https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/50/
Гицур и Хьяльти были в палатке людей из Мосфелля. На следующий день обе стороны пошли к Скале закона. И христиане и язычники назвали своих свидетелей и заявили друг другу, что не будут иметь общих для тех и других законов. На Скале закона поднялся такой сильный шум, что никто не слышал, что говорит другой. Затем народ разошелся, и все нашли, что дело принимает очень плохой оборот.
Христиане выбрали своим законоговорителем Халля из Сиды, а тот пошел к годи Торгейру из Льосаватна и дал ему три марки серебра за то, чтобы тот выступил как законоговоритель. Это было небезопасно, потому что Торгейр был язычником. Торгейр пролежал весь день, накрыв голову плащом, так что никто не мог заговорить с ним. На следующий день народ пошел к Скале закона. Торгейр потребовал тишины и сказал:
– Мне думается, что дела наши запутаются безнадежно, если у нас не будет одних законов для всех. Если закон по будет един, то и мира не будет, а этого нельзя допускать. Теперь я хочу спросить язычников и христиан, согласны ли они, чтобы у них были общие законы, которые я сейчас скажу?
Все сказали, что согласны. Тогда он сказал, что хочет, чтобы они поклялись ему в этом и дали залог сдержать свое слово. Они все поклялись, и он принял от них залог. – Вот начало наших законов, – сказал он. – Все люди должны быть у нас в Исландии христианами и верить в единого бога – отца, сына и святого духа. Они должны оставить всякое идолопоклонство, не бросать детей и не есть конины. Если кто открыто нарушит этот закон, то будет осужден на трехгодичное изгнание, если же сделает это тайно, то останется безнаказанным.
Но эта оговорка была отменена еще через несколько лет, так что уже никто не смел совершать языческие обряды ни тайно, ни открыто.
Потом он сказал о соблюдении воскресений и постов, рождества и пасхи и всех других великих праздников.
Язычникам казалось, что их сильно обманули, но новая вера была введена законом, и все люди в Исландии обращены в христианство.
И народ разъехался с тинга по домам.
CVI
А вот что приключилось тремя годами позднее на тинге в Тингскаларе. Амунди Слепой, сын Хаскульда, внук Ньяля, был на тинге. Он велел, чтобы его провели между палаток. Он подошел к палатке, в которой был Лютинг из Самсстадира. Он велел, чтобы его ввели в палатку, туда, где сидел Лютинг. Он сказал:
– Здесь Лютинг из Самсстадира?
– А что тебе нужно? – спрашивает Лютинг.
– Я хочу знать, – говорит Амунди, – какую виру ты собираешься мне заплатить за моего отца. Я рожден вне брака, и я не получил никакой виры.
– Я заплатил за убийство твоего отца полную виру твоему деду и твоим дядьям, а мне за моих братьев виру не заплатили. Если я и поступил плохо, то со мной тоже обошлись круто.
– Я не спрашиваю тебя, – говорит Амунди, – заплатил ли ты за них виру или нет, я знаю, что вы помирились. Я спрашиваю тебя, какую виру ты заплатишь мне.
– Никакой, – отвечает Лютинг.
– Я не понимаю, – говорит Амунди, – как бог допускает это. Ведь ты поразил меня в самое сердце. Я могу сказать тебе, что если бы у меня оба глаза были зрячие, то я либо заставил бы тебя заплатить виру за моего отца, либо отомстил за него. Теперь же пусть судит нас бог!
После этого он вышел. Но когда он проходил через дверь палатки, он обернулся назад. Тут он прозрел. Он сказал:
– Хвала господу! Теперь я вижу, чего он хочет.
Затем он вбежал в палатку, подбежал к Лютингу и ударил его секирой по голове, так, что секира вошла по самый обух, и потом рванул секиру на себя. Лютинг упал ничком и тут же умер.
Амунди пошел к дверям палатки, и как только он дошел до того самого места, где он прозрел, глаза его сомкнулись снова, и с тех пор он оставался слепым всю свою жизнь. После этого он велел отвести себя к Ньялю и его сыновьям. Он рассказал им об убийстве Лютинга.
– Нельзя тебя винить, – говорит Ньяль, – потому что это было неминуемо. И это будет наукой для тех, кто отказывает в возмещении имеющим на него полное право.
Затем Ньяль предложил примирение родичам Лютинга. Хаскульд Хвитанесгоди уговорил родичей Лютинга принять виру. Дело было передано на суд, и была назначена половинная вира, потому что требование Амунди было найдено справедливым. После этого перешли к клятвам, и родичи Лютинга дали Амунди клятву в том, что они будут соблюдать мир. Люди разъехались с тинга по домам. И некоторое время все было спокойно.
CVII
Вальгард Серый вернулся в Исландию. Он был язычником. Он отправился в Хов, к своему сыну Марду, и пробыл там зиму. Он сказал Марду:
– Я много ездил по нашей округе, и я ее не узнаю. Я поехал на Хвитанес и увидел, что там построено много стен для палаток и место неузнаваемо. Я поехал также на тинг в Тингскаларе, и там я увидел, что все стены нашей палатки разрушены. Что значит все это кощунство?
Мард ответил:
– Тут учреждены новые годорды и Пятый суд. Народ вышел из моего годорда и вошел в годорд Хаскульда.
Вальгард сказал:
– Плохо ты отблагодарил меня за годорд, который я дал тебе. Ты не вел себя так, как подобает мужчине. Я хочу, чтобы ты отплатил им, погубив их всех. А для этого натрави их друг на друга, пустив в ход клевету, чтобы сыновья Ньяля убили Хаскульда. Многие захотят отомстить за него, и тут сыновей Ньяля убьют.
– Мне не суметь этого, – отвечает Мард.
– Я помогу советом, – говорит Вальгард. – Ты пригласишь сыновей Ньяля и отпустишь их с подарками. Порочащие слухи ты станешь распускать тогда, когда дружба ваша станет такой тесной, что они будут верить тебе не меньше, чем себе. Тогда ты сможешь отомстить Скарнхедину за то, что он присвоил твои деньги после смерти Гуннара. Ты снова станешь полноправным годи, только когда никого из них не будет в живых.
Они порешили так и сделать.
Мард сказал:
– Я бы хотел, отец, чтобы ты крестился. Ты ведь стар.
– Не хочу, – ответил Вальгард. – А вот мне бы хотелось, чтобы ты оставил новую веру, и мы бы посмотрели, что из этого выйдет.
Мард сказал, что он этого не сделает. Вальгард сломал Марду крест и все святые знаки. Тут Вальгард заболел и умер, и его похоронили в кургане.
CVIII
Немного погодя Мард поехал в Бергторсхваль и встретился со Скарпхедином и его братьями. Он вел очень ласковые речи и говорил весь день. Он сказал, что хотел бы подружиться с ними. Скарпхедин принял все это хорошо, но сказал, что раньше он не искал их дружбы. И вот они так подружились, что никто из них не мог ничего решить, не посоветовавшись с другим.
Ньялю с самого начала не нравилось, что Мард ездит к ним, и он всегда высказывал свое недовольство этим.
Однажды случилось, что Мард приехал в Бергторсхваль. Он сказал сыновьям Ньяля:
– Я хочу устроить у себя пир, чтобы справить тризну по моему отцу. Я собираюсь пригласить на этот пир вас, сыновей Ньяля, и Кари и обещаю вам, что без подарков вы не уедете.
Они пообещали приехать. Он отправился домой и приготовил все для пира. Он пригласил многих бондов, и на этом пиру было множество народу. Туда приехали и сыновья Ньяля и Кари. Мард подарил Скарпхедину золотую пряжку, Кари – серебряный пояс, а Гриму с Хельги тоже поднес богатые подарки. Они вернулись домой, и стали хвалиться своими подарками, и показали их Ньялю. Тот сказал, что эти подарки им, наверное, дорого обойдутся.
– Остерегайтесь отплатить ему за них так, как сам он того хочет, – сказал он.
CIX
Немного погодя Хаскульд и сыновья Ньяля пригласили друг друга в гости. Сначала Хаскульд поехал к сыновьям Ньяля. У Скарпхедина был бурый конь-четырехлеток, высокий и статный. Конь этот был не кладеный и никогда не выводился на бой с другими конями. Этого коня Скарпхедин подарил Хаскульду, и еще двух кобыл в придачу. Они все сделали Хаскульду подарки и уверили друг друга в дружбе.
Затем Хаскульд пригласил их к себе в Оссабёр. У него там было уже много гостей. Он еще до этого велел сломать свой главный дом, но у него было три сарая, в которых приготовили постели. Приехали все, кого он пригласил. Пир вышел на славу. И когда настала пора разъезжаться по домам, Хаскульд поднес гостям богатые подарки и поехал проводить сыновей Ньяля. С ним поехали сыновья Сигфуса и все домочадцы. Сыновья Ньяля и Хаскульд уверяли друг друга в том, что никому не рассорить их.
Немного погодя Мард приехал в Оссабёр и сказал Хаскульду, что ему нужно поговорить с ним. Они начали разговор. Мард сказал:
– Какие вы разные люди, ты и сыновья Ньяля! Ты сделал им богатые подарки, а они одарили тебя подарками, которые лишь позорят тебя.
– Чем ты это докажешь? – говорит Хаскульд.
– Они подарили тебе коня, которого назвали Молокососом в насмешку над тобой, потому что ты тоже кажешься им не испытанным в бою. А еще я могу тебе сказать, что они завидуют тому, что у тебя есть годорд. Его принял на тинге Скарпхедин, когда ты еще не приехал на тинг во время Пятого суда. Скарпхедин и не собирался вовсе выпускать его из своих рук.
– Неправда, – говорит Хаскульд. – Я получил его во время осеннего тинга.
– Тогда, значит, это Ньяль заставил его, – говорит Мард. – А еще они нарушили уговор с Лютингом.
– В этом, думается мне, они не виновны, – говорит Хаскульд.
– Но ты не сможешь ничего сказать против того, – говорит Мард, – что когда вы со Скарпхедином ехали к Маркарфльоту, у него из-за пояса выпала секира, которой он собирался убить тебя.
– Это был, – отвечает Хаскульд, – его дровяной топор, и я видел, как он затыкал его себе за пояс. Короче говоря: что да меня, то сколько бы ты ни рассказывал дурного о сыновьях Ньяля, я этому не поверю. А даже если бы случилось, что ты говоришь правду и что нужно либо мне убить их, либо им меня, то я бы охотнее погиб от их руки, чем причинил им зло. А тебе должно быть стыдно, что ты говоришь так.
После этого Мард поехал домой.
Немного погодя Мард отправился к сыновьям Ньяля. Он много говорил с ними и с Кари.
– Я слыхал, – сказал Мард, – что Хаскульд говорил, будто ты, Скарпхедин, нарушил мирный уговор с Лютингом. А еще я узнал, что ему показалось, будто ты замышлял убить его, когда вы с ним ехали к Маркарфльоту. Но мне кажется, что он тоже замышлял убить тебя, когда пригласил тебя на пир и отвел тебе для ночлега сарай, который стоял дальше всех от других домов. Всю ночь к нему подносили дрова, и он собирался сжечь тебя в этом сарае. Но тут случилось так, что ночью приехал Хагни, и из их замысла ничего не вышло, потому что они побоялись его. Затем он поехал вас провожать, и с ним было множество народу. Тогда он в другой раз хотел напасть на вас и велел Грани, сыну Гуннара, и Гуннару, сыну Ламби, убить вас. Но они струсили и не решились напасть на вас.
Когда он рассказал им это, они сначала спорили с ним, но потом в конце концов поверили. Они стали менее дружелюбно относиться к Хаскульду и почти не разговаривали с ним, когда встречали его, а Хаскульд тоже охладел к ним. Так проходит некоторое время.
Осенью Хаскульд отправился в гости на восток, в Свинафелль, и Флоси принял его хорошо. Хильдигунн тоже была там. Флоси говорит Хаскульду:
– Мне сказала Хильдигунн, что между тобой и сыновьями Ньяля легла тень. Мне это не нравится, и я хочу предложить тебе, чтобы ты не уезжал обратно. Я поселю тебя в Скафтафелле, а в Оссабёре я поселю своего брата Торгейра.
– Могут тогда найтись люди, – говорит Хаскульд, – которые скажут, что я бежал оттуда со страху, а я этого не хочу.
– Тогда очень может быть, – говорит Флоси, – что это плохо кончится.
– Очень жалко, – говорит Хаскульд, – потому что по мне лучше погибнуть без того, чтобы за меня заплатили виру, чем чтобы из-за меня пострадали многие.
Через несколько дней Хаскульд собрался ехать домой. Флоси подарил ему алый плащ, отделанный по краям до самого низа золотом. Хаскульд уехал домой, в Оссабёр. Некоторое время все было спокойно.
Хаскульда так любили, что у него почти не было врагов. Но с сыновьями Ньяля он всю зиму так и оставался в разладе.
Ньяль взял себе на воспитание сына Кари по имени Торд. А еще он воспитал Торхалля, сына Асгрима и внука Эллиди-Грима. Торхалль был человеком смелым и решительным. Он так научился законам у Ньяля, что был одним из трех величайших знатоков законов в Исландии.
СХ
В тот год выдалась ранняя весна, и люди стали сеять хлеб.
Однажды случилось, что Мард приехал в Бергторсхваль. Он тотчас отошел в сторону с сыновьями Ньяля и Кари, чтобы поговорить. Как обычно, он стал клеветать на Хаскульда, рассказывать о нем всякие новые небылицы и подбивать Скарпхедина и остальных убить Хаскульда. Он сказал, что Хаскульд опередит их, если они сейчас же не нападут на него.
– Мы согласны, – говорит Скарпхедин, – если ты поедешь с нами.
– За этим дело не станет, – говорит Мард.
Они договорились о нападении, и Мард должен был приехать к ним вечером.
Бергтора спросила Ньяля:
– О чем это они говорят на дворе?
– Они задумали что-то, не посоветовавшись со мной, – говорит Ньяль, – а меня редко обходили, когда задумывалось что-нибудь хорошее.
В этот вечер ни Скарпхедин, ни его братья, ни Кари не ложились. В ту же самую ночь приехал Мард, сын Вальгарда, и сыновья Ньяля и Кари взяли свое оружие и ускакали. Они доехали до Оссабёра и стали ждать у изгороди. Погода была хорошая, и солнце уже взошло.
CXI
В это время Хаскульд Хвитанесгоди проснулся. Он оделся и накинул плащ, который ему подарил Флоси. В одну руку он взял лукошко с зерном, в другую – меч, пошел на поле, огороженное изгородью, и стал сеять.
Скарпхедин и его люди договорились, что они нападут на него все. Скарпхедин выскочил из-под изгороди, и когда Хаскульд увидал его, он хотел убежать. Тут Скарпхедин бросился на него и сказал:
– Не вздумай бежать, Хвитанесгоди!
С этими словами он ударил его секирой по голове, и Хаскульд упал на колени и сказал:
– Бог да поможет мне и простит вас.
Тогда они все бросились на него и стали наносить ему раны. Мард сказал:
– Я придумал что-то.
– Что же ты придумал? – спросил Скарпхедин.
– Я предлагаю, чтобы я сначала поехал домой, а затем в Грьоту и рассказал там о том, что случилось, и осудил бы вас. Я уверен, что Торгерд попросит меня объявить об убийстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Христиане выбрали своим законоговорителем Халля из Сиды, а тот пошел к годи Торгейру из Льосаватна и дал ему три марки серебра за то, чтобы тот выступил как законоговоритель. Это было небезопасно, потому что Торгейр был язычником. Торгейр пролежал весь день, накрыв голову плащом, так что никто не мог заговорить с ним. На следующий день народ пошел к Скале закона. Торгейр потребовал тишины и сказал:
– Мне думается, что дела наши запутаются безнадежно, если у нас не будет одних законов для всех. Если закон по будет един, то и мира не будет, а этого нельзя допускать. Теперь я хочу спросить язычников и христиан, согласны ли они, чтобы у них были общие законы, которые я сейчас скажу?
Все сказали, что согласны. Тогда он сказал, что хочет, чтобы они поклялись ему в этом и дали залог сдержать свое слово. Они все поклялись, и он принял от них залог. – Вот начало наших законов, – сказал он. – Все люди должны быть у нас в Исландии христианами и верить в единого бога – отца, сына и святого духа. Они должны оставить всякое идолопоклонство, не бросать детей и не есть конины. Если кто открыто нарушит этот закон, то будет осужден на трехгодичное изгнание, если же сделает это тайно, то останется безнаказанным.
Но эта оговорка была отменена еще через несколько лет, так что уже никто не смел совершать языческие обряды ни тайно, ни открыто.
Потом он сказал о соблюдении воскресений и постов, рождества и пасхи и всех других великих праздников.
Язычникам казалось, что их сильно обманули, но новая вера была введена законом, и все люди в Исландии обращены в христианство.
И народ разъехался с тинга по домам.
CVI
А вот что приключилось тремя годами позднее на тинге в Тингскаларе. Амунди Слепой, сын Хаскульда, внук Ньяля, был на тинге. Он велел, чтобы его провели между палаток. Он подошел к палатке, в которой был Лютинг из Самсстадира. Он велел, чтобы его ввели в палатку, туда, где сидел Лютинг. Он сказал:
– Здесь Лютинг из Самсстадира?
– А что тебе нужно? – спрашивает Лютинг.
– Я хочу знать, – говорит Амунди, – какую виру ты собираешься мне заплатить за моего отца. Я рожден вне брака, и я не получил никакой виры.
– Я заплатил за убийство твоего отца полную виру твоему деду и твоим дядьям, а мне за моих братьев виру не заплатили. Если я и поступил плохо, то со мной тоже обошлись круто.
– Я не спрашиваю тебя, – говорит Амунди, – заплатил ли ты за них виру или нет, я знаю, что вы помирились. Я спрашиваю тебя, какую виру ты заплатишь мне.
– Никакой, – отвечает Лютинг.
– Я не понимаю, – говорит Амунди, – как бог допускает это. Ведь ты поразил меня в самое сердце. Я могу сказать тебе, что если бы у меня оба глаза были зрячие, то я либо заставил бы тебя заплатить виру за моего отца, либо отомстил за него. Теперь же пусть судит нас бог!
После этого он вышел. Но когда он проходил через дверь палатки, он обернулся назад. Тут он прозрел. Он сказал:
– Хвала господу! Теперь я вижу, чего он хочет.
Затем он вбежал в палатку, подбежал к Лютингу и ударил его секирой по голове, так, что секира вошла по самый обух, и потом рванул секиру на себя. Лютинг упал ничком и тут же умер.
Амунди пошел к дверям палатки, и как только он дошел до того самого места, где он прозрел, глаза его сомкнулись снова, и с тех пор он оставался слепым всю свою жизнь. После этого он велел отвести себя к Ньялю и его сыновьям. Он рассказал им об убийстве Лютинга.
– Нельзя тебя винить, – говорит Ньяль, – потому что это было неминуемо. И это будет наукой для тех, кто отказывает в возмещении имеющим на него полное право.
Затем Ньяль предложил примирение родичам Лютинга. Хаскульд Хвитанесгоди уговорил родичей Лютинга принять виру. Дело было передано на суд, и была назначена половинная вира, потому что требование Амунди было найдено справедливым. После этого перешли к клятвам, и родичи Лютинга дали Амунди клятву в том, что они будут соблюдать мир. Люди разъехались с тинга по домам. И некоторое время все было спокойно.
CVII
Вальгард Серый вернулся в Исландию. Он был язычником. Он отправился в Хов, к своему сыну Марду, и пробыл там зиму. Он сказал Марду:
– Я много ездил по нашей округе, и я ее не узнаю. Я поехал на Хвитанес и увидел, что там построено много стен для палаток и место неузнаваемо. Я поехал также на тинг в Тингскаларе, и там я увидел, что все стены нашей палатки разрушены. Что значит все это кощунство?
Мард ответил:
– Тут учреждены новые годорды и Пятый суд. Народ вышел из моего годорда и вошел в годорд Хаскульда.
Вальгард сказал:
– Плохо ты отблагодарил меня за годорд, который я дал тебе. Ты не вел себя так, как подобает мужчине. Я хочу, чтобы ты отплатил им, погубив их всех. А для этого натрави их друг на друга, пустив в ход клевету, чтобы сыновья Ньяля убили Хаскульда. Многие захотят отомстить за него, и тут сыновей Ньяля убьют.
– Мне не суметь этого, – отвечает Мард.
– Я помогу советом, – говорит Вальгард. – Ты пригласишь сыновей Ньяля и отпустишь их с подарками. Порочащие слухи ты станешь распускать тогда, когда дружба ваша станет такой тесной, что они будут верить тебе не меньше, чем себе. Тогда ты сможешь отомстить Скарнхедину за то, что он присвоил твои деньги после смерти Гуннара. Ты снова станешь полноправным годи, только когда никого из них не будет в живых.
Они порешили так и сделать.
Мард сказал:
– Я бы хотел, отец, чтобы ты крестился. Ты ведь стар.
– Не хочу, – ответил Вальгард. – А вот мне бы хотелось, чтобы ты оставил новую веру, и мы бы посмотрели, что из этого выйдет.
Мард сказал, что он этого не сделает. Вальгард сломал Марду крест и все святые знаки. Тут Вальгард заболел и умер, и его похоронили в кургане.
CVIII
Немного погодя Мард поехал в Бергторсхваль и встретился со Скарпхедином и его братьями. Он вел очень ласковые речи и говорил весь день. Он сказал, что хотел бы подружиться с ними. Скарпхедин принял все это хорошо, но сказал, что раньше он не искал их дружбы. И вот они так подружились, что никто из них не мог ничего решить, не посоветовавшись с другим.
Ньялю с самого начала не нравилось, что Мард ездит к ним, и он всегда высказывал свое недовольство этим.
Однажды случилось, что Мард приехал в Бергторсхваль. Он сказал сыновьям Ньяля:
– Я хочу устроить у себя пир, чтобы справить тризну по моему отцу. Я собираюсь пригласить на этот пир вас, сыновей Ньяля, и Кари и обещаю вам, что без подарков вы не уедете.
Они пообещали приехать. Он отправился домой и приготовил все для пира. Он пригласил многих бондов, и на этом пиру было множество народу. Туда приехали и сыновья Ньяля и Кари. Мард подарил Скарпхедину золотую пряжку, Кари – серебряный пояс, а Гриму с Хельги тоже поднес богатые подарки. Они вернулись домой, и стали хвалиться своими подарками, и показали их Ньялю. Тот сказал, что эти подарки им, наверное, дорого обойдутся.
– Остерегайтесь отплатить ему за них так, как сам он того хочет, – сказал он.
CIX
Немного погодя Хаскульд и сыновья Ньяля пригласили друг друга в гости. Сначала Хаскульд поехал к сыновьям Ньяля. У Скарпхедина был бурый конь-четырехлеток, высокий и статный. Конь этот был не кладеный и никогда не выводился на бой с другими конями. Этого коня Скарпхедин подарил Хаскульду, и еще двух кобыл в придачу. Они все сделали Хаскульду подарки и уверили друг друга в дружбе.
Затем Хаскульд пригласил их к себе в Оссабёр. У него там было уже много гостей. Он еще до этого велел сломать свой главный дом, но у него было три сарая, в которых приготовили постели. Приехали все, кого он пригласил. Пир вышел на славу. И когда настала пора разъезжаться по домам, Хаскульд поднес гостям богатые подарки и поехал проводить сыновей Ньяля. С ним поехали сыновья Сигфуса и все домочадцы. Сыновья Ньяля и Хаскульд уверяли друг друга в том, что никому не рассорить их.
Немного погодя Мард приехал в Оссабёр и сказал Хаскульду, что ему нужно поговорить с ним. Они начали разговор. Мард сказал:
– Какие вы разные люди, ты и сыновья Ньяля! Ты сделал им богатые подарки, а они одарили тебя подарками, которые лишь позорят тебя.
– Чем ты это докажешь? – говорит Хаскульд.
– Они подарили тебе коня, которого назвали Молокососом в насмешку над тобой, потому что ты тоже кажешься им не испытанным в бою. А еще я могу тебе сказать, что они завидуют тому, что у тебя есть годорд. Его принял на тинге Скарпхедин, когда ты еще не приехал на тинг во время Пятого суда. Скарпхедин и не собирался вовсе выпускать его из своих рук.
– Неправда, – говорит Хаскульд. – Я получил его во время осеннего тинга.
– Тогда, значит, это Ньяль заставил его, – говорит Мард. – А еще они нарушили уговор с Лютингом.
– В этом, думается мне, они не виновны, – говорит Хаскульд.
– Но ты не сможешь ничего сказать против того, – говорит Мард, – что когда вы со Скарпхедином ехали к Маркарфльоту, у него из-за пояса выпала секира, которой он собирался убить тебя.
– Это был, – отвечает Хаскульд, – его дровяной топор, и я видел, как он затыкал его себе за пояс. Короче говоря: что да меня, то сколько бы ты ни рассказывал дурного о сыновьях Ньяля, я этому не поверю. А даже если бы случилось, что ты говоришь правду и что нужно либо мне убить их, либо им меня, то я бы охотнее погиб от их руки, чем причинил им зло. А тебе должно быть стыдно, что ты говоришь так.
После этого Мард поехал домой.
Немного погодя Мард отправился к сыновьям Ньяля. Он много говорил с ними и с Кари.
– Я слыхал, – сказал Мард, – что Хаскульд говорил, будто ты, Скарпхедин, нарушил мирный уговор с Лютингом. А еще я узнал, что ему показалось, будто ты замышлял убить его, когда вы с ним ехали к Маркарфльоту. Но мне кажется, что он тоже замышлял убить тебя, когда пригласил тебя на пир и отвел тебе для ночлега сарай, который стоял дальше всех от других домов. Всю ночь к нему подносили дрова, и он собирался сжечь тебя в этом сарае. Но тут случилось так, что ночью приехал Хагни, и из их замысла ничего не вышло, потому что они побоялись его. Затем он поехал вас провожать, и с ним было множество народу. Тогда он в другой раз хотел напасть на вас и велел Грани, сыну Гуннара, и Гуннару, сыну Ламби, убить вас. Но они струсили и не решились напасть на вас.
Когда он рассказал им это, они сначала спорили с ним, но потом в конце концов поверили. Они стали менее дружелюбно относиться к Хаскульду и почти не разговаривали с ним, когда встречали его, а Хаскульд тоже охладел к ним. Так проходит некоторое время.
Осенью Хаскульд отправился в гости на восток, в Свинафелль, и Флоси принял его хорошо. Хильдигунн тоже была там. Флоси говорит Хаскульду:
– Мне сказала Хильдигунн, что между тобой и сыновьями Ньяля легла тень. Мне это не нравится, и я хочу предложить тебе, чтобы ты не уезжал обратно. Я поселю тебя в Скафтафелле, а в Оссабёре я поселю своего брата Торгейра.
– Могут тогда найтись люди, – говорит Хаскульд, – которые скажут, что я бежал оттуда со страху, а я этого не хочу.
– Тогда очень может быть, – говорит Флоси, – что это плохо кончится.
– Очень жалко, – говорит Хаскульд, – потому что по мне лучше погибнуть без того, чтобы за меня заплатили виру, чем чтобы из-за меня пострадали многие.
Через несколько дней Хаскульд собрался ехать домой. Флоси подарил ему алый плащ, отделанный по краям до самого низа золотом. Хаскульд уехал домой, в Оссабёр. Некоторое время все было спокойно.
Хаскульда так любили, что у него почти не было врагов. Но с сыновьями Ньяля он всю зиму так и оставался в разладе.
Ньяль взял себе на воспитание сына Кари по имени Торд. А еще он воспитал Торхалля, сына Асгрима и внука Эллиди-Грима. Торхалль был человеком смелым и решительным. Он так научился законам у Ньяля, что был одним из трех величайших знатоков законов в Исландии.
СХ
В тот год выдалась ранняя весна, и люди стали сеять хлеб.
Однажды случилось, что Мард приехал в Бергторсхваль. Он тотчас отошел в сторону с сыновьями Ньяля и Кари, чтобы поговорить. Как обычно, он стал клеветать на Хаскульда, рассказывать о нем всякие новые небылицы и подбивать Скарпхедина и остальных убить Хаскульда. Он сказал, что Хаскульд опередит их, если они сейчас же не нападут на него.
– Мы согласны, – говорит Скарпхедин, – если ты поедешь с нами.
– За этим дело не станет, – говорит Мард.
Они договорились о нападении, и Мард должен был приехать к ним вечером.
Бергтора спросила Ньяля:
– О чем это они говорят на дворе?
– Они задумали что-то, не посоветовавшись со мной, – говорит Ньяль, – а меня редко обходили, когда задумывалось что-нибудь хорошее.
В этот вечер ни Скарпхедин, ни его братья, ни Кари не ложились. В ту же самую ночь приехал Мард, сын Вальгарда, и сыновья Ньяля и Кари взяли свое оружие и ускакали. Они доехали до Оссабёра и стали ждать у изгороди. Погода была хорошая, и солнце уже взошло.
CXI
В это время Хаскульд Хвитанесгоди проснулся. Он оделся и накинул плащ, который ему подарил Флоси. В одну руку он взял лукошко с зерном, в другую – меч, пошел на поле, огороженное изгородью, и стал сеять.
Скарпхедин и его люди договорились, что они нападут на него все. Скарпхедин выскочил из-под изгороди, и когда Хаскульд увидал его, он хотел убежать. Тут Скарпхедин бросился на него и сказал:
– Не вздумай бежать, Хвитанесгоди!
С этими словами он ударил его секирой по голове, и Хаскульд упал на колени и сказал:
– Бог да поможет мне и простит вас.
Тогда они все бросились на него и стали наносить ему раны. Мард сказал:
– Я придумал что-то.
– Что же ты придумал? – спросил Скарпхедин.
– Я предлагаю, чтобы я сначала поехал домой, а затем в Грьоту и рассказал там о том, что случилось, и осудил бы вас. Я уверен, что Торгерд попросит меня объявить об убийстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41