Вроде, участок и неширокий, но река глубокая и очень быстрая. Владимир ехать через нее отказался. Он сказал, что надо ждать до утра, тогда, может, станет безопаснее. Мы могли так прождать и три дня, пока уровень воды в реке не упадет. Я видел, как Владимир справляется с реками, и его мнение было для меня вполне авторитетным. Он отличный водитель, двадцать пять лет ездит по этим дорогам, десять из них – на этом «КамАЗе», его собственном. И переубедить его невозможно. Владимир вел себя очень спокойно и уверенно, не позволяя навязывать себе чужое мнение. Было ясно, что он поступит так, как считает нужным и когда считает нужным. Если он говорит, что уровень воды высокий и надо ждать, значит, так и есть.
На другом берегу стояли три лесовоза, их водители спорили, ехать через реку или не стоит. Мы смотрели, как они кричат и машут друг на друга руками. Потом один из них запрыгнул в мощный грузовик, на котором возят бревна, завел мотор, и 30-тонная махина полезла в воду. Лесовоз тут же окружила вода, и было похоже, что его вот-вот снесет течением. Грузовик держался только благодаря привязанному сзади стальному тросу. Когда мы подумали, что он сейчас точно уплывет, водитель другого грузовика, с которым этот был связан тросом, вытащил его обратно на берег. А ведь лесовоз гораздо больше и мощнее любого нашего грузовика – и все равно на реке его болтало, как перышко на ветру. Ситуация стала проясняться.
ЭВАН: Водители лесовозов буянили на берегу всю ночь. Когда мы забирались в палатки спать, то увидели: один из них принес ящик водки. А в половине седьмого утра мы проснулись от пьяных криков и рева заводимых моторов. Осмелев от выпивки, они решили попытаться переправиться еще раз. Лесовоз в реку повел тот же вчерашний водитель, но у него снова ничего не получилось. За ночь уровень воды снизился на один метр, наш берег стал слишком высоким, и из воды на него было не заехать. Мы взялись за лопаты и киркомотыги и стали рыть Дорогу Костей, чтобы сделать спуск более пологим. Лично я люблю ситуации, когда не остается ничего иного, кроме как решать проблему. Это всех нас очень здорово сближало. Каждый делал что мог, никаких споров и несогласия, все старались изо всех сил. И пока мы медленно пробирались на восток, я испытывал гордость: ведь именно мы с Чарли всех нас тут собрали.
«Ты только посмотри», – сказал я Чарли. Перед нами Расс, Дэвид, Джимми, Сергей и Василий копали берег. Работа это тяжелая, да еще дождь лил. Мы, по идее, должны были испытывать мучения, но ничего подобного – все очень радовались и вроде как даже отлично проводили время.
«Если бы мы все это не затеяли, никого бы из них сейчас здесь не было, – сказал я. – И Владимир, и тот другой водитель сейчас бы нам не помогали, да и вообще, мы бы никого из этих людей не узнали». Потрясающее это было чувство.
Где-то через час мы закончили делать спуск, а лесовозы тем временем предприняли еще одну попытку. На этот раз у них получилось. Лесовоз перебрался через реку, но застрял на заболоченной земле у берега и не смог сразу подняться наверх к дороге. Дымя черным дымом, водитель заехал одним колесом на дорогу – остальные оставались в грязи – подминая кусты и молодые деревья, чтобы хоть за что-то зацепиться и вытащить 15-метровый лесовоз на Дорогу Костей. И, в конце концов, он это сделал. Потом водитель стальным тросом перетянул на этот берег и другие грузовики. Когда все переправились, снова появилась водка, и празднование продолжилось.
Теперь настала наша очередь. Владимир переключился на самую нижнюю передачу, «КамАЗ» сунулся в реку, медленно проехал по воде и постепенно, как черепаха, забрался на высокий берег. «Воина» перетаскивали на тросе. Дэвид закричал, когда задняя часть его начала скользить и появилась реальная угроза потерять машину из-за сильного течения. Василий отказался вести наш русский фургон через реку. Он сказал, что это слишком опасно и, вообще, не входит в обязанности доктора. Вместо него вызвался Дэвид.
«Не делай этого, если думаешь, что это опасно. Оно того не стоит, – сказал я. – Я себе не прошу, если что-то случится. Путешествие не стоит того, чтобы во время его кто-то погибал».
Дэвид завел фургон в реку, а я наблюдал за ним с берега. Смотреть было страшно – могло случиться что угодно. Фут за футом он пробирался к другому берегу, так сильно сжимая руль, что костяшки пальцев побелели. Но до той стороны Дэвид все же добрался. Он сделал это! Я закричал от радости. Мы спросили у водителей лесовозов, как там впереди с дорогами. Они сказали, что до Томтора еще сотни рек. Я вопросительно посмотрел на Владимира, но он только щелкнул пальцами по шее – русский жест, обозначающий водку. В некоторых обстоятельствах он может означать приглашение выпить. Но в этом случае означал другое: водители лесовозов в стельку пьяны, и верить им нельзя. Разумеется, Владимир оказался прав, и мы без проблем добрались до Томтора, встретив лишь несколько мелких речек, которые легко пересекали на мотоциклах.
По пути Владимир подстрелил бурого медвежонка, не ради самообороны, а потому, что шкура его стоила 600 долларов. Он быстренько снял ее с медвежонка и забросил в машину, оставив мясо гнить в лесу. Я был в шоке. Мы тут посреди дикой природы, кланяемся ей, матушке, по несколько раз на дню – но при этом многие с ней так бесцеремонны. Нам встречались лесозаготовщики, которые незаконно рубили лес из-за 100 долларов за ствол. Владимир убил этого несчастного медвежонка только ради ценного меха. Я понимаю, что жизнь у них непростая и деньги нужны, но это все же не оправдание. Тот медвежонок – дикое животное, обитавшее на своей территории, и никто не имел права в него стрелять. Это было просто отвратительно. Чарли тоже сильно пожалел, что медвежонка убили, но грустно ему было не из-за зверюшки, а потому что он не видел сам процесс. «Почему ты не дал мне его застрелить!» – кричал он. Я снова страшно возмутился, и еще много дней после того мы спорили, хорошо это или плохо – убивать диких животных. Вечером мы заселились в охотничий домик, где было невыносимо жарко и душно, а окна невозможно открыть из-за комаров. Здесь, в тишине, у меня снова появилось время подумать о доме. Накануне у жены был день рождения, и я бы все отдал, чтобы оказаться в тот день рядом с ней. Больше года мечтал об этой поездке. И вот сейчас я в пути – и думаю о доме, мечтаю отвезти детей в школу, искупать их в ванне или погулять вместе в парке. Приходят мысли о самых обычных и простых вещах.
С тех пор как мы уехали из Улан-Батора, я будто бы плыл по течению. Монголия произвела на меня сильнейшее впечатление: я и не ожидал, что увиденное и пережитое так затронет мое сердце. Там я всегда четко знал, где мы находимся и куда едем, но здесь, в Сибири, потерялось всякое ощущение пространства. Сейчас я мог думать только о том, как бы поскорее добраться до Магадана. До сих пор дорога была крайне тяжелой. Грузовики, мотоциклы, грязь, палатки и медведи – это на самом деле очень непросто и в то же время интересно. И когда мы работали единой командой на переправе, когда строили спуск или убирали перегородившее дорогу дерево, появлялось такое чувство, будто совершается что-то важное. В глубине души я очень хотел пройти Дорогу Костей только с Чарли, без помощи Владимира и его грузовиков. Но пришлось смириться с фактом, что это невозможно. Одни мы бы не справились. Мотоцикл не переедет реку глубиной шесть футов, двигатель затопит, и нас унесет течением. На том все и закончится. Конец пути. А у нас была только одна цель: доехать до Нью-Йорка, и эта цель оправдывала средства. За следующие три дня, медленно пробираясь в Магадан, мы пересекли не один десяток рек и даже валили деревья, чтобы заполнить канавы. В первый день, покинув Томтор, мы ехали 16 часов, и более увлекательных 16 часов на мотоцикле у меня еще не было. Дорога становилась все хуже, и нам приходилось пробираться через грязь, гравий, лужи, ямы, реки и болота. На нас свалились все трудности одновременно, но этого все-таки я ожидал. Если бы за плечами не было Казахстана и Монголии, я бы назвал Дорогу Костей непроходимой. Но теперь опыта нам было не занимать, я сам чувствовал огромный прогресс в своем умении справляться с бездорожьем. Грязь по колено уже не пугала. Я ее даже полюбил. И от страха воды тоже избавился, сделав то, чего больше всего боялся: утопил двигатель. Во время одной переправы я уронил мотоцикл на правую сторону, как раз на ту, где находится воздухозаборник. И вместо того чтобы удариться в панику, я спокойно вывинтил свечи, откачал воду из головок поршня и запустил двигатель. Потом поставил свечи обратно и снова завел мотор. Вода вылетела из выхлопных труб, и мотоцикл прекрасно завелся. Я его сам починил, заставил его забегать – и в самый нужный момент.
Но потом все стало совсем плохо, мы дошли до точки, когда продвижение вперед оказалось невозможным по двум причинам. Во-первых, Чарли ушиб спину. Его мотоцикл начал падать, когда он снимал его с центральной подставки. Чарли испугался за свою ногу, которая могла оказаться зажатой между его мотоциклом и мотоциклом Клаудио. Он попытался протолкнуть байк вперед и получил при этом растяжение мышц за лопаткой. Было ужасно больно, и вести мотоцикл Чарли пока не мог. Во-вторых, мы подъехали к очень глубоким рекам, переправиться через которые было невозможно. Я во второй раз утопил мотор, Чарли сделал то же самое, только впервые. До того мы пересекали реки, где вода нам была по пояс, а мотоциклам – выше сидения. Единственный способ переправиться в таком случае – это переносить каждый мотоцикл по отдельности. Чарли держал руль, я толкал сзади, а Клаудио на счет «раз-два-три» проталкивал вперед переднее колесо. Потом мы снимали с мотоцикла все вещи, чтобы их просушить, и проверяли, не наглотался ли двигатель воды. Но наступил момент, когда нас это все вымотало. С тяжелым сердцем приходилось признать, что реки оказались сильнее нас. В июне у них уровень воды еще слишком высок. Мы восемь дней ехали по Дороге Костей и справлялись. Через месяц, быть может, стало бы легче, но не ждать же целый месяц. Мы погрузили мотоциклы на «КамАЗ», а сами пересели в машины техподдержки. Василий накормил Чарли болеутоляющими. И уже через пятнадцать минут я понял, что мы приняли правильное решение, – потом пошли ямы размером с озеро, шириной с дорогу и глубиной выше седла мотоцикла. И все равно, самое трудное ждало впереди: это была река, которую, как нам сказали, не пересечь даже «КамАЗу» с «Уралом».
За следующие два дня мы переправились через десятки рек. На тот момент мы с Чарли уже слились с остальной командой, вместе со всеми копали берега, чтобы помочь машинам спуститься к воде, и удивленно наблюдали, как «Воин» отлично справляется с Дорогой Костей. Из всех машин эта поражала больше всего. «КамАЗ», «Урал» и фургон были созданы для таких условий, но «Воин»-то ведь – это обычный Mitsubishi Shogun. Дома он стал бы всего лишь тележкой для езды по магазинам. В Сибири же проявил себя как самый настоящий экспедиционный внедорожник.
И, тем не менее, сложных моментов хватало. Однажды «Воин» чуть не перевернулся на размытом рекой участке дороги. Спас ситуацию Василий, который быстро додумался ухватить его тросом и с помощью фургона вытащить на безопасное место. А на другой переправе была уже история с фургоном: его начало относить течением, но Василий не запаниковал, не оторвал взгляд от берега и не снял ногу с акселератора, благодаря чему благополучно добрался до суши.
25 июня мы подъехали к той самой большой реке, о которой нас предупреждали. Родная мать всех речных переправ. Владимир нам все уши прожужжал про эту сибирскую Немезиду. Увидев ее, он только покачал головой и сказал: «Будем ждать до завтра». Решение окончательное. Река была шириной метров триста и с очень быстрым течением, мимо проплывали целые деревья. Мы разбили лагерь на берегу, рядом с ржавеющим остовом брошенного автобуса, когда-то перевернувшегося в реке. Чарли с Владимиром пили водку чуть ли не всю ночь. Он с этим русским вообще очень подружился, называл его своим суррогатным отцом, и в четыре утра я проснулся от их пьяных песен.
Выглядел на следующее утро Чарли ужасно. Мы все начали, как обычно, копать спуск на берегу под песни Ната Кинг Коула, утверждавшего, что стоит только улыбнуться, и жизнь покажется прекрасной. Чарли наблюдал за всем этим, стоя в сторонке и мучаясь недетским похмельем, добавившемся к боли в спине. Через пару часов спуск был готов. «КамАЗ» медленно заехал в реку, а мы запрыгнули ему в кузов. Борясь с течением, он перевез нас на другую сторону, где мы перелезли через кабину и спрыгнули на землю готовить следующий берег. Через час мы достаточно сгладили край, чтобы грузовик смог по нему подняться.
«Я-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – это кричал Чарли, победно вскинув руки, несмотря на больное плечо. – Мы сделали это!» По его щекам текли слезы. Мы все кинулись обниматься. Невозможное свершилось. Через три с половиной недели после того, как мы покинули Улан-Батор, закончился переход через Сибирь. Последняя большая река на великой и ужасной Дороге Костей осталась позади.
Мы достали мотоциклы из кузова «КамАЗа». Владимир показал нам с Чарли большой палец, махнул рукой, будто бы говоря: «Катитесь дальше», развернулся и снова поехал через реку за машинами техподдержки. Я снова выкачал воду из двигателя, начал менять масло и вдруг услышал истошное бибиканье. Из подъехавшей машины выскочили Костя и Таня, наши монгольские связные, и с криками бросились к нам.
«Вы же сказали три дня!» – закричали они, обнимая нас.
«Так мы сами так думали», – ответил я.
«А мы вас семь дней прождали. Семь дней в этой машине». Мы попросили прощения. Перед матушкой-природой все графики отступают. Протянув нам миски с лапшой быстрого приготовления, Таня обрисовала ситуацию. «Мы можем заночевать здесь, на радость комарам, – сказала она, – или подняться на холм, где вода тоже есть, но комаров поменьше».
«Тогда поедем на холм, конечно», – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43