Джоссерек осмотрелся. «Гордость Альмерика» по тоннажу соответствовал торговому судну, хотя его пушки больше подошли бы линкору.
— Уверен, что можно. Места тут много, а до начала каких-либо боевых действий мы, конечно, высадим вас на берег.
Адмирал Роннах принял их у себя в каюте. Он был из племени Деррэн, как и Джоссерек, но это ничем их не связывало. Гораздо сильнее связывал их флотский мундир с золотой летучей рыбой, который носил адмирал.
— Здравствуйте, господа. Прошу садиться. Наш общий язык, должно быть, рагидийский? Сигары? Как вы добрались из… из того места, откуда послали нам радиограмму?
— Скакали во весь дух, — ответил Джоссерек. У него не было слов, чтобы описать те пространства, которые они преодолели. Им пришлось переправиться через Становую, избегая патрулей с имперских аванпостов, и ехать на восток чуть ли не до Диких лесов, прежде чем повернуть на юг по песчаным прибрежным низинам. Нигде на территории Арваннета нельзя было назначить определенного места встречи.
— Мы уж начали беспокоиться — день за днем посылаем шлюпку, а вас все нет, — признался Роннах. — Слишком уж много неизвестных величин в этом деле, на мой взгляд.
— Каково положение дел сейчас, мой адмирал? — напрягся Джоссерек.
— Боюсь, что оно в зачаточном состоянии. Эфир трещит от переговоров с Ичингом. Вы сами понимаете, там будут рады, если Рагидийскую Империю потеснят на несколько пядей — при условии, что это не будет стоить им войны. Поэтому все сугубо неофициально, и Старейшины потребуют ещё уйму информации и разъяснений, прежде чем позволят нам действовать. Мы высадили на берег несколько агентов, в городе тайно установлен передатчик, вот почти и все.
— Большего я и не ожидал, — кивнул Джоссерек. (Правда, позволял себе надеяться — ради Доний. Но…) — Придется мне, как видно, служить у самого себя офицером по связи, работая одновременно у вас в штабе и сражаясь с начальством у нас на родине — и одни боги знают, что еще.
Феро молча слушал, непонимающе глядя рысьими глазами.
Шумел проливной дождь, смывая с арваннетских улиц в каналы всю летнюю грязь и осеннюю листву. Логовища за окнами дома Касиру казались покинутыми — дома, трактиры и притоны притаились под дождем, и Адова Обитель едва маячила над крышами. Но в уютной комнате, обитой сливовым бархатом, ярко светили лампы, сверкали хрусталь и серебро и благоухали курильницы.
Помощник атамана Братства Костоломов откинулся назад, затянулся дурманным зельем, выпустил дымок, заволокший его сухое лицо, и промолвил:
— Да, ты пережил целый эпос. Но я, боюсь, не гожусь в эпические герои. Они все норовят погибнуть смолоду и как можно кровавее.
Джоссерек пошевелился на стуле.
— Хочешь жить, как теперь — затравленным и измотанным, пока ищейки Империи не выведут вас всех под корень? На Новокипской дороге я видел пугала — говорят, будто их сделали из кож казненных преступников. По мне, это жутко страшная смерть, страшнее, чем от меча.
— Но потерпевшие поражение повстанцы погибнут ещё более садистски. До сих пор в Логовищах было ещё терпимо. Оккупационные войска слишком малочисленны и слишком заняты другими делами, чтобы предпринимать что-то, кроме случайных облав. Им не часто удается взять кого-нибудь стоящего. Хуже всего то, что мы лишились покровительства Гильдий.
— Одно только это вас задушит, — подался вперед Джоссерек. — Пойми, я даю тебе возможность заключить тот самый союз с Людьми Моря и северянами, на который ты надеялся. Я не прошу тебя дать ответ сегодня же. Видимо, ты не можешь. Моей стороне тоже нужна определенная уверенность в успехе перед началом действий. Я — один из нескольких, ведущих переговоры с различными силами города, которым нужно договориться и объединиться, иначе восстание действительно потеряет всякий смысл. Может быть, мы с тобой займемся этим вместе? И если ты увидишь, что нам хоть что-нибудь светит, то свяжешь нас ещё с кем-нибудь?
— На это понадобится время.
— Знаю, — довольно мрачно ответил Джоссерек. А Касиру просветлел:
— Ну что ж… на таких условиях мы сможем договориться. Ты — мой дорогой гость.
Эрсер эн-Хаван, Святейший советник по светским делам, сидел в облачении своего Серого ордена на мраморном троне, сделанном в столь давние времена, что в его сиденье и спинке образовались углубления, и вертел в пальцах сферу из дымчатого хрусталя, которую носил на шее. Границы льдов и линии побережий, вырезанные на ней, были не такие, как на нынешних картах. В строго обставленной комнате стоял полумрак. Джоссерека ввели сюда с завязанными глазами. Он знал только, что находится где-то в Венценосном соборе.
— Поймите меня, — шелестел мудрец, — я принимаю вас лишь потому, что слова, которые вы передали мне через посредников, заслуживают некоторого внимания. Возможно, я хочу только выудить у вас всю информацию, прежде чем арестовать вас и передать имперской следственной службе.
— Все возможно, — невозмутимо ответил Джоссерек. — Поймите и вы, что я всего лишь посланник, а те люди, от имени которых я говорю, не представляют здесь правительства Киллимарайха. Наша разведка сообщает нам, что на подвластной вам территории намечаются беспорядки. Предполагается и вторжение извне, и восстание в самом городе. Нам кажется, Ичинг не выразил бы недовольства, если бы мы предложили свою помощь ради уменьшения числа жертв. Однако решение остается за вами.
— Я, признаться, не понимаю, почему вы не сообщаете о своих открытиях самому Гласу Империи?
— Мы сочли, ваша мудрость, что Совет мудрецов сможет лучше оценить наши сведения и решить, что делать дальше. И разве Совет не входит в имперское правительство Арваннета?
— Считается, что входит. Вы намекаете на то, что в городе существует движение, цель которого — свергнуть власть Империи и вновь провозгласить независимость, и что это движение надеется на помощь северных варваров и… э-э… авантюристов из числа Людей Моря?
— Совершенно верно, ваша мудрость. Киллимарайху нет прямого дела до того, удастся восстание или нет, хотя он, позволю напомнить вашей мудрости, никогда не признавал захвата Арваннета Рагидом. Однако нам кажется, что предотвратить восстание уже невозможно, и вам лучше принять меры к тому, чтобы как-то управлять событиями.
— Например, переговорить с определенными кругами, чтобы составить… э-э…
— Предлагаю вам назвать это правительством национального спасения, ваша мудрость.
— Возможно.
— Или хотя бы коалицией. Ваша мудрость, если те лица, которых я представляю, смогут уменьшить кровопролитие, посредничая между разными фракциями, они будут счастливы попытаться.
Эрсер разгладил свою раздвоенную бороду.
— Нас бы более привлекло предложение помешать имперскому воеводе привести сюда по реке армию, если переворот удастся. Арваннет пережил многих завоевателей. Эти ничем не отличаются от других. Несколько десятилетий, несколько веков… Но каждый человек умирает только раз и навеки.
— Ваша мудрость, я уже говорил вам, что нам случайно стало кое-что известно о намерениях северян…
О Донии никто ничего не знал — здесь не было никого из Хервара, да и не могло быть, пока Сидир держал свою ставку в Фульде. Джоссерек вскоре перестал расспрашивать и вместе с Феро отвел в сторону Таргантара из рода Луки, больше других подходившего на роль командира.
Охотники, разбитые на сотни и десятки сотен, стояли на Унварских болотах, и не видно было, сколько их всего. Оголенные деревья и кусты, сухой тростник как-то все же укрывали их среди замерзшей топи, особенно в этот серый сумрачный день, когда валил снег, густой и мокрый, укутывающий землю бесцветным покровом.
— Ты уверен, что все собрались? — спросил Джоссерек Таргантара.
— Нет, — пожал плечами тот. — Как могу я быть уверен? Но наверняка все.
Он рассказал, что в северных землях на случай войны существует целая сеть гонцов, хотя её никто не создавал. В этом не было ничего необыкновенного, если учесть характер северян. Этого требовал здравый смысл, вот и все. Таргантар стал человеком, к которому сходились все известия и который наконец сказал слово, побудившее всех тронуться в путь; его же побудила на это долгая беседа Доний с ним, его женой и собратьями-мужьями на краевом вече в Громовом Котле. Приблизительно он знал, сколько человек отправилось на юг, чтобы сойтись в этом месте, указанном Феро. И знал, что ещё одно войско, в несколько раз большее этого, готово собраться в долине Становой, как только его позовут. Множество гонцов и конных подстав только и ждут, чтобы на полном скаку оповестить все станы.
— Можете вы провести здесь ещё несколько дней так, чтобы вас не заметили? — спросил Джоссерек.
— Думаю, да, — кивнул Таргантар. — Между границей и этой пустошью не так уж много крестьянских дворов; и надеюсь у тех отрядов, что проходили мимо них, хватило ума взять всех жителей в плен, как мы и договаривались. Разве что пустит слух кто-нибудь из живущих на болотах. Но все наши, торговавшие к востоку от Идисских гор и знающие лес, будут нести караул и постараются не допустить этого.
— Хорошо. Видишь ли, мы решили поднять сначала деревни, особенно те, что к северу. Если помещики за ночь овладеют окрестностями, армия дольше не получит известий о происшедшем.
— Правильно придумали. Но поспешите. Это место слишком сырое и мрачное для нас.
— Три-четыре дня, не более. Потом вас позовут.
— Что нам делать тогда?.
— Выйти в обход города на Большую Восточную дорогу. Ты ведь помнишь это единственный путь через Лагуну. У нас нет ни плотов, ни лодок, которые были у рагидийцев, когда они брали город.
— Хм. Я помню еще, что на той стороне стоит мощный бастион.
— Им займутся Ножевые Братья, — сказал Феро. — Они нападут изнутри, откроют вам ворота и покажут, где в городе стоят войска. Кавалерия и артиллерия будут здесь бессильны — эти улочки все равно что горные ущелья.
— Хо-ро-шо.
Таргантар вынул свой клинок, провел пальцем по лезвию и улыбнулся.
Зимней ночью по всему Арваннету охотились рогавики. Света от звезд, от луны в ледяном ореоле, от морозной пыли Небесной реки было им вполне довольно. Солдаты не могли тягаться в темноте с острым чутьем северян. С убитых снимали оружие, и вновь переулки гудели от лая северных собак, гнавшихся за новой добычей.
Несколько имперских взводов засело в домах, сдерживая врага ружейным огнем. Ничего. Пусть сидят. Скоро подойдут Люди Моря, умеющие обращаться с захваченными пушками. По радио передали, что Новый Кип после недолгого обстрела пал и буксиры вскоре поднимут по реке пару боевых кораблей.
Перед Голинским дворцом лежали тела солдат, защищавших его с отчаянной храбростью. Но северные лучники скосили их, проникли в потемках за баррикады и клинками добили уцелевших.
Джоссерек повел победителей во дворец. До сих пор он держался чуть позади в бесчисленных коротких схватках, которые ежечасно вспыхивали и гасли на улицах, набирали силу или выдыхались, оставляя на булыжнике кровь для бродячих собак и мясо для больших городских крыс. Джоссерек знал, что ещё нужен Доний. Но во дворце жил и работал Сидир. К бароммцу надо подобрать ключ, составить против него план. Ичинг пошлет с Джоссереком на север несколько опытных военных — но их будут единицы в хаосе необученных и не поддающихся обучению бойцов. Рогавики могли взять, если и не удержать, Арваннет только превосходящей численностью, с посторонней помощью, напав врасплох и сражаясь в лабиринте улиц. Когда они сойдутся с Сидиром, ничего этого не будет.
Сопротивления больше никто не оказывал. Перепуганные слуги разбегались от покрытых кровью охотников на бизонов, когда те неслись по сводчатым коридорам и роскошным покоям. Джоссерек увидел одного, который, судя по ливрее, принадлежал к домашней обслуге, и крикнул: «Стой!» Тот припустил ещё резвее, рыдая от ужаса. Тогда одна из женщин усмехнулась, сняла с пояса аркан и метнула его. Слуга упал с грохотом, от которого задребезжал стеклянный канделябр. Джоссерек приставил ему нож к шее.
— Кто тут самый главный? Отвечай!
— Гл-ас Имп-перии, — еле выговорил тот. — Лунная палата.
Сам Юруссун Сот-Зора? Чудесно! Если взять гражданского наместника в заложники — разумеется, очень вежливо, с оговорками, что это делается для его же безопасности…
— Показывай дорогу.
Джоссерек поднял слугу за шиворот и повел, подталкивая сзади сапогом.
В зале, где одинокая лампа освещала на стенах фазы луны, сидел суровый старец. Когда к нему вошли, он поднял пистолет и выдохнул:
— Ни с места.
Джоссерек махнул рогавикам, чтобы отошли, а сам, с напрягшимися мускулами живота, весь в поту и с сильно бьющимся пульсом, сказал:
— Это, должно быть, вы представляете здесь Империю. Мы не причиним вам никакого вреда.
— А вы — из Людей Моря, — спокойно, почти с сожалением, ответил Юруссун. — Телеграф из Нового Кипа, перед тем как замолчать, сообщил мне… И стоит ли, собственно, гневаться на Киллимарайх за то, что он поступает так же, как все государства?
— С вашего позволения, это не так, мой господин. Ситуация сложная, и мы…
Юруссун вскинул тонкую руку:
— Прошу вас не оскорблять меня, ибо я действительно представитель Блистательного Трона, и моя честь запрещает мне терпеть поношение от его врагов. — И он добавил, уже помягче: — Если вы и вправду не желаете мне зла, окажите мне услугу перед тем, как я уйду. Отойдите в сторону. Позвольте мне посмотреть на ваших великолепных животных.
Ошарашенный, Джоссерек пригласил рогавиков войти. Юруссун устремил взгляд на женщину с арканом, улыбнулся и спросил на её языке:
— Из какого ты рода, дорогая?
— Я? Из Старрока.
— Так я и думал. Видно по тебе. Ты, случаем, не родня Брюсе, которая зимовала когда-то на Сосновом озере? Она должна быть моих лет, если ещё жива.
— Нет…
— Ну, нет так нет.
Юруссун поднес пистолет ко лбу. Джоссерек кинулся вперед, но не успел. Грянул выстрел.
Снова пошел снег, на сей раз сухой и острый, как множество копий, ветер нес его с воем и уханьем. За окнами кабинета Сидира неслась белая круговерть, на стеклах выросли морозные узоры, и сумрак не уступал ни огню в очаге, ни лампам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29