– Я имел в виду – в физическом смысле.
– Чувствую себя продрогшей, мокрой, больной. И глупой.
– Понятно, – произнес Зейн, взяв ее за плечи и заставив повернуться. Взглянув на него, Келли замигала. На лицо Зейна, подчеркивая выразительность черт, падал свет от двери. – Вам необходима горячая ванна. И что-нибудь горячее внутрь. А потом – сухая, чистая постель. Сейчас что-нибудь придумаем. Где ваш халат? Тот самый, который закрывает каждый дюйм вашего тела?
– В шкафу, – со вздохом ответила Келли.
Зейн успокаивающим жестом положил ей руку на лоб.
– У вас нет лихорадки, – произнес он. – Ну-ка, вставайте, изнеженное существо.
Зейн приподнял ее, задержав на плечах руки чуть дольше, чем было необходимо. Это продолжалось всего один миг, но он наполнил Келли странным приятным теплом, постепенно разгоравшимся внутри. Она с трудом поборола желание обвить руками его шею и прижаться к сильной груди. Внезапно захотелось, чтобы Зейн обнимал ее всегда, целовал так, как в ту памятную ночь на берегу.
Но он отпустил ее и поднялся.
– Вы имеете какое-нибудь представление о том, что с вами случилось? – спросил он, подходя к шкафу. Вытащив халат, протянул его девушке.
Келли взяла халат, но при этом коснулась руки Зейна; ее до глубины души поразило, что столь простое прикосновение вызвало в ней такую бурю желания.
– Нет. Кажется, это была судорога. Я читала о подобных случаях. Но ни со мной, ни с моими знакомыми этого еще не случалось.
– Но теперь все в порядке? – Зейн обхватил ее за плечи и поставил на ноги так, что Келли оказалась всего в нескольких дюймах от него. На сей раз он убрал руки слишком поспешно.
Келли испустила долгий, прерывистый вздох.
– Со мной все хорошо. Что бы там ни случилось на озере, сейчас уже все прошло.
– Вот и отлично, – кивнул он. – Тогда примите ванну. А я пока займусь яичницей.
Взявшись рукой за ее плечо, Зейн подтолкнул девушку в сторону ванной.
У Келли от слабости подкашивались ноги, к тому же ей было неловко раздеваться догола и чувствовать себя такой беспомощной, когда в соседней комнате находится малознакомый мужчина. Однако теплая вода оживила ее и заставила вновь почувствовать вкус к жизни. Завернувшись в просторный халат и вытерев волосы, Келли побрела в гостиную.
Зейн стоял у плиты, помешивая на сковородке яичницу-болтунью. Со сдержанным любопытством взглянув на Келли, он промолчал.
Так же молча он положил яичницу на тарелку, подхватил выскочивший из тостера тост и поставил тарелки на стол.
– Садитесь, – приказал он, – и ешьте. Келли села.
– Из вас вышел бы чудесный муж, – заметила Келли. Яичница выглядела аппетитно, и даже растворимый кофе в чашке стал пахнуть ароматнее, чем обычно.
– Это точно, – пробормотал он, садясь напротив. – Я перестелил вашу постель. Полагаю, в дальнейшем мне придется отмывать здесь полы и всерьез заняться посудой. Но разве кто-нибудь способен оценить мои мучения у раскаленной плиты и стертые до костей пальцы? Нет – никто и никогда.
Келли с жадностью накинулась на еду: в ней проснулся волчий аппетит.
– Только я способна вас оценить. Вы спасли мне жизнь, избавили меня от голодной смерти – как же я могу этого не оценить?
Зейн пожал плечами.
– Не знаю; уж какой-нибудь повод вы непременно найдете.
– Послушайте, – начала Келли – согревшаяся, насытившаяся, испытывавшая удовольствие от присутствия Зейна, – я должна извиниться перед вами. Я прочитала вашу книгу, «Ее демон-любовник», и должна признаться: она замечательна.
Хотелось увидеть, как Зейн отреагирует на ее слова. Вероятно, будет доволен, польщен, а может, отнесется к ее словам скептически или же, наоборот, проявит скромность. Зейн же просто подпер подбородок ладонью и молвил:
– «Замечательна» – это явное преуменьшение.
Келли пожалела о своем комплименте, заставившем глаза Зейна вновь зажечься насмешливым огоньком.
– А вам ведь не чуждо тщеславие, верно?
– Мне нравится, когда вы напускаете на себя строгий учительский вид. Нет, я не тщеславен. Иногда, выполняя работу, надо просто чувствовать, что делаешь то, что надо. Этого мне достаточно.
Келли вздохнула и отпила глоток кофе. Она была слишком слаба, чтобы опять вступать в спор.
– Все верно, – нехотя признала она. – Мне всего лишь хотелось, чтобы вы знали: я напрасно осудила вас. Я была не права.
– Тогда почему же, – спокойно спросил Зейн, оглядывая ее холодными серыми глазами, – мне кажется, что вы по-прежнему не одобряете меня? Боже милостивый, да на вашем лице опять появилась маска учительницы! И это в два часа утра!
– Как? В два часа? – воскликнула Келли. – Сейчас уже два часа?
– Вы проспали почти пять часов. А я остался здесь, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. А в чем, собственно, дело? Боитесь за свою репутацию?
Келли покраснела и уставилась на полупустую чашку с кофе.
– Я просто не знала, что уже так поздно.
– Да, еще заходила ваша соседка и настойчиво справлялась, кто я такой. Мэвис, или как ее там. Она видела, как я нес вас в дом. Мне она, между прочим, не понравилась – слишком навязчивая особа. И потом, есть в ней что-то отталкивающее, фальшивое.
– Нет, она добрая, – возразила Келли, не отрывая глаз от чашки. Интересно, наблюдает ли за ее дверью Мэвис и сейчас, ведь она знает, что Зейн до сих пор в ее доме. – Просто она слишком осторожная – видимо, потому, что живет одиноко.
– А вот мне она показалась настойчиво чего-то добивающейся; правда, не уверен, чего именно. Ее речь была слишком беспокойна и уклончива. Кроме того, мне пришлось побеседовать с еще одним вашим соседом – о его музыке. Я велел приглушить ее – вы спали.
Келли подняла голову, ее глаза расширились.
– Вы беседовали с Терри?
Зейн пожал плечами и взглянул на нее с выражением, напоминающим одновременно и гримасу, и улыбку.
– Послушайте, у Джимми уже состоялась «беседа» с ним прошлым летом об этой оглушительной музыке. Этот тип действует намеренно – у него какое-то пристрастие к шумовому загрязнению. Не спорю, он наверняка ваш приятель, и все же…
– Он не мой приятель, – перебила Келли.
– Но именно так он сам заявил, – сообщил Зейн, и его глаза раздраженно блеснули. – Он шел за мной по пятам, настаивая на своем праве заботиться о вас. Он сказал – и я повторяю его термин, – что вы «его собственность».
– Его собственность? – воскликнула Келли. – Да как он посмел? Я сама по себе – и уж ни в коем случае не его собственность!
Зейн хохотнул, и его смех нельзя было назвать приятным.
– Вам придется самой разобраться с этой проблемой. Вечером в его лодке вы выглядели именно его собственностью. Во всяком случае, мне пришлось вышвырнуть его с крыльца. Надеюсь, это не слишком повредит вашим отношениям.
Келли недоуменно провела рукой по влажным волосам.
– Вышвырнуть с крыльца? Вы действительно вышвырнули его?
– Да, – ледяным тоном отозвался Зейн. – Он достал меня. Поэтому я сграбастал его за воротник и ремень пижонских штанов и перебросил через перила. Но не тревожьтесь – он приземлился на ноги.
Келли смотрела на него, не зная, радоваться этому известию или испытывать отвращение. Зейн был так силен, что с легкостью мог бы выбросить за перила крыльца и не такое тщедушное существо, как Терри Хардести. Она недовольно покачала головой и строго произнесла:
– Насилие ничего не решает. – Какая жалость, что Зейн не зашвырнул Терри в озеро!
Зейн мрачно и зло взглянул на нее.
– Вы когда-нибудь пытались втолковать что-нибудь этому олуху?
– Да.
– Тогда поверьте мне: в этом случае насилие – единственное решение проблемы.
Келли сдержала улыбку. Разумеется, Терри был невыносим – чрезмерно самоуверенный, туповатый и злопамятный, и, вероятно, убедить его можно было только тем единственным способом, которым воспользовался Зейн.
Но она была против любого способа насилия и потому решительно покачала головой и сжала воротник халата у горла.
– Вы настоящий человеконенавистник – вам никто не нравится.
– Да, – подтвердил Зейн, встречая ее взгляд с раздражающе спокойным выражением. – И вы тоже мне не нравитесь сегодня. Я говорил вам, что опасно заплывать так далеко одной.
Келли отодвинула пустую тарелку. То, что с ней случилось, было странной, необъяснимой случайностью; такое, возможно, бывает раз в жизни. Но и Зейн, и Терри считали своим долгом наставлять ее. Келли надоело выслушивать от мужчин поучительные нотации. Она промолчала, только упрямо вздернула подбородок.
– Не появись я здесь, вы бы достались на корм рыбам, – заявил Зейн. – Довольно глупо.
– Верно, верно, – устало согласилась Келли, раздраженно двигая по столу рукой, – больше я этого не сделаю. Мне повезло, что вы появились вовремя и спасли меня от моей собственной глупости; и так далее, и тому подобное… – Она закрыла лицо руками: на нее внезапно накатили испуг, стыд и потрясение. – Но зачем вы приехали? Считаете себя обязанным навещать меня – как и совать нос в дела всех соседей?
Долгую минуту Зейн сидел молча. Келли потерла увлажнившиеся от неожиданных слез глаза. Слишком многое произошло, надавило на плечи, и теперь она ощущала странную опустошенность и душевное смятение.
Келли не отрывала ладоней от лица: было легче отгородиться от Зейна, чем смотреть на него. Ей стоило немалых трудов наконец-то поднять голову. Как всегда, Зейн вызывал в ней настоящую бурю чувств, швыряющую ее из стороны в сторону, как утлую лодчонку.
Почему она так сильно привязалась к нему, зная, что это за человек? Письмо Джимми лежало в другой комнате; да и Мэвис, бдительная Мэвис, не раз предупреждала ее относительно Зейна, а у Мэвис не было причин лгать.
– Мне хотелось поговорить с вами, – наконец произнес он хриплым голосом.
– Так говорите, – сдавленно отозвалась Келли. – Что вы хотите сказать?
– Вы опять собираетесь заплакать? – подозрительно спросил Зейн.
– Нет! – Келли резко мотнула головой, слыша предательскую дрожь в собственном голосе и ненавидя себя за это.
– Поговорим позднее, – тем же нетерпеливым тоном заключил Зейн. – Только не плачьте, не стоит.
– Я не собиралась плакать, а если бы и захотела, вашего совета спрашивать бы не стала, – отозвалась Келли. Комок в горле мешал ей говорить.
– Ложитесь в постель, – без малейшего сочувствия в голосе приказал Зейн. – Вам необходимо лечь.
Келли печально покачала головой.
– Мне надо уйти, – заключил он. – Я больше ничего не могу для вас сделать. Ложитесь в постель.
Келли молча кивнула. Она слышала, как скрипнул отодвинутый стул, чувствовала, как долго Зейн стоит, глядя на нее. Потом – глубокий вздох и стук каблуков по полу. Келли поняла, что Зейн большими шагами пересекает комнату, открывает дверь и плотно прикрывает ее за собой.
Оставшись одна, Келли позволила себе вволю выплакаться. Вспомнила сковавший движения ужас, когда обнаружила, что тонет. Зейн, сильный и надежный Зейн, спас ее. Но как не думать о письме Джимми, обо всех женщинах, которыми Зейн овладел и которых бросил?.. Объятия его были такими ласковыми, такими надежными – как она могла им не довериться?..
Зейн ехал по озаренной лунным светом дороге, наблюдая, как играют тени в серебристом свете.
Ему пришлось уехать так внезапно только потому, что больше он не мог оставаться в этом доме, не испытывая желания вновь обнять ее. И он прекрасно понимал, что на этот раз его объятия не доставят Келли желанного утешения.
Ему хотелось любить ее – до тех пор, пока на небе не погаснут звезды. Глупое, нелепое желание – она обращалась с ним как с прокаженным. Но временами эта девушка смотрела на него с такой лаской в глазах, что ему хотелось схватить ее и никогда больше не отпускать. Однако для чего ему все это? Как мог он, человек, решивший жить тихо и уединенно, связаться с таким клубком противоречий?
Ему не следует даже думать о ней, что толку? Она слишком юна, слишком не подходит ему во всех отношениях, да к тому же неодобрительно относится к нему по причинам, которых Зейн не понимал, и кроме того, им постоянно мешало что-то еще. Ему было необходимо поговорить с ней. Но едва он начал, как тут же чем-то глубоко и сильно уязвил ее. Она не хочет видеть его рядом, а уж тем более – в своей постели. Но ему, как честному человеку, необходимо было во всем признаться.
Серый в яблоках конь двигался неспешным шагом, все дальше и дальше унося его от Келли через мир неверных теней.
Келли проснулась от настойчивого стука в дверь. Вяло отбросив волосы с лица, она потянулась за халатом. Собака восторженно заскакала вокруг, пока Келли брела к двери.
– Дорогая моя! – воскликнула Мэвис, завидев хозяйку. – У вас все в порядке? Когда уехал этот мужчина? Я собралась войти, чтобы позаботиться о вас, но он уперся как бык. Вы уверены, что с вами все в порядке?
– Я себя прекрасно чувствую, – заверила ее Келли, не испытывая ни малейшего желания видеть Мэвис в роли заботливой сиделки.
– Да? А выглядите вы ужасно, – беспокойно заметила Мэвис. – Я вас не разбудила? Ступайте в ванную, приведите себя в порядок, а я покуда приготовлю хороший завтрак. На ваших косточках должно нарасти хоть немного мяса.
Келли попыталась убедить соседку, что не хочет завтракать, а тем более – доставлять Мэвис беспокойство. В конце концов они сговорились на том, что Мэвис приготовит кофе, и Келли, устало вздыхая, отправилась умываться и причесываться.
Когда она вернулась, Мэвис принялась хлопотать и щебетать, наливая ей кофе и задавая бесчисленные вопросы – впрочем, остающиеся без ответа.
Неужели и вправду Келли отправилась купаться после ужина? Разве она не знает, что это опасно? Она достаточно отдохнула? По виду ей бы надо проспать не меньше месяца! Получала ли она письма от матери? Как поживает милая Сисси? Этот Грей – он не домогался ее?
Сама-то Мэвис, конечно, не интересуется сплетнями, но Джимми говорил, что какая-то девушка пыталась покончить жизнь самоубийством из-за этого Грея, и Мэвис кажется, что она непременно подвела бы Джимми и Сисси, если бы не помешала этому кошмарному человеку увлечь Келли.
В процессе разговора Келли вновь почувствовала себя плохо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24