китайски означает "Благоуханная гавань" то это явно восходило к тем временам, когда остров в бухте Кинтон насчитывал всего несколько хижин рыбаков да горстку пиратских джонок.
В наши дни "Благоуханная гавань" предлагает тем, кто спускается с корабля, вонь мазута, тления, грязи, застарелой пыли и кишмя кишит людьми, которым не хватает воды. Ничего лакомого для деликатных ноздрей. Порт, похожий на любой другой...
Между тем неточно и несправедливо ставить Гонконг в один ряд с другими портовыми городами Дальнего Востока. Если гавань и не соответствует своему прелестному названию, она все же остается одной из лучших в мире.
Чтобы убедиться в этом, достаточно подняться на вершину пика Виктории и насладиться несравненным зрелищем острова и его окрестностей, окруженных холмами с кобальтовым отблеском. Видимый с высоты залив принимает раз за разом то небесно-голубой, то зеленовато-изумрудный цвет, на котором выделяются сотни парусов джонок колера опавших листьев.
На другом берегу залива расположен Коулун, город Девяти Драконов, относящийся к континентальному Китаю. А между берегами шныряют десятки катеров, китайских плоскодонок и прочих ржавых консервных банок, пеня волну между стоящими на якорях лайнерами, пакетботами или военными кораблями VII американского флота.
В глубине, за окружающими холмами, залитыми багряным закатом, начинается угрожающая громада красного Китая. Последние свободные города, примостившиеся у края коммунистического колосса, Гонконг и Коулун, сохранили образ жизни, исчезнувший в огне революции. И теперь миллионы беглецов оседают на утесе с миллионным населением, где разжег в прошлом веке опиумную войну авантюрист Уильям Жарден, прозванный Старой хромоногой крысой.
Но лишь с наступлением ночи Гонконг предстает во всем блеске. Темнота скрывает пыль и грязь, прячет кварталы трущоб, лепящиеся по склонам холмов. И в заливе возникает, словно бросивший якорь великолепный корабль, город, сверкающий беспрестанно обновляющимися искусственными огнями, где каждый всполох стремится превзойти другие.
Джованни Мартелло как раз спрашивал себя, на сколько ещё лет хватит у Мао терпения, когда рикша свернул в улочки, ведущие к порту.
Всю дорогу Мартелло оглядывался, но так и не заметил ничего подозрительного. Приказав рикше остановиться, сунул ему купюру и зашагал в сторону бухты, где в воде отражалось мерцающее многоцветье рекламы.
Неподалеку находилась пристань для "виллы-валлы"-катерков, служивших морским такси. Мартелло спустился по скользким от влаги ступеням и прыгнул в первый попавшийся.
- Коулун Паблик Пьер, - бросил он, усаживаясь.
"Вилла-валла" вмещал до шести пассажиров, но цена оставалась одной и той же. Рулевой-китаец повторил место назначения, чтобы избежать ошибки, и запустил мотор. Катер медленно отошел от причала, прежде, чем устремится на полной скорости к середине бухты.
Десятки судов сновали в проливе, отделяющем остров от континента: большие пузатые джонки с перепончатыми парусами, подобными крыльям летучих мышей, медленные, окрашенные в темные цвета китайские лодчонки, узкие и низко сидящие на воде, скоростные катера, сигнальные огни которых словно исполняли танец светлячков. Несколько грузовых судов и огромный американский авианосец сияли в полных огнях на рейде.
"Вилла-валла" не потребовалось и десяти минут, чтобы достичь набережной Коулуна на стрелке полуострова. Мартелло расплатился и сошел на берег, направляясь к автостоянке между пристанью Стар Ферри и высоким, викторианского стиля, зданием железнодорожного вокзала Коулун-Кантон.
Тарахтящая и пританцовывающая толпа кипела на площади, выгружаясь из автобусов, чтобы тут же загрузить паромы и паромчики, снующие по бухте. Шум стоял невероятный.
Пробежав глазами по бурлящей человеческой массе, Мартелло пытался узнать человека, который должен был его ждать. Он прибыл вовремя, но не в состоянии был отличить муравья от муравья в муравейнике.
Для него все эти чертовы китайцы были похожи друг на друга, словно братья. Вдобавок ночные отблески от яркого, мерцающего люминисцентного водопада огней рекламы сводили с ума.
Китаец, с которым было назначено свидание, вдруг появился рядом, не дав ему прийти в себя. Он был в простых холщовых штанах и полотняной рубашке, в сандалиях, с застывшей на лице улыбкой, одновременно вежливой и непроницаемой.
Уже не в первый раз приходя на встречу, Мартелло до сих пор не мог сказать уверенно, что это именно тот, кто нужен. Впрочем, вот маленький шрам в форме звезды, внизу на шее...Но попробуй его разгляди...
- Меня зовут Хав-Чан, - просюсюкал тот на манер флейты. - Если вы изволите последовать за мной...
Джованни Мартелло превосходил азиата ростом на целую голову, но опыт научил его не поддаваться заблуждениям. У восточных народов очень часто степень опасности обратно пропорциональна их росту. И Хав-Чан был живым подтверждением этого: с виду просто мешок костей, только кости эти покрыты были жилистыми и твердыми как сталь мускулами.
Когда китаец направился к пристани Стар Ферри, Мартелло счел уместным кое-что уточнить.
- Куда мы идем? Было договорено, что встреча пройдет в Коулуне, как в последний раз.
Хав-Чан вежливо поклонился.
- Небольшое изменение произошло в последний момент, объяснил он. Лучше не встречаться часто в одном и том же месте.
Мартелло был готов потребовать объяснений, но передумал. Какова бы ни была причина изменения программы, налет полиции или что-то другое, китаец без сомнения уйдет от ответа. Объяснять он не обязан, его дело-проводить до места.
- Ладно.., - буркнул Мартелло.
Паром только что причалил. Они поднялись на борт.
Вместе с ними на судно грузилась живописная толпа убогих кули, рабочих, лоточников, изможденных женщин и кричащих детей. Палубы стремительно заполнялись группами людей всех видов, одеяний и ароматов.
Переполненная до краев посудина покинула причал и стала прокладывать путь среди скопища лодчонок, рассыпавшихся перед ней от настойчивых звуков её сирены.
Оба не проронили ни слова. Говорить им было не о чем.
Уже не впервые Мартелло приходилось доверяться сопровождающему, Хав-Чану или другому, но каждый раз у него сосало под ложечкой. Долларовое содержимое его бумажника хоть кого толкнет на крайние меры, если о нем станет известно. У него, конечно, был пистолет в кобуре подмышкой, но обойма-то не бездонная. А китайцев...
Нет, Мартелло не боялся. Он повидал всякое, о чем и не расскажешь. Просто он жалел, что Лам Фу-Чен считал необходимым устраивать такого рода комедию каждый раз при подписании контракта. Куда проще встретиться для деловых переговоров в одном из салонов "Мандарина" или "Хилтона"! Но у Лам Фу-Чена, несомненно, были свои причины для таких предосторожностей, и не все с ним можно было обсудить при свете дня. Не говоря о британской полиции, немало людей мечтали о том дне, когда смогут занять его место.
Паром вновь причалил к "Стар Ферри Пьер" в Гонконге, почти напротив импозантного сверхсовременного билдинга рядом с "Мандарином". Вытирая пот с лица и шеи, Мартелло подумал, стоило ли тратить столько сил, чтобы вернуться к месту отправления. Но в конце концов...
Он пошел следом за Хав-Чаном, прокладывавшим себе дорогу сквозь толпу спускающихся по трапу соплеменников. Вместо такси на причале ждали полуголые рикши. Двое из них по знаку китайца вскочили, подхватили оглобли своих колясок, торопливо приблизились и согнулись в поклоне, призывая занять места.
На их потных лицах кожа туго обтягивала кости, руки были едва ли толще оглобель. В отличие от более удачливых коллег, обзавевшихся велоколясками, эти обходились собственными ногами.
Хав-Чан назвал адрес, и рикши пустились в путь, с натугой тронув с места. Ноги их, обутые в уродливые каучуковые сандалии, казалось, летели, не касаясь земли. Вскоре бег их стал размеренным и спокойным, и они направились к китайскому кварталу Ванчай.
Уличное движение становилось менее интенсивным. Мартелло бросил вокруг оценивающий взгляд, пытаясь запомнить дорогу. Тротуары были забиты все той же пестрой толпой, слоняющейся от бара к бару, или по всевозможным торговым лавкам. Рикши и торговцы съестным вразнос пронзительно кричали, зазывая клиентов. Все радиоприемники работали на полную мощь. Десятки проституток в коротких юбчонках приставали к одиноким мужчинам или подвыпившим матросам.
За китайским театром на Хеннеси Роуд оба рикши повернули на узенькую невзрачную улочку и остановились, пробежав по ней не больше десятка метров.
Хав-Чан спустился на землю, Мартелло последовал за ним.
- Скоро будем на месте, - сообщил китаец, расплачиваясь с рикшами.
Его близко посаженные глаза под сросшимися бровями, казалось, с иронией смотрят на блестящее от пота лицо Мартелло, но лицо оставалось непроницаемым.
- Сюда, пожалуйста...
Они пошли вверх по улице. Потом Хав-Чан повернул налево, во тьму переулка между магазинчиком торговца фонариками и аптекарской лавкой, полной всяческих флакончиков.
Метров через пятнадцать он свернул ещё в один такой же закоулок, еще более узкий и темный. Затем в третий. Здесь дома образовали настоящий лабиринт.
Магазинчики сменились глухими, грязным, сочащимися сыростью стенами. На скользкой и неровной мостовой валялись отбросы. Там и сям в проемах виднелись поникшие фигуры. Отсюда было так далеко до главных артерий центра, залитых светом и обрамленных роскошными магазинами...
Мартелло прижал руку к груди, чтобы почувствовать ободряющую тяжесть оружия. Слабое утешение. Если китайцы собрались устроить западню, он будет лежать с дюжиной ножей в теле, не успев и шевельнуть рукой.
Хав-Чан остановился перед каким-то входом, потом сделал несколько шагов внутрь. В глубине виднелась дверь. Он условным стуком постучал, и она тотчас открылась.
Очень слабый свет освещал что-то вроде грязного прохода. По запаху Мартелло тут же определил, где они находятся.
Открывший им худой китаец проводил их до второй двери и впустил в полутемную комнату. Он, должно быть, получил инструкции и знал Хав-Чана, ибо не произнес ни слова. Запах, тяжелый и сильный, заполнял комнату. Около десятка людей полулежали друг на другом. В центре клубка тел тлела жаровня с углями. Дымящиеся трубки источали характерный запах опиума. Тела, раскинувшиеся на грязных циновках, не пошевелились при появлении двух мужчин. Ничто, даже налет полиции, не могло вырвать курильщиков из их искусственного рая. Для них земные тяготы перестали существовать.
Содержатель курильни жестом пригласил Хав-Чана и Мартелло следовать за ним. Приподняв убогий занавес, он провел их тесным проходом в стене.
Мартелло рад был покинуть одуряющую атмосферу курильни. Он знал о неутолимой страсти этих отбросов общества. Многочисленные рикши в Гонконге зарабатывали всего несколько гонконгских долларов в день - стоимость одной-двух трубок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15