Фриц воодушевился его поддержкой и продолжил: – В мое время уважающий себя человек не зарабатывал на жизнь перепродажей всяких травок и цветочков! Для чего мы заботились о твоем образовании?
Этот вопрос также задавался каждое воскресенье. Я украдкой посмотрела на собравшихся. Оливер сделал серьезное лицо, поскольку точно знал, что чуть позже этот же вопрос прозвучит и в его адрес; Эвелин рассматривала свои ногти, Катинка украдкой вздохнула, а Эберхард язвительно ухмылялся.
Штефан попытался вести себя независимо.
– На этой неделе у меня были многообещающие переговоры с похоронным бюро Зегебрехта. Они скорее всего захотят воспользоваться нашими услугами вместо фирмы «Цветы Мюллера». Озеленение и оформление могил, очевидно, весьма перспективная тема.
– Ну надо же! – произнес Эберхард и снова рассмеялся своим тявкающим смехом.
– Озеленение и оформление могил! – фыркнул Фриц. – Уважающий себя мужчина никогда не изберет такой род занятий, чтобы прокормить свою семью. Уж лучше я побеспокоюсь, чтобы ты зарабатывал на кусок хлеба в моей фирме.
– Но у Штефана есть работа, – вставила я.
– Это ты называешь работой? – вскричал Фриц. – Из каких средств, позволь узнать, вы собираетесь финансировать образование ваших детей?
– Ах, но ведь у нас пока нет детей, – отважилась возразить я.
Фриц сдвинул густые брови.
– Да, конечно! – прорычал он. – А почему их нет? Потому что вы не в состоянии себе это позволить. Потому и нет. И по той же самой причине моя невестка вынуждена носить вещи из старого сундука с барахлом, сохранившимся с прошлого века.
Первым моим желанием было вскочить с места и возмущенно прокричать, что это барахло совсем не из старого сундука, а из моего платяного шкафа. Но я сдержала себя, потому что где-то внутри понимала, что никакой принципиальной разницы между сундуком и платяным шкафом в общем-то нет.
– Мы могли бы позволить себе иметь детей, – смело вступился Штефан. – Но мы не хотим. Во всяком случае, пока.
– Точно, – сказала я, чтобы хоть что-то сказать. Мы со Штефаном были едины во мнении, что не созданы для детей. А дети для нас.
– Ага, – вступил в разговор Эберхард.
Он-то мог совершенно непринужденно принимать участие в этих воскресных разборках, потому что заслужил признание Фрица. Будучи одним из руководителей довольно крупного автопредприятия (того самого, в котором Фриц до выхода на пенсию являлся вторым человеком), Эберхард зарабатывал вполне достаточно (хотя, может быть, и не очень много). Иначе у него вряд ли бы нашлось время, чтобы каждые два-три года делать своей жене по ребенку. И как в любое другое воскресенье, я пожалела, что у меня в руках нет приличного молотка, чтобы как следует стукнуть его по голове. Или бейсбольной биты, или винтовки, или…
– Ерунда! – закричал Фриц, ударив кулаком по столу так, что кофейные чашки подпрыгнули. – Это полная ерунда. Каждая женщина хочет иметь детей, а каждый мужчина хочет наследника! Только вам это кажется глупым. Да уж, конечно. Почему бы нет? Два бездетных мужика, которым уже за тридцать, и оба по уши в долгах! Один выращивает цветочки для похоронной конторы, а второй берет интервью у доблестных пожарных! Более дурацкой и убогой жизни представить себе нельзя!
– Нельзя говорить слово «дурацкий», – вставил Тиль.
– Здесь ты прав, Тиль, – вступила Катинка.
– Дети, вы можете пойти на качели, – раздраженно заметил Фриц.
Ему хотелось, не стесняясь, еще примерно в течение получаса хамить, сквернословить и оскорблять. После чего, по обыкновению, мы выпивали еще по чашечке кофе, беседовали о погоде и в конце концов мило прощались до следующего воскресенья. Я же говорила: ко всему можно привыкнуть. Вы не могли не заметить: в этой семье все было не совсем нормально. Временами происходящее напоминало мне фрагменты из плохой «мыльной оперы». Хотя мы жили и не в Далласе.
Та-та-тааа, та-та-та-тааа – Гертнеры – удивительная семейка. В главных ролях: Фриц Гертнер – глава семьи, тиран из тиранов; Оливер – его старший сын, работающий на телевидении и женатый на сестре-близняшке Дженнифер Энистон; Штефан – младший брат Оливера, владелец садового питомника и жены, которая выглядит словно кочан цветной капусты; в остальных ролях заняты: Катинка – их младшая и весьма плодовитая сестренка и ее муж, живот которого выглядит так, словно его набили тремя диванными подушками. Смотрите сегодня: серия «Воскресный завтрак в кругу семьи». Поведет ли себя сегодня старый Фриц так же отвратительно, как всегда, и сделается ли в глазах окружающих еще более неприглядным, чем есть на самом деле? Станут ли сыновья и сегодня терпеливо сносить его оскорбления? Сообщит ли Катинка о своей очередной беременности? И продолжит ли Эберхард умиротворенно наблюдать за происходящими разборками за столом, несмотря на то, что большинство протагонистов не приемлют ни малейшего насилия над личностью? Следите внимательно, потому что и сегодня в очередной раз подтвердится: семейство Гертнеров – это наш дом-дурдом!
Леа и Тиль быстро вскочили со своих мест. Им совсем не хотелось выслушивать ругань деда.
Фриц указал на Жана, все еще копошившегося на своем детском стульчике.
– Дингс тоже пусть уходит, – потребовал он. Эберхард послушно вытащил ребенка.
– И не забывай: кто с мечом к нам придет – от меча и погибнет, – назидательно напутствовал он Жана.
Жан кивнул и поковылял вслед за сестрой и братом.
Со своим неизменным «ага» Эберхард снова опустился на стул. Не хватало только, чтобы он, как маленький, захлопал в ладоши своими пухлыми ручками.
– Итак, на чем мы остановились?
– Ах, – произнес Фриц, разводя руками, – я всего лишь хотел узнать, за что судьба наградила меня двумя такими несчастьями, как мои сыновья? Когда я был в вашем возрасте…
Начинался обязательный усыпляющий монолог о восхождении Фрица к вершинам бизнеса. От скромного ученика бухгалтера до босса крупного концерна.
– Но у нас есть и хорошие новости, – в очередной раз сделала робкую попытку Катинка, когда Фриц на мгновение прервался, чтобы тяжело вздохнуть.
На этот раз он позволил ей договорить. Лицо Катанки озарила светлая, благодарная улыбка.
– Наш дом скоро станет нам мал, не так ли, Эби?..
Она все же освободилась от него, от этого своего сюрприза. Я вздохнула едва ли не с облегчением.
– Я уже думал об этом, – заявил Фриц, на какое-то время расслабившись, и хлопнул Эберхарда по плечу: – Отлично исполнено, мой мальчик.
– Н-да, под лежачий камень вода не течет, – гордо произнес Эберхард. – В нашей конуре действительно станет тесновато. Но мы это дело обтяпаем.
– Вероятно, мы начнем строиться, – важно сказала Катинка.
Да, и если они начнут это делать, то пусть сразу закладывают в проект шесть детских комнат. Или восемь. Под лежачий камень…
– Сердечные поздравления, – как-то без энтузиазма произнес Штефан.
Но наша Несушка-рекордистка сияла так, как только может сиять взорвавшаяся атомная электростанция, и смотрела на всех остальных, полная ожидания.
– Да, и от меня тоже, – добавила я и натянула на лицо слащавую улыбку.
– Аналогично, – пробурчал Оливер.
Только Эвелин не присоединилась к этим поздравлениям. Вместо «сердечно поздравляю» она произнесла:
– А я на этой неделе уволилась с работы.
Все разом забыли о свежезачатом Дингс номер четыре.
– Что?! – закричали Катинка, Штефан и Фриц в один голос.
– Вот тебе и на! – вторил им Эберхард.
– Но почему? – Дар речи наконец вернулся и ко мне. – Ты же так хорошо справлялась со своей работой. И у тебя была действительно неплохая зарплата.
Весьма неплохая. Просто зависть брала, какая неплохая.
– Ну и ну, – произнес Эберхард. Воцарилась неприятная пауза.
– Но это была слишком нервная работа, – произнес Оливер в качестве пояснения. – Ненормированный рабочий день, очень часто работа в выходные, к тому же еще эти ярмарки…
– Иногда целый день даже не было времени поесть, постоянный стресс, и из-за этого приходилось много курить, – добавила Эвелин. – Все-таки это очень неполезно для здоровья – быть деловой женщиной. И уж тем более не идеально, чтобы думать о ребенке. Вот я и подумала, разве можно забеременеть, если приходится круглые сутки торчать в офисе или постоянно мотаться по командировкам и выставкам куда-нибудь в Лондон?
– Во всяком случае, не от Оливера, – пробормотал Штефаи, но так тихо, что никто из присутствующих, кроме меня, этого не услышал.
– Что правда, то правда, – сказала Катинка. – Правда, на меня достаточно строго посмотреть, и вот я уже беременна, правда, Эби? Все равно, много у меня дел или нет…
– Да, но… – начала я и сразу умолкла.
Мой свекор закашлялся, но, вероятно, и он никак не мог найти нужные слова.
– Мы уже почти год пытаемся зачать ребенка, – сказал Оливер. – Но несмотря на то что оба здоровы, ничего не получается. И все из-за постоянного стресса. Так говорит наш гинеколог.
– И поэтому я решила уволиться, – подвела черту Эвелин.
– Да, но… – снова сказала я. – Но тогда твоя потрясающая зарплата в фирме пропала. Неужели ты не могла перейти на более спокойное место? Может быть, на полставки? Ведь так ты даже не получишь декретный отпуск…
Эвелин крутила в руке пачку сигарет.
– Н-да, но я не умею делать что-то наполовину, вполсилы. И то, что кто-то теперь получит хорошее место, тоже не особенно меня беспокоит. Просто когда ребенок родится, я снова начну работать, вот и все.
– Но это же невозможно! – Фриц наконец нашел в себе силы заговорить. – Как, черт побери, ты со своим отношением к работе собираешься содержать и жену, и ребенка, Оливер? И как, черт побери, вы собираетесь теперь погашать кредит за машину и за квартиру в пентхаусе?
– Я не понимаю тебя, папа. Ты все время попрекаешь нас тем, что мы не заводим детей, а теперь, когда мы решили сделать то, чего ты так хочешь, ты снова недоволен.
Лицо Фрица сделалось пунцовым от гнева.
– Я всегда говорил, что со своей привычкой жить роскошно вы когда-нибудь сломаете себе шею. О каких детях может идти речь, если по уши сидишь в долгах! Я нас предупреждал!
Да-да, это он делал постоянно.
– И теперь вы приползете ко мне на коленях, чтобы просить денег! – гневно закончил он.
В зимнем саду раздался коллективный возмущенный вздох. Все зашло слишком далеко. Словно кто-то уже хоть раз отваживался просить денег у Фрица! Или вообще о чем-то его просить. Мне казалось, что этот человек не способен потратиться, чтобы подарить своим детям по паре носков ко дню рождения! Он скорее купит какую-нибудь ерунду и по справедливости поделит это между сыновьями и зятем. Даже на Рождество он подарил им всем по наручным часам, которые стоили на тридцать пунктов дешевле, потому что постоянно отставали на тридцать минут.
На лице Оливера застыло такое выражение, словно он – может быть, вспомнив о том самом Рождестве, – готов вот-вот разреветься. Но вместо этого спустя минуту он довольно жестко произнес:
– Можешь не беспокоиться. Мы справимся с этим сами.
Вопрос был лишь в том – как? Пентхаус, который они с Эвелин купили в прошлом году в центральной части города, обошелся им ничуть не дешевле, чем наша земля. За сто сорок квадратных метров они заплатили столько же, сколько мы за четыре гектара. Я считала, что наше вложение денег гораздо лучше. Но для Фрица и то и другое казалось глупостью.
– В арифметике ты был и остаешься профаном, мой любезный господин сын, – сказал он и посмотрел на Оливера пронизывающим взглядом. – Если твоя жена с сегодняшнего дня перестанет испражняться деньгами, то до дачи показаний в суде по поводу имущественной несостоятельности вам совсем недалеко. Хотя бы это тебе ясно?
– С вашей стороны было бы очень любезно, если бы мы здесь не обсуждали проблемы моего пищеварения, – со слезами на глазах произнесла Эвелин.
– Что бы ни делалось, для тебя все будет не так, – сказал Оливер Фрицу.
Но Фриц продолжал развивать свою мысль, не обращая на него внимания:
– Ты, значит, считаешь, что я и дальше должен спокойно наблюдать, как вы коверкаете свою жизнь? Ждать, когда вы полностью разоритесь? Уже столько лет я пытаюсь докричаться до вас, но это словно глас вопиющего в пустыне. Я, слава Богу, достаточно долго терпел ваши промахи и ошибки, но надеялся на то, что вы в состоянии сами их преодолеть и не совершать новых, потому что уже давно не маленькие мальчики, а здоровенные, полные сил мужчины, но теперь все, с меня достаточно! Более чем достаточно! Отныне я все беру в свои руки!
После этой тирады за столом воцарилась гробовая тишина. Я попыталась как можно ниже сползти со стула, мне отчего-то захотелось спрятаться под стол. Такого оборота не принимала еще ни одна семейная разборка.
Оливер наконец решился подать голос:
– Что это должно означать?
– Это должно означать, что теперь веселью пришел конец, – произнес Фриц таким тоном, словно мы в эту минуту стали еще глупее в его глазах, чем были прежде.
– А что конкретно ты имел в виду? – спросил Штефан. В его словах одновременно звучали опасение и надежда.
Фриц откашлялся.
– Я долгое время не решался давать вам денег, так как знал наверняка, что это совершенно бессмысленно, и так как придерживаюсь той точки зрения, что настоящий мужчина должен сам заботиться о себе и близких. Но сейчас я подумал, что могу при определенных условиях изменить своим убеждениям. Я склоняюсь к мысли, что вы все могли бы попользоваться частью моих денег, не так ли?
У нас перехватило дыхание. Как будто Фриц неожиданно бросил на стол ручную гранату. Оливер и Штефан обменялись нервными взглядами, мы с Эвелин тоже. Это что, какая-то ловушка? И было ли сказанное Фрицем вообще вопросом?
Только Эберхард, как всегда, знал верный ответ.
– Ага, – произнес он. – Вопрос только в том, будет ли этой части достаточно.
Фриц вздохнул. Затем решительно поднялся со своего места.
– Мужчины, давайте перейдем в другую комнату. Мне необходимо кое-что с вами обсудить.
Штефан и Оливер снова обменялись нервными взглядами, но мой свекор уже уверенно направился к дверям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30