– Я... я не хотела...
– Не извиняйся. – Он поцеловал ее. – Я просто хотел тебя немного разогреть.
– Но... – Она вытерла слезы.
Он уже не чувствовал боли в своем теле. Страстно желая обладать ею, он все же не спешил войти в нее, желая продлить эти мгновения любовной игры. Но она импульсивно подалась вперед, и он, не сумев сдержаться, сжал ее ягодицы и рывком приблизил к себе.
Она вскрикнула и крепко обвила ногами его талию.
Одержимый первобытным желанием, какого не ведал прежде, он начал движение. Один толчок, другой...
– Да! – воскликнула она. – О да! Да! – Она опять задрожала, и крик наслаждения слетел с ее губ.
Он прижался теснее, проникая в нее все глубже и глубже, и его крик восторга слился с ее новой волной наслаждения.
Он нежно погладил по белокурой голове, лежавшей у него на плече.
– Ты спасла всех, кого собиралась спасти? Она сделала вид, что размышляет над ответом.
– Пожалуй. Кажется, в этой местности других больше не осталось.
– Тогда я предлагаю покинуть эту пыльную, дикую местность и вернуться туда, где нас ценят.
– Ты читаешь мои мысли. – Зевнув, она потянулась, а потом поцеловала Шрива в плечо. – Хотя моя игра была абсолютно убедительной, ты должен признать...
– Школьный любительский театр, – пробормотал он.
– ...численность публики была ограничена...
– С ограниченным интеллектом.
– ...и продолжалась короткое время...
– На мой вкус слишком долго.
– ...поэтому у нас здесь действительно нет перспектив. Мне нужно покорять новые миры. Я готова принять новые предложения.
– В Сент-Луис мы уже опоздали.
– А что у нас будет следующим?
– Новый Орлеан.
– Прекрасно. – Она опять поцеловала его в плечо. – Я всегда любила Новый Орлеан.

АКТ ВТОРОЙ
Новый Орлеан и Мехико-Сити, 1883
Сцена первая
Весь мир – театр.
В нем женщины, мужчины – все актеры.
У них свои есть выходы, уходы...
– «Подойди, мой мальчик».
Орсино, герцог Иллирии, в роскошно вышитом камзоле протянул руку. Огромный изумруд в его кольце сверкнул в лучах рампы.
Виола, переодетая пажом Цезарио, в бледно-аквамариновых лосинах и бирюзовой короткой мужской куртке, бросившись через сцену, опустилась у его ног. Подняв голову, она с обожанием посмотрела на Орсино.
Рука герцога легла на ее плечо. Он заглянул ей в глаза и, нахмурившись, грустно вздохнул.
– «Когда узнаешь сладкий яд любви, ты вспомяни меня, мой милый мальчик».
Публика напряженно слушала. Каждая женщина желала бы, чтобы Шрив Катервуд, Романтическая звезда трех континентов, опустил руку ей на плечо. Каждый мужчина, который восхищался стройной фигурой Великолепной Миранды, хотел бы видеть ее у своих ног.
– «Хотя ты очень молод, но, клянусь, что чей-то взор, благоволенья полный, – продолжал Орсино, – нарушил твой покой».
Виола тут же вскочила и отошла в глубь сцены. Ее ноги, стройные, длинные, красивой формы, заставили мужчин в первых рядах податься вперед. Она помедлила и грустно посмотрела куда-то вдаль. Ее голубые глаза наполнились слезами, засверкавшими в свете рампы.
– «Вы правы, государь».
Орсино встал и направился через сцену к пажу. Его мускулистые ноги в облегающем трико приковали к себе внимание всех женщин. От зрелища обтянутых черной тканью стройных ног и выделявшегося признака мужского достоинства некоторые дамы крепко сжали руками подлокотники кресел.
– «А кто она?»
– «Во всем – подобье ваше». – Пристально вглядываясь в его лицо, она подалась ему навстречу, будто он притягивал ее словно магнит.
Женщины в зале повторили ее движение.
Герцог заглянул в бездонную голубизну ее глаз, потом тряхнул головой и, нервно засмеявшись, отошел.
– «Ты плохо выбрал. Сколько же ей лет?» Действие пьесы продолжалось. Герои говорили о любви в остроумном шекспировском диалоге, замешанном на их собственном притяжении друг к другу. Растерянность Орсино оттого, что его влекло к мальчику, была очевидной. Он положил руку на плечо Виолы, задержав ее там чуть дольше, чем было нужно, потом резко отдернул руку и отвернулся.
Когда Орсино велел ей быть вестником его любви к графине Оливии, Виола превратилась в воплощение любовной тоски. Вынужденная носить мужскую одежду, чтобы защитить свою добродетель, оказавшаяся после кораблекрушения одна на берегу чужой страны, теперь, когда она нашла свою любовь, Виола была расстроена тем, что не могла назвать свое настоящее имя. «Она молчала о своей любви, но тайна эта, словно червь в бутоне, румянец на ее щеках точила».
Он сунул ей в руку кольцо и тут же отдернул свою, будто обжегся от прикосновения к ней. Взгляд, которым они обменялись на сцене, заставил публику изумленно затаить дыхание. Герцог усилием воли заставил себя встряхнуться.
– «К ней и скорее! – сердитым тоном приказал он. – Вручи мой дар, и пусть она поймет: любовь не отступает и не ждет».
Повернувшись на каблуках, он ушел со сцены, опустив голову и сжав руки за спиной.
Она посмотрела ему вслед, потом надела кольцо себе на палец и повернулась к публике. Свет рампы озарял ее лицо, по которому бежали слезы. Она подняла руку, глядя на кольцо с непередаваемой нежностью. Потом грустно сняла его с руки, положила в кошелек и убежала со сцены.
Аплодисменты были оглушительными.
– Я становлюсь слишком старой для Виолы.
– Глупости. Если бы ты потолстела, то я, может быть, и согласился бы с тобой, но ты по-прежнему стройна как мальчик. Даже, пожалуй, слишком. – Шрив повернул Миранду к зеркалу и встал сзади. – Видишь. Я могу руками обхватить твою талию. – Он продемонстрировал это.
– Я говорю о морщинах. – Она опустилась на стул и наклонилась к зеркалу, чтобы получше рассмотреть свое отражение. Во время путешествия по Миссисипи кожа на ее лице начала шелушиться. В результате вокруг глаз и в уголках рта образовалась сеть крошечных морщинок. Миранда провела кончиками пальцев по щеке.
– Ада скроет их гримом, а потом они исчезнут, – успокоил ее Шрив.
– Все равно я слишком старая.
– На следующей неделе у нас «Укрощение строптивой». Для Катарины ты не стара. – Повернувшись к зеркалу, он посмотрел на свою стройную фигуру и удовлетворенно похлопал себя по плоскому животу. – Я стал стар для многих ролей еще несколько лет назад, но это меня не останавливает. Публика не знает, какого возраста должны быть наши герои. Они просто видят, что мы хорошо смотримся на сцене. Единственные роли, для которых возраст имеет значение – это Ромео и Джульетта.
– Мы слишком долго их играем, – сказала она.
Шрив нежно погладил ее по голове, будто она была ребенком, страх которого надо было рассеять.
– Ты прекрасно выглядишь в своих лосинах. У тебя ноги сильные, как у мальчика. Эти скачки по Вайомингу пошли тебе на пользу.
– Я рада, что от этого была хоть какая-то польза. – Она встала и положила руки ему на плечи, а потом провела пальцем по его правой брови. Несмотря на нежность ее прикосновения, он вздрогнул. Слой грима, скрывавший багровый шрам, остался у нее на пальце.
– О Шрив, твои глаза. Они по-прежнему болят?
– Время от времени. – Он улыбнулся и повернулся к ней в профиль. – Но мой нос они не испортили.
Миранда рассмеялась. Она опять осторожно повернула его лицо к себе.
– Им это не удалось. Он великолепен, как прежде. – Миранда провела руками по его вискам. Она скорее умерла бы, чем сказала, что среди его черных волос начали появляться седые. Она нахмурилась, заметив, что количество их растет, и удивилась, почему Шрив до сих пор не обнаружил этого и не стал ничего закрашивать. Потом она, ослепительно улыбнувшись, всем телом прижалась к нему и страстно поцеловала.
Дверь у них за спиной открылась. Ада Кокс быстро вошла в гримерную.
– Этот парик наконец высох, дорогая. – Бросив в их сторону равнодушный взгляд, она надела парик на болванку и начала расправлять локоны. – Эта проклятая сырость сводит меня с ума. Ничего не высыхает вовремя. И мне приходится все время доставать вещи из чемоданов и гладить их утюгом, чтобы они не портились от сырости.
Любовники неохотно разжали объятия. Шрив сел за туалетный столик. Голова его гудела от боли, но он старался не обращать на это внимания. Наклонившись к зеркалу, он стал поправлять грим, но, увидев свое искаженное отражение, широко распахнул глаза.
Миранда села так, чтобы Аде было удобнее надевать на нее парик. Она подняла глаза на костюмершу.
– На сцене от света рампы все равно выступает пот. Он не испаряется. А москиты здесь – настоящие звери.
– Зато публика великолепная. – Следующее заявление Шрива заставило их обеих замолчать. – Ада, когда ты закончишь с Мирандой, может быть, поможешь мне немного? Здесь такой плохой свет, что я никак не могу поправить грим.
Через зеркало Миранда бросила на Аду встревоженный взгляд.
– Ты прав, мой мальчик. Свет здесь действительно плохой. – Ада натянуто улыбнулась. – Нам всем трудно что-либо разглядеть. Удивительно, что мы еще не испортили себе глаза.
– Мне нужен подробный отчет об этом деле через двадцать четыре часа. Все детали убийства, – резко произнес Френк де ла Барка.
– В моем отчете все есть, – возразил полковник Армистед.
– В этом?! – Следователь бросил на стол пачку листов. Он не скрывал своего презрения к полковнику. – И это вся информация, которую вам удалось узнать у пленника?
– Он заявил, что ему ничего неизвестно.
– Очевидно, он лгал.
Армистед густо покраснел. Он выпятил грудь вперед.
– Я это знаю. Но я хочу сказать, что все свидетели повторяли одно и то же. Остальная часть отчета не представляет интереса.
– Об этом буду судить я. – Гнев де ла Барки, казалось, повис в воздухе, однако выражение его смуглого лица нисколько не изменилось – он всегда гордился своей способностью скрывать чувства и мысли. Но тем не менее от него исходила явная угроза. Его черные глаза в складках смуглой кожи блестели как пуговицы.
С удовлетворением он отметил, что Армистед поежился и его самоуверенность исчезла. Когда де ла Барка доложит Батлеру о промахах полковника, этот дурак будет счастлив, если ему оставят хотя бы погоны лейтенанта.
– Я бы хотел допросить еще двух рядовых.
– Хорошо, сэр. Я уже это сделал. Один из них был схвачен и связан. Другой в это время спал.
– Первый, вероятно, тоже спал, – презрительно бросил следователь.
– Этого я не знаю, капитан де ла Барка.
– Обращайтесь ко мне без звания. Расскажите мне еще раз, как это произошло.
– Все было так, как я вам говорил, – устало произнес полковник. Он открыл нижний ящик стола. – Этот лейтенант доставил вот эту сумку курьера. – Он положил сумку перед следователем, который презрительно посмотрел на нее. – Видите, она выглядит как настоящая.
– Вероятно, когда-то она действительно была настоящей, – бросил следователь и взял сумку в руки, оказавшиеся неожиданно маленькими для такого крупного мужчины. Он повертел сумку в руках, потом бросил ее назад Армистеду. – Вероятно, полдюжины таких пылятся на армейских складах разных фортов.
Армистед спрятал сумку назад в ящик.
– Возможно, но эту я открыл своим ключом. Приказ был лично от сенатора Батлера. У меня не было причин сомневаться. Я знал, что миссис Уэстфолл писала ему.
Де ла Барка впервые услышал имя информатора Батлера. Он принял это к сведению, чтобы позднее все проанализировать.
– Но не возникло ли у Вас сомнения, что ее письмо не могло так быстро дойти? И что сенатор еще не мог прочитать его и передать по правительственным каналам. Где были ваши мозги, полковник?
Армистед сжал зубы, на щеках у него заходили желваки.
– Мне сказали, что она послала телеграмму.
Де ла Барка ответил не сразу. Армистед вытер пот со лба. Человек по другую сторону стола сидел настолько неподвижно, что его можно было принять за статую. Наконец следователь откашлялся.
– Кто вам это сказал?
– Адольф Линдхауэр.
– Кто он?
– Коммерсант. Он владеет целой сетью факторий по всему штату. Богат. Обладает большим влиянием. Самый подходящий человек, к которому могла обратиться жена генерала, если бы ей понадобилась помощь. – Армистед смутился и замолчал.
– Продолжайте.
– Он с адвокатом приходил сюда с просьбой, чтобы я отпустил пленника под их ответственность. Я, конечно, отказался. Гражданские законы не распространяются на военнопленных.
Внезапно де ла Барка насторожился.
– Зачем он им понадобился? Армистед почесал в затылке.
– Они сказали, что миссис Уэстфолл не довольна... э-э... тем, как я веду расследование. Я сказал, что этот парень все равно заговорит, но Линдхауэр сказал, что я ловлю тень. Сказал, что убийца, вероятно, скрылся за канадской границей.
Де ла Барка задумчиво потер подбородок.
– А не может этот Линдхауэр быть тем человеком, которого мы ищем?
Армистед взглянул на него, потом решительно покачал головой.
– Он был на платформе вместе с генералом.
– Тогда это кто-то, кого он знает. Армистед задумался.
– Сомневаюсь. Один из его сыновей был рядом с ним. И вообще, зачем ему это делать? Он давно живет здесь. У него здесь много друзей. Он не стал бы создавать здесь беспорядки.
– Почему?
– Беспорядки повредили бы его бизнесу. Много лет назад он взял себе в жены скво из племени шайенов – женился на ней по обычаю племени – и завел кучу детей. С тех пор он в дружеских отношениях с местными индейцами. Он – человек честный, никогда не завышает цены на товар. Его любят и белые и индейцы.
– Почему жена генерала обратилась к гражданскому лицу? – поинтересовался де ла Барка.
Армистед долго размышлял.
– Думаю, потому, что он знал Уэстфоллов еще по форту Галлатин, – ответил он наконец.
– Был в дружеских отношениях?
Армистед пожал плечами.
– С деньгами легко находить друзей. Во всяком случае, он и его сын Виктор сидели на платформе рядом с миссис Уэстфолл, когда этот солдат застрелил генерала.
– Так и было? – В первый раз с начала допроса де ла Барка достал маленький блокнот из нагрудного кармана. – Где я могу найти Линдхауэра? Мне нужен его адрес.
– Честно сказать, я не удивлен, что вы продолжаете страдать от головных болей, мистер Катервуд. – Южный акцент доктора удлинял каждый его слог и смягчал согласные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44