Свои волосы она скрутила в тугой пучок. Надев шляпу, она обратилась к Джорджу. – Пойдем.
– Но, Миранда, где ты собираешься искать его, ведь полиция уже все проверила?
– Есть много разных мест. – Из ящика стола она достала пистолет и умелой рукой зарядила его. Грустно улыбнувшись, она сунула его в карман сюртука. – Очень много разных мест. А самое главное – я не отступлюсь, пока не найду его. Вот в этом-то все дело.
Он не должен здесь оставаться. Ему нужна вода, нужен туалет. А главное, ему нужно выбраться отсюда. Де ла Барка, без сомнения, похитил его, чтобы использовать как приманку и таким образом добраться до Миранды. Он должен вернуться к ней.
Приготовившись выдержать любую боль, он осторожно спустил ногу с кровати. Сжав зубы, чтобы не застонать, он поставил на пол другую и сел.
Он сидел, борясь с тошнотой и головокружением, и проверял свою одежду. Кажется, все было на месте. Даже деньги по-прежнему лежали во внутреннем кармане.
Постепенно боль ослабела, и он наклонился вперед, ощупывая находившиеся перед ним предметы. Как он и предполагал, маленький столик стоял на расстоянии вытянутой руки. Де ла Барка должен был куда-то класть бумагу, на которой он заставлял Шрива что-то написать.
Широко разведя руки, Шрив обнаружил, что кровать стояла в углу комнаты. Если его не подводили слух и память, то дверь должна была находиться в противоположной стороне. Положив руку на стену в изголовье кровати, он встал и тяжело на нее оперся. Когда голова перестала кружиться, он пошел вперед, пока не наткнулся на препятствие.
Ощупав его, он понял, что это умывальник. Он обошел его и вновь двинулся вдоль стены. Преодолевая боль, он нашел дверной проем и ручку двери.
Его рука дрожала. Пальцы сомкнулись на ручке. Он боялся шагнуть за порог.
«Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться». Гамлет – или скорее Шекспир – знал о чем говорил.
Шрив осторожно повернул ручку. Дверь легко открылась. Де ла Барка не потрудился запереть своего слепого пленника. Шрив осторожно шагнул за порог.
Его охватил ужас. Он не знал, где очутился. Если, как он подозревал, он находился в дешевых меблированных комнатах, вроде тех, куда де ла Барка отвез Миранду в Новом Орлеане, то он должен сейчас быть на втором или на третьем этаже. Но как эта комната расположена по отношению к коридору? А к лестнице?
Он легко мог разбиться насмерть, упав с лестницы. Гнев и отчаяние вспыхнули в нем с новой силой. По крайней мере, это будет быстрая смерть. Никакого долгого, отчаянного блуждания в темноте.
Вытянув руки вперед, он ощупал ногой пол. Потом сделал один шаг. Потом еще один. Наконец он наткнулся на стену. Теперь он по крайней мере знал, что находится в коридоре. Если он разведет руки в стороны, то сможет достать до обеих стен сразу. Как он и предполагал, его тюрьма оказалась дешевыми меблированными комнатами или гостиницей с узкими коридорами.
Одна стена была теплее другой. Это, должно быть, внешняя стена, рассуждал он. Возможно, он находился к наружной двери ближе, чем предполагал. Он испугался. Сейчас он окажется снаружи – и что тогда? Находясь в помещении, он по крайней мере мог найти дорогу в определенном направлении. А без стен он мог лишь бесцельно брести куда-то. Ему захотелось закричать, зарыдать, выругаться. Богатый выбор! Он выругался сквозь зубы.
Он миновал дверь еще одной комнаты по той же стороне. Комнаты были расположены очень близко. Коридор мог оказаться очень длинным. Шрив постарался расслабить мышцы спины и шеи. Голова у него болела так сильно, что он опасался обморока.
Он подумал о своих слабых знаниях испанского языка. Он вряд ли сможет попросить хотя бы стакан воды. Когда он встретит кого-нибудь, как он объяснит, куда ему надо пройти? Por favor, мне надо добраться... проводите меня... Ему не хватало слов.
Все же он продолжал идти вперед. Вдруг его пальцы нащупали угол. Дошел он до лестницы, или коридор просто делал поворот? Борясь с головокружением, он взялся обеими руками за угол и ощупал его.
Перила лестницы! Он провел носком башмака по краю ступени. Слабая улыбка появилась у него на губах. Пока все идет хорошо. Он начал спускаться, считая ступени. Их оказалось тринадцать. Его рука нашла опору в конце лестницы, а ноги нащупали ровный пол внизу.
– Senor? – раздался женский голос. Он повернулся в его направлении.
– Si!
– A donde va?
Он сделал глубокий вдох.
– Voy a el teatro. – Он почувствовал гордость за самого себя. Он сказал целое предложение. Даже если в нем были грамматические ошибки, его можно было понять.
– El teatro? – В голосе послышалась насмешка.
– Si! Soy un актер. – Черт! Он не мог вспомнить слово, обозначающее его профессию. Он протянул руку в сторону женского голоса. – Por favor, senora. Socorro.
Внезапно раздался голос другой женщины. Она схватила Шрива за руку и попыталась повернуть его к себе.
– Вы... больны, сеньор. – Она произносила слова очень медленно, будто не слишком хорошо знала английский язык. – Vamos... пойдемте в постель.
Он попятился.
– Нет. Я должен идти в «Эль Театро Реаль». – Он повернул голову в ту сторону, где стояла другая женщина. – Пожалуйста. Por favor.
– Нет, сеньор Катервуд. Вы не можете...
Она знала его имя. Следовательно, ее нанял де ла Барка. На этот раз он сам схватил ее за руку.
– Выведите меня на улицу, сеньора, или я сломаю вам руку.
Она вскрикнула и изо всех сил ударила его по лицу. Боль была обжигающей, но он сумел развернуть женщину и заломить ей руку. Неожиданно комната наполнилась женскими голосами, затараторившими по-испански. Кто-то попытался схватить Шрива за одежду.
– Прочь! Я сломаю ей руку! – закричал он.
Его пленница закричала им что-то по-испански. Тяжелый запах духов и такое количество женщин одновременно навели его на мысль, что он находится в борделе.
Его голос звучал хрипло, но все равно громко. Громче, чем у всех остальных.
– Silencio!
Голоса сразу смолкли. Женщина, которую он держал, перестала кричать и попыталась освободиться. Вместо того, чтобы ослабить хватку, он сильнее сжал руку. Мешая английские и испанские слова он сказал:
– У меня есть... tengo... э-э... деньги... dinero. – Он напрягал зрение, пытаясь преодолеть мрак. Как узнать, какое действие оказывают его слова? – Я... уо... заплачу... заплачу... сто... cien... песо. Нет! Cien долларов. Американских. Тому, кто проводит меня в «Эль Театро Реаль».
Вокруг него все закричали по-испански так быстро, что он не мог разобрать ни единого слова. Женщины спорили, ругались. У него голова пошла кругом. Женщина, которую он держал, стала отталкивать остальных.
– Нет. Vamos! Vamos! Наконец все затихли.
Его пленница заговорила. Он чувствовал ее сомнение, которое звучало и в ее голосе.
– Вы заплатите сто американских долларов?
– Мой управляющий делами заплатит вам, когда вы доставите меня в театр.
– Pero el otro... человек, который привел вас сюда, сказал, что заплатит за две ночи. Он обещал mas.
– Он расплатился с вами? – Внезапно все стало зависеть от его самообладания. Он рассмеялся, хотя боль с новой силой пронзила его. – Бьюсь об заклад, что он не заплатил.
– Заплатил, – ответил обиженный голос.
– Но не сто долларов.
– Он заплатит больше, если мы удержим вас здесь.
– Он ушел. Vamos. Я ему больше не нужен. No quiere. Рано или поздно вам придется выбросить меня на улицу.
В разговор вмешался другой, более глухой и старый женский голос. На слух Шрив определил, что женщина спускалась по лестнице, по которой только что спустился он сам.
– Конча, quien es?
Последовал быстрый ответ по-испански. Дальше был длинный разговор, в котором несколько раз прозвучало его имя. Потом голос старшей женщины зазвучал совсем рядом с ним.
– Мы проводим вас в театр, мистер Катервуд. За сто долларов.
Шрив облегченно вздохнул и расслабился.
– Gracias, senora.
Она повела его куда-то в сторону.
– Присядьте.
Он опустился на обитый бархатом стул, чувствуя ужасную усталость во всем теле. Его следующий вопрос прозвучал как стон.
– Donde... Где я?
– Вы в «Ла Йегуа Бланка».
– Где? – Он прижал руку ко лбу. – Мой испанский... Mi espanol no es bueno. No bueno. Не хороший.
– «Ла Йегуа Бланка» значит «Белая кобыла». Он представил себе фигуру женщины с пышной грудью, которая могла иметь такой голос. Эта картина вполне вписывалась в его представление об подобном заведении.
– Который сейчас час?
– Утро. Очень рано.
У него больше не было сил. Он закрыл глаза, думая о том, сколько он сумеет еще продержаться. Миранда, должно быть, не находит себе места от беспокойства. Де ла Барка, без сомнения, уже связался с ней. Шрив облизнул пересохшие губы.
– Я... мне нужно идти как можно скорее. Ответа не было. Потом раздался другой голос.
– Aqui, senor. – И ему сунули в руку стакан с водой.
Он был готов заплакать от благодарности.
– Gracias, – пробормотал он и, сделав глоток, произнес еще раз, более вежливо: – Gracias. Кого я должен благодарить?
– Селестину, – был сдержанный ответ.
В другом конце комнаты раздался мужской голос; он говорил по-испански. Селестина с улыбкой спросила:
– Вы обещаете сто долларов?
Шрив протянул руку в направлении голоса. Маленькая теплая рука нашла его руку.
– Даю слово, Селестина. Сто долларов.
– Тогда пойдемте. – Она помогла ему встать и повела через комнату.
– «Эль Театро Реаль», – велела она извозчику, когда они вышли на улицу. – Cuidado.
– Да, – сказал Шрив, – быстро. Низкий голос с улыбкой произнес:
– Я сказала ему: «Осторожно». Ее забота тронула Шрива.
– Тогда я благодарю вас дважды. – Он с трудом поклонился, едва не упав.
– Не благодарите меня. Лучше будьте осторожнее с этим человеком, – крикнула она ему вслед, когда извозчик повел его к повозке. – Вы ему не понравились.
Сцена восьмая
Чтоб видеть ход вещей на свете, не надо глаз.
Экипаж в действительности оказался обыкновенной телегой. Она тащилась по жарким, пыльным улицам, казалось, целую вечность. Солнце немилосердно палило больную голову Шрива. Телега на ухабах подпрыгивала, и это болью отдавалась во всем его теле.
Дорога становилась все хуже и хуже, но от головной боли Шрив был в полубессознательном состоянии и ничего не замечал. Он даже был не в силах отгонять москитов, садившихся на его незащищенное лицо и шею.
Возница время от времени поглядывал через плечо на впавшего в забытье человека и тихонько что-то насвистывал. Наконец он остановил телегу, слез и, обойдя ее, стащил пассажира на землю.
– Мы уже приехали? Donde es... er... estamos? El Teatro Real? – едва шевеля сухими губами, спросил Шрив.
Возница не произнес ни слова. С пугающей деловитостью он начал шарить по одежде Шрива, залезая в каждый карман, проверяя его талию в поисках пояса с деньгами.
– Эй! Что вы делаете? Я же сказал, что Джордж вам заплатит. – Шрив пытался оттолкнуть от себя руки этого человека, но все его усилия защитить себя привели лишь к тому, что вор быстро опустошил его карманы, снял с него часы и цепочку и даже забрал перочинный ножик.
Шрив попытался сопротивляться.
– Убирайся к черту! Помогите! Грабят! Тяжелая рука ударила Шрива в грудь. Он покачнулся и упал. Не успел он еще и подняться, как телега тронулась.
– Подожди! Укажи мне хотя бы верное направление. – Шрив начал шарить рукой вокруг себя, пытаясь найти какую-то опору в кромешной тьме. – Ради всего святого. – Его голос сорвался до отчаянного крика. – Подожди!
Он бросился вслед за телегой. Ему удалось ухватиться руками за ее край, но она продолжала неумолимо двигаться вперед, и, споткнувшись, Шрив упал лицом вниз.
– Подожди! Стой! Ради Бога! – Он с трудом поднялся на ноги.
Телега не остановилась; стук ее колес все удалялся, пока окончательно не смолк вдали. Еще до того, как она скрылась, Шрив уловил звуки, которые свидетельствовали о том, что он находился вовсе не в городе. А отсутствие знакомых звуков, честно сказать, вызвало у него панику. Не было слышно ни грохота экипажей, ни стука железных подков по булыжной мостовой, ни шагов прохожих. Только писк москитов у самого его уха. Слабой рукой он отмахнулся от них. Куда его привезли?
Он поднял голову к небу. Он не мог видеть солнца, хотя по его жарким лучам, обжигавшим ему лицо, он точно знал, что оно находится у него над головой. Москиты продолжали пищать и садиться ему на щеки. Шрив был одинок и совершенно беспомощен.
– Помогите! Помогите! Socorro! Socorro! – Слова, произнесенные во всю силу его легких, канули в пустоту. Здесь не было стен, от которых мог отразиться звук. Тренированный слух актера не уловил ничего, хотя Шрив поворачивался во все стороны и прислушивался.
Он похолодел. Слепой страх сжал его сердце с такой силой, что он лишился способности соображать. Бежать! Найти кого-нибудь! Что-нибудь! Бежать вперед!
Он уже почти решился на это. Почти. Но что, если он налетит на какую-нибудь скалу? Что, если он упадет в реку? А если ему встретятся дикие звери?..
Пот струился у него со лба прямо на глаза – его бесполезные глаза. Он заставил себя расслабить мышцы. Он не может бежать. Он не побежит. Он должен постоять и спокойно оценить ситуацию. Он должен заставить себя подумать.
Усилием воли он сделал несколько глубоких вдохов. Кровь перестала стучать у него в висках. Пульс стал менее частым. Он прижал руки к щекам, чтобы защитить свое лицо от москитов.
Какое-то время его мысли были беспорядочными и неясными. Его просто бессовестно надули. Он оказался полным дураком. Как он не заподозрил предательства в борделе! Селестина, Конча и все остальные в «Белой кобыле», вероятно, гордились своей находчивостью и тем, что избавились от него без особых хлопот, да еще и с выгодой для себя.
Время! Сколько прошло времени?
Борясь с москитами, он ругал себя за глупость. Они просто смеялись над ним, когда он благодарил их за доброту и отзывчивость. Как деревенский дурачок, он сидел на телеге, глупо улыбаясь, а возница тем временем вывез его за город и бросил. А он даже не следил ни за тем, каким путем они ехали, ни за временем.
Он ощупал свой пояс. Часы исчезли. Он выругался. Эти дорогие золотые часы подарила ему Миранда. Проклятый вор забрал их первыми.
Конечно, теперь они уже были бесполезными для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44