Она догадывалась, что муж старается отвлечься от грядущего отъезда.
Эндрю уезжал поздно вечером, когда дочка уже спала. Кесси не знала, что сказать, когда увидела его за сборами. Они пришли к безмолвному пониманию за эти две недели, что он был дома.
Собравшись, Эндрю отнес багаж в джип. Затем вернулся, зашел в детскую и встал возле колыбели, чтобы попрощаться с ребенком.
Кесси оставила их одних. Когда он вышел и они спустились вниз, Эндрю попросил ее хриплым от волнения голосом:
– Держи меня в курсе ее успехов. И побольше фотографируй.
– Хорошо, – согласилась она.
Чтобы он не видел неожиданно навернувшихся слез, Кесси отвернулась.
Но он заметил и, проведя ладонью по ее щекам, чтобы вытереть их следы, сказал:
– Ты сможешь с этим справиться, Кесси.
Борясь с волнением, которое вызвала нежность его голоса, она ответила с наигранной бравадой:
– Знаю, что смогу.
– Мне лучше уехать… – (Его голос действительно дрогнул?) – Береги себя.
Уже на пороге он обернулся и поцеловал ее. В этот раз поцелуй не был для него неожиданностью.
Их взаимное недовольство мгновенно исчезло, и она не колеблясь ответила на поцелуй.
Тепло его губ глубоко взволновало Кесси. Когда бы она об этом ни вспоминала, это чувство возвращалось к ней. Она ответила на его поцелуй естественно, без мысли о Мерфи, под натиском губ мужа и непривычного чувства собственного желания.
Кесси продолжала заботиться о ребенке, что не составляло для нее труда. Гораздо труднее было разобраться в собственных чувствах к Эндрю и понять, как теперь вести себя с ним.
Глава 7
Эндрю шагнул в палату, игнорируя попытку Кесси показать кровать Элизабет. Ребенок неподвижно лежал в кислородном боксе, борясь за каждый вздох. Глаза девочки были закрыты, хотя, похоже, она не спала, крошечная грудь без конца вздымалась, лицо было бледным, прелестные белокурые волосы прилипли к головке.
У Эндрю все внутри сжалось в мрачном предчувствии беды. Внезапно возникло неясное, но такое знакомое чувство мучительной беспомощности, которое он уже испытывал несколько лет назад, когда его брат лежал в этом же госпитале, подключенный к аппаратуре, поддерживавшей его жизнь. Это же чувство преследовало его, когда муж Сары был застрелен. Оно было таким же мучительным, когда погиб Мерфи.
Сейчас, борясь с волнением, Эндрю смотрел на малышку и, хотя это было непросто, старался отогнать от себя неприятное чувство.
Наконец оторвав взгляд от больничной койки, он ощутил за своей спиной присутствие Кесси и повернулся к ней. Как только их глаза встретились, ярость, которую он подавлял, неожиданно вспыхнула в нем.
Эндрю пробыл в пути пятнадцать часов, любезно вел себя с персоналом госпиталя, торопясь найти Элизабет, но он очень устал, был голоден, обеспокоен и взбешен. Поэтому всю свою сдерживаемую до того момента злобу выплеснул на жену.
Он приблизился к ней, словно тигр, готовый наброситься на добычу.
– Почему ты не сообщила мне раньше? Я бы приехал домой тотчас же. Что заставило тебя так долго ждать?
Ее губы беззвучно двигались в оправдание, но у него не хватило терпения дождаться ее ответа.
– Черт, Кесси! У нее пневмония. Ты же знаешь, что я беспокоюсь за нее. Почему не поспешила сообщить мне?
– Это произошло так неожиданно, Энди, – ответила она. – Кроме того, я… я думала, что справлюсь сама.
– Ха! – громко усмехнулся он.
– Пожалуйста, – начала умолять она, – потише.
Он посмотрел на ребенка.
– Ты права. Сейчас не время и не место, но когда мы будем одни, обязательно это обсудим.
– Тебе будет легче, если я извинюсь? Ты этого хочешь?
– Мне нужны не извинения, а объяснения.
Кесси отвернулась от него. Сжав кулаки, она старалась вернуть самообладание.
За последние четыре месяца она научилась обходиться без посторонней помощи. Это был ее выбор. Она должна была показать другим, что может справиться со сложившейся ситуацией.
Теперь он вернулся и ведет себя так, словно она непослушный ребенок, а не взрослая женщина, мать. Ничего не изменилось.
Кесси с трудом сдерживала негодование. Здесь нельзя было спорить, а Эндрю Макларен не способен обсуждать что-либо спокойно.
– Элизабет ужасно выглядит. – От волнения слова застревали у Эндрю в горле.
– Она еще очень слаба. – Кесси повернулась к нему и, увидев необычайную усталость у него на лице, сделала шаг навстречу. Он не был похож на человека, за которого так недавно она выходила замуж. Небритые щеки и неопрятный вид, более длинные, чем обычно, волосы подчеркивали его мужественность. Ее досада неожиданно испарилась, а в душе возникла нежность к этому уставшему и взволнованному человеку.
– Ты сам неважно выглядишь, Энди.
Он уставился на нее. Зеленые огоньки вспыхивали в его глазах, челюсти были яростно сжаты. Кесси показалось, что он сверлит ее взглядом.
– Как давно она в госпитале?
– Я думала, что у нее опять простуда, – ответила она. – Она столько болела, что я не придала этому особого значения.
– Как давно? – настаивал он на ответе. Кесси колебалась.
– Три дня. – Она попыталась объяснить: – У нее были сильные хрипы…
– Что сказал доктор? Сколько это еще будет продолжаться?
– Они хотят держать ее в кислороде до тех пор, пока не наладится дыхание.
– Кислород дают только тяжелобольным. – Его слова звучали как обвинение, хотя он и контролировал свой голос. – Когда же, черт побери, ты повзрослеешь? Что может заставить тебя осознать серьезность положения?
– Я уже знаю, я принесла ее сюда, Энди.
– Почему не раньше? – повысил он голос.
– Ш-ш! Ты разбудишь ее.
– Прости. – Эндрю воздел руки в извинении, затем устало начал разминать шею, мотая головой из стороны в сторону. Неожиданно он объявил: – Я бы перехватил что-нибудь. Может быть, к тому времени, как я вернусь, она проснется и будет рада меня увидеть.
– Вряд ли она узнает тебя. Ты так долго отсутствовал.
– Возможно, ты права. – Он повернулся и, широко шагая, вышел из палаты, казалось, менее злым, чем пришел.
Изнуренная и опустошенная, Кесси рухнула на ближайший стул. Она думала, что будет рада возвращению мужа. Какая-то часть ее и была рада. Все это время ей приходилось трудиться не покладая рук. И вот теперь у нее явно не было шанса на его одобрение. Ей казалось, что они больше не будут так много спорить, но, оказывается, она ошибалась.
Кесси чувствовала себя дурочкой.
“Энди ждет объяснений. Как я объясню? Каким образом смогу заставить выслушать себя? Он насмехался надо мной, назвал меня ребенком. Но это не так, и надо будет убедить его, что на мне тоже лежит ответственность. Нельзя винить меня в болезни Элизабет. Я хорошо заботилась о малышке, и Энди должен понять это”, – размышляла Кесси.
Эндрю укачал Элизабет, осторожно уложил ее в колыбель и на цыпочках вышел из комнаты. Увидев, что Кесси все еще в ванной, он выбрал одну из книг, рекомендованных братом, и спустился почитать.
Но сосредоточиться он не мог. Книга лежала открытой на коленях, в то время как мысли его блуждали далеко от нее.
Весь день Эндрю украдкой наблюдал за Кесси. Она соблюдала дистанцию. Это было понятно, ведь, когда они забирали дочку домой, он напомнил ей об отложенном разговоре.
Ее поведение озадачило Эндрю. Насколько он мог судить, Кесси была искренне преданна Элизабет, так же любила ее и заботилась о ней, как любая мать. В то же время он не понимал, как могла она оставить больного ребенка и выйти на работу и почему работа для нее оказалась важнее здоровья дочери?
“Удастся ли мне прояснить все, прежде чем я уеду? Я дал ей кров. Обеспечил материально, предложил помощь, когда ей понадобится. Если она не обращается ко мне, что еще я могу сделать? Лишь периодически приезжать в Бостон”, – думал Эндрю.
Роль отца, весьма редко видящего ребенка, не очень его устраивала. Замечание Кесси, что Элизабет вряд ли узнает его, глубоко задело Эндрю. У него перекашивалось лицо, как только он вспоминал об этом. “Почему, черт побери, должно быть так сложно? Осталось ли еще что-нибудь простое? ” – Эндрю откинул голову на подушку и закрыл глаза.
“Это не годится, Макларен, – упрекнул он сам себя. – Ты что-то упустил. Ты самонадеянно думал, что будет легко нести бремя ответственности за жену и ребенка. Подумай еще…”
Приглушенный звук шагов на лестнице заставил его открыть глаза и обернуться. Он увидел, как Кесси приостановилась, потом вновь стала подниматься вверх.
– Кесси, – окликнул он, стараясь скрыть свое разочарование, – нам надо поговорить.
Эндрю наблюдал, как она спустилась по ступеням, прошла по ковру гостиной и опустилась в кресло, не произнеся ни слова, затем уставилась в пол, словно школьница, готовая получить нагоняй от учителя.
Был ли он не прав, ожидая объяснений? Ему только хотелось понять… В молчании ощущалась напряженность. Не в состоянии выносить это дольше, Эндрю захлопнул книгу, откинул ее в сторону и, стараясь сдерживать эмоции, поднялся со своего места. Оказавшись на ногах, он тотчас начал расхаживать взад и вперед, как загнанный в клетку зверь.
Этим он добился контроля над волнением. Эндрю ненавидел свои чувства, свою беспомощность, считая возможным опираться только на разум и логику.
Сплетя пальцы рук за спиной, он развернулся лицом к жене.
– Почему ты не сообщила мне, как только Элизабет заболела?
Она подняла голову, ее и без того темные глаза стали еще темнее.
– Я говорила тебе: она часто простужалась. Я никак не думала, что это что-то серьезное…
– Почему ты не заметила, что ей становится хуже? Черт, Кесси! Я никак не могу понять, как такое случилось!
– Она всегда больна! – воскликнула Кесси. – Не было никаких необычных признаков, когда я в пятницу пошла на работу. В субботу утром она казалась слегка разгоряченной. Я оставила ее с мамой.
– Вот! – перебил ее муж. – Ты оставила ее и ушла на работу.
– Моя мама подменяла меня. Я могу доверить ей ребенка!
– Но ребенок заболел, Кесси, – напомнил он. – Как, черт возьми, ты могла оставить ее, когда она была больна?
– Ну и что, – огрызнулась она. – Элизабет всегда больна! Кроме того, я быстро доставила ее в госпиталь, как только обнаружила, что это серьезно.
– Может быть, ей был необходим осмотр врача раньше, но ты не знала, потому что была на работе.
В тоне Эндрю отразился его характер: он почти кричал. Кесси закричала в ответ:
– Я доверяю своей маме!
– Я – нет! Если бы у нее была хоть капля чувства, она бы показала ее доктору сама!
– Ты нерассудителен…
– Нерассудителен? – Он повторил это слово, будто оно было иностранным. – Я говорю о здоровье Элизабет. Разумно было показать девочку врачу. Больной ребенок должен быть на первом месте. Перед работой, Кесси, – подчеркнул он. – Перед работой!
– Хорошо! – уступила она, взмахнув руками. – Может быть, я приняла неверное решение…
– Может быть? Неверное решение? На самом деле ты приняла несколько неверных решений. Ты забыла, что не сообщила мне немедленно?
– Я считала, что делаю все правильно!
– Ты вовсе ничего не считала! Черт, Кесси! Я думал, что у тебя больше здравого смысла, допускал, что тебе можно доверить заботу о Элизабет. Как, ты думаешь, отнесся бы к этому Мерфи? По-моему, он был бы разочарован!
Нервы Кесси и без того были измотаны болезнью Элизабет. Его слова оказались последней каплей. Ярость поднялась в ней, требуя выхода. Она вскочила со стула, замахала руками перед его носом.
– Послушай, Эндрю Макларен, – заявила она. – Мерфи мертв. Но если бы был здесь, то не орал бы. Он никогда не повышал на меня голоса. Мерфи понял бы, что я сделала все, что могла, для нашего ребенка. Он доверял мне. Он был бы разочарован? Это ты разочарован, потому что я не подхожу под твои придуманные стандарты.
– Ты позвонила бы Мерфи, чтобы сообщить о болезни дочери? – допытывался Эндрю.
– Да, – ответила она, вздернув подбородок. – Да, конечно.
– А мне – нет?
– Ты ей не отец! – ответила она тут же. Мрачная, неподвижная тишина, заполнившая комнату, была гораздо тяжелее, чем злобные слова, которые ей предшествовали. С трудом набрав в легкие воздух, он стоял, глядя сквозь нее. Его захлестнула такая волна боли, какую он еще никогда не испытывал.
Он был отцом Элизабет, чувствовал себя отцом с того момента, как ощутил ее толчки под своей ладонью. Он держал ее в своих руках, когда она родилась, провел часы, нянчась с ней, заботясь о ней, любя ее. Она была его дочерью. Даже имя ей дал. Она была его! Его, черт побери! Не Мерфи. Мерфи только дал ей жизнь. Эндрю принял на себя всю ответственность за нее, все заботы… И получил ее любовь.
Он отвернулся, его страдание было невыносимо. Не зная, как с ним справиться, Эндрю покачал головой, как бы опровергая утверждение Кесси. Наконец он глубоко вздохнул.
– Ты не права, Кесси, – возразил он, стараясь сдержать дрожащий от волнения голос. – Я ее отец. Я дал ей свое имя. – Взглянув в ее глаза, он вновь увидел, что они потемнели. – Мерфи никогда не собирался стать отцом Элизабет, а я готовился.
Кесси кивнула, осознавая свою ошибку. Она сожалела о вылетевших у нее словах. Они были брошены в порыве гнева, и теперь, хотя она и понимала, что должна попросить прощения, не знала, с чего начать. Оскорбленное выражение лица мелькнуло перед ней, приоткрыв всю силу его боли, скрытой за непроницаемостью самообладания. Если бы только она понимала его достаточно хорошо, чтобы перекинуть мост через пропасть, которую создала своим необдуманным заявлением.
– Энди, – начала она робко, – я была раздосадована. – Она сделала пробный шаг, затем приблизилась, чтобы тронуть его за руку. Под пальцами Кесси почувствовала напряжение его тела. – Прости, я не должна была говорить это. Ты… ты не заслужил этого, – срывающимся от слез голосом сказала она. – Ты так добр к нам, Энди. Я… я действительно очень сожалею. Ты нужен нам…
Она говорила заикаясь, и слезы струились по ее щекам.
Ее слова были для него бальзамом. А когда нежные пальцы Кесси коснулись его руки, он дрогнул. Глядя сверху вниз на эту женщину-дитя перед собой, он почувствовал, что ярость, которую он испытывал мгновение назад, куда-то исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17