И что же оказалось? В офисе Роджерса нет никакой переписки с гонконгскими фирмами, зато есть свидетельства деловых связей с Тайванем и красным Китаем! Похоже на то, что Роджерс вел в Гонконге переговоры с новыми фабрикантами.
– И не сделал ни одной записи, ни одной пометки? Не может быть!
– Мы вынуждены считаться только с фактами. А их у нас почти нет! – Тинь Дзедун кивнул головой в сторону палаты: – Как она там?
– Как улыбающаяся в витрине магазина кукла.
– Гипноз исключается?
– Да.
– А наркотик с продолжительным сроком действия?
– Возможно. Однако наркотик, действующий дольше пяти дней, мне неизвестен.
– Пойду взгляну на нее.
Комиссар Тинь вошел в палату и испугался. Лицо больной, еще совсем недавно такой красивой, запало, резко выступили скулы, кожа приобрела серовато-желтый цвет, тело словно на глазах усыхало. Такие перемены всего за один день!
Тинь решил обойтись без предисловий. Сев на краешек кровати, повернул ее голову к себе. Она улыбалась… но это была скорее болезненная гримаса, чем улыбка.
– Ты умираешь! – грубо проговорил Тинь. – Через два-три дня тебя не будет. И никто не в силах тебя спасти. В том числе и Ио. Или Ио все-таки может? Он говорил, что поможет тебе в любом случае? Он солгал. Ты сделала все, что он от тебя требовал, а теперь вот ты лежишь и умираешь, потому что Ио тебя предал. Ты умираешь…
Больная не реагировала. Лишь слегка приоткрыла рот, и стал виден ее язык, совсем желтый. Тинь быстро встал и отошел от кровати на три шага, словно опасаясь заразиться.
– Может быть, помимо печени нарушены также функции мозговой деятельности?
– Не исключено. Пункцию мы сделали вчера, но ничего особенного не нашли. – Меркер пожал плечами. – Я намерен заняться мозгом… попозже.
– От нее остается одна оболочка, почему-то продолжающая дышать, разве мы не видим? Боже мой, что нас ожидает, если эту болезнь можно производить так же, как рубашки или брелоки?
– По действию это будет пострашнее атомной бомбы – все происходит неслышно и незаметно. И нет ни последствий излучения, ни эпидемий. – Доктор Меркер закрыл лицо ладонями. – Нет, не представляю…
– По-моему, у нас времени в обрез, доктор Мелькель, – сказал Тинь. – Вам следует поскорее заняться ее мозгом…
– Как только она умрет.
– Это может еще затянуться…
– Комиссар Тинь! – Доктор Меркер задрал подбородок, но его решительный вид ничуть не смутил Тинь Дзедуна. – Считайте, я вашего намека не понял.
– Она уже мертва!
– Она еще дышит…
– Безжизненный пузырь!
– Мистер Тинь, к сожалению, должен сказать вам следующее: некоторые свойства азиатской ментальности мне не по душе. Я понял это во время прогулок по базарам. Висят, к примеру, на крюках и решетках змеи с отрубленными головами, толстые такие, и тела их еще извиваются, дергаются, дрожат. И тут подходят покупатели и говорят, я хотел бы кусок такой-то длины, и ему отрезают кусок от еще конвульсирующего змеиного тела. Или в маленьких клетках сидят или ползают легуаны… появляется покупатель, указывает пальцем на одно из животных, его достают из клетки, укладывают на спину, вспарывают брюхо и выбрасывают внутренности. Женщины и дети стоят при этом и наблюдают как ни в чем не бывало. – Доктор Меркер глубоко вздохнул. – Вы предлагаете мне примерно то же самое, мистер Тинь! Вынуть мозг…
– Я думал лишь о том, как по возможности уменьшить страдания этой женщины, – совершенно спокойно ответил Тинь. – Учел я, конечно, и наш цейтнот. Кстати, о том, что вы там видели… ну, насчет змей и легуанов… что вас так возмутило? Вы упрекаете нас в непонимании того, что жестоко и что нет? А разве вы на Западе не выбираете живого омара, которого тут же бросают в кипяток? А ежегодное избиение новорожденных тюленей на Лабрадоре, когда с них, живых и орущих, сдирают кожу? Это как понимать, сэр? Чего нет, того нет: их убивают не азиаты. Они даже христиане. После своих кровавых трудов они отправляются в церковь и поют: «Возблагодарим Господа нашего…» – Тинь смотрел на доктора Меркера бесстрастно и уж во всяком случае беззлобно, скорее с некоторым удивлением. – Почему – я никогда не мог этого понять – европейцы рассуждают об азиатской жестокости? А почему не о своей собственной? Кто, ваши люди или наши, сконструировали и даже применили атомную бомбу? Вас пугают отрезанные куски трепещущих еще змей… а в Хиросиме и Нагасаки одного взрыва атомной бомбы хватило, чтобы убить сотни тысяч людей и еще сотни тысяч сделать калеками. Сэр, в данном случае я рад – если говорить о белых в таком аспекте, – что я азиат!
– Я не хотел вас обидеть, комиссар Тинь, – выдавил из себя доктор Меркер. – Однако наша красавица больная пока в услугах морга не нуждается.
– Когда по вашим правилам человек считается умершим?
– Клинически мертвым… когда датчики не регистрируют никакой мозговой деятельности.
– Что вскоре и произойдет. – Тинь снова подошел к незнакомке и наклонился над ней. На него смотрела ухмыляющаяся маска. – Сейчас мы сделаем тебе укол, чтобы ты поскорее умерла, – громко и грубо отчеканил он. – Этого же хотел и Ио…
Незнакомка смотрела на Тиня, улыбалась, но не произносила ни слова.
Тинь Дзедун выпрямился и с торжествующим видом указал на больную.
– Никакой реакции! Ее мозг мертв. Если вы сейчас умертвите ее, вы всего-навсего отключите насос.
– Я не желаю никаких дискуссий на сей счет, комиссар Тинь! – сказал доктор Меркер. – Однако можете быть уверены, что через минуту после ее смерти я произведу вскрытие черепной коробки. Безо всякого промедления…
– Будем надеяться, что к тому времени у нас не будет шестой пациентки, – мрачно проговорил Тинь. – Тогда нам все же придется поставить общественность в известность…
Той же ночью к доктору Меркеру заглянул доктор Ван Андзы. Он был в отлично сшитом смокинге, шелковой рубашке с рюшками и в узких лакированных штиблетах. На безымянном пальце левой руки блестел перстень с крупным бриллиантом.
– Она все еще жива! – удивился он при взгляде на больную. – Неужели ваши переливания все-таки действуют?
– Распад идет по возрастающей. Сейчас она спит, но мне все же удалось привести ее в чувство.
– Привести в чувство? – еще больше удивился доктор Ван.
– Да, все утро с ней можно было разговаривать…
– Разговаривать?
– Именно так. Мы с ней беседовали примерно час. – Это было ложью, но доктора Меркера бесило высокомерие доктора Вана.
– Просто не верится! – Доктор Ван снял свои золотые часы и принялся протирать стекло, будто они вдруг запотели. Близоруко помаргивая, посмотрел на доктора Меркера. – Она в самом деле что-то сказала?
– А почему вы сомневаетесь, уважаемый коллега?
– Четверо больных до этого молчали как немые…
– Она упомянула о некоем Ио… – небрежно бросил доктор Меркер.
Доктор Ван прищурился и снова внимательно на него посмотрел.
– Ио? Кто он?
– Пусть это будет моей маленькой тайной, – ловко уклонился от ответа доктор Меркер.
– Поздравляю вас! – Бросив прощальный взгляд на спящую больную, он направился к двери. – Могу ли я предложить вам свою помощь, коллега?
– Какую?
– Я мог бы несколько раз подменить вас на ночных дежурствах.
– А это вашей работе в больнице «Вонг Ва» не повредит?
– В настоящий момент нет. Из отпуска вернулись два ведущих врача. Так что я могу перевести дух. Сами видите. – Он с улыбкой провел рукой по смокингу. – Собрался на симфонический концерт в «Виктории». Неделю назад я бы никак не выкроил время. Был бетховенский вечер. Я обожаю Бетховена!.. Так чем я могу быть вам полезен?
– Поговорим еще, доктор Ван. – Меркер снова сел за маленький столик рядом с кроватью и повернул настольную лампу к стене. – Я прочел ваши отчеты о вскрытиях. Очень подробные. Безукоризненные!
– Благодарю.
– Но у меня возникло несколько вопросов.
– Готов ответить на них в любое время. – Ван Андзы стоял в дверях.
– Сделайте одолжение. В двадцать часов. Вот будет хорошо! Смогу после долгого перерыва насладиться ужином в «Гадди».
– А я заехал к вам прямо из «Пенинсула-хотел». После музыки Бетховена захотелось выпить по бокалу шампанского.
– Которого наш знаменитый композитор терпеть не мог!.. Да, да почему вы в ваших отчетах ни разу не упомянули о мозговой деятельности?
– Потому что они умирали от болезни печени! – гораздо прохладнее, чем минуту назад, проговорил Ван. – Не станете же вы при эмболии вскрывать слепую кишку.
– Вы совершенно правы. – Доктор Меркер дружелюбно помахал рукой на прощанье: – Спокойной вам ночи, уважаемый коллега!
Ван Андзы на приветствие не ответил и тихонько прикрыл за собой дверь. Перед деревянными стеллажами, перегораживавшими коридор, в плетеном кресле подремывал солдат. Когда доктор Ван проходил мимо, тот прикоснулся двумя пальцами к козырьку фуражки. Охраны потребовал комиссар Тинь; врачи военного госпиталя сочли эту меру обыкновенной блажью; но Тинь получил от губернатора особые полномочия. Этого вполне достаточно: в подобных ситуациях армия лишних вопросов не задает.
На следующий день, в пятницу, около девяти вечера, произошло уличное происшествие, на которое никто не обратил внимания, настолько невинный характер оно носило, особенно если учесть, какое движение на улицах Гонконга в этот час.
Доктор Ван приехал в госпиталь ровно в восемь вечера, как и обещал. Больную он нашел без изменений. Просыпаясь, она улыбалась, а когда спала, казалось, будто кожа на лице вот-вот лопнет и сползет с черепа.
– Она еще раз упоминала об Ио? – как бы между прочим поинтересовался доктор Ван.
– Нет. С тех пор она молчит.
– Как я и предсказывал, коллега.
Примерно в течение часа врачи обсуждали отчеты о четырех предшествовавших случаях, потом доктор Меркер позвонил в «Пенинсула-хотел», где ему ответили, что в «Гадди», ресторане для гурманов, свободных мест нет. И тогда он решил отправиться в другой шикарный ресторан, в «Хьюго».
Ему повезло, на Кэрнарвон-роуд он сразу нашел место для машины и оставшиеся несколько десятков метров прошел пешком. И тут, недалеко от пересечения с Натан-роуд, главной артерией Коулуна, все и произошло: сзади на него наехал серебристо-серый «роллс-ройс», задел его левым передним крылом и швырнул в сторону припаркованного «лендровера», причем сам «роллс-ройс» успел затормозить. Он не упал и никаких повреждений не получил, только пониже пояса, куда его ударило, болело. Мелочь, конечно, о несчастном случае и говорить не приходится.
Сквозь приспущенное стекло «роллс-ройса» на него в ужасе смотрели расширенные глаза молодой женщины с целой копной взбитых золотистых волос.
– Боже мой! Оставайтесь у машины, не двигайтесь… я сейчас же позвоню врачу! Клянусь вам: я вас не заметила…
Доктор Меркер стряхнул пыль с костюма, осторожно присел, развел руки. Все в полном порядке. Ну, побаливает чуть-чуть – пустяки… Махнув рукой, он оправил пиджак и приблизился к машине, за рулем которой сидела блондинка с ярко-красными губами. Кроме нее, в машине никого не было.
– Ничего страшного, – он старался успокоить ее, все еще смотревшую на него с ужасом. – Сами видите: я стою, я хожу, я говорю и отнюдь не потерял аппетита, что совершенно исключает внутренние повреждения.
– Вы… вы появились так неожиданно… – пробормотала молодая женщина. – Я заметила вас… только когда уже задела…
– Я собирался перейти улицу.
– Я виновата, не отрицаю. У вас действительно ничего не болит?
– Действительно.
– А шок?..
– Ну, не знаю.
Доктору Меркеру молодая дама понравилась. На ней было платье с большим декольте и глубоким вырезом на спине, с тонюсенькими бретельками; оно было до такой степени открытым, что еще немного – и о полном соблюдении приличий нельзя было бы говорить. Ног ее он не видел. Они у нее, наверное, удивительно длинные и стройные, подумалось ему. Все в полном соответствии со стандартом: при виде таких высоких, чуть полноватых блондинок у мужчин начинают блестеть глаза.
– У меня такое чувство, будто вы силой втолкнули меня в вечер, полный очарования… Может быть, отсюда и шок?..
– Ужасно! – красавица блондинка не могла успокоиться, губы ее дрожали. – Прошу вас, садитесь, мистер…
– Фриц Меркер. Я из Гамбурга.
– О боже, вы еще и турист?
– Нет, я живу в Гонконге.
– А я – Бэтти Харперс. Садитесь же!
– Только не для того, чтобы вы отвезли меня в госпиталь! Запах больницы мне надоел, чепчики медсестер и халаты врачей опротивели. Вообще-то я собирался в «Хьюго», в «Хайят Редженси». Не будь этого уличного шума, вы услышали бы, как бурчит у меня в животе. Я голоден как волк! В «Хьюго» я закажу жареную телятину, которую парной доставляют самолетами каждые шесть часов с ранчо Херефорда из Вайоминга. И спрошу шампанского. Роскошно, правда?
Бэтти Харперс слабо улыбнулась. Она еще не вполне овладела собой:
– Если вы не против, я приглашу вас к себе… так сказать, в виде возмещения нанесенного ущерба…
– Против этого никакие ранчо Херефорда не устоят!
– Поедемте. – Она улыбнулась с чувством явного облегчения и встряхнула своими локонами – их у нее целая гора. – Комплименты у вас какие-то необычные.
– Может быть, потому что и сам я человек необыкновенный?
Он обошел вокруг «роллс-ройса», открыл дверцу, сел на светло-голубое кожаное сиденье и, когда дверца, мягко шмякнув, захлопнулась, с воодушевлением проговорил:
– Я впервые сижу в «роллс-ройсе»!
– Чем вы занимаетесь, мистер Меркер? – спросила Бэтти, запуская мотор, хотя звука его слышно не было и в машине ничто не завибрировало. Только лампочка зажглась – значит, мотор запущен. Поднялось боковое стекло, и городского шума как не бывало. В машине приятная прохлада: кондиционер работал – бесшумно, конечно, – и при выключенном моторе. А снаружи – влажная гонконгская ночь.
– В настоящий момент я ничем не занимаюсь. Зарабатываю на изучении и уничтожении маленьких и мельчайших живых существ…
– Боже мой! – Она посмотрела на него с нескрываемым удивлением. – Вы… вы уничтожаете насекомых? Клопов, блох, тараканов?
– Еще более маленьких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38