– Идею с ограниченным бюджетом я нахожу просто гениальной: всего за десять тысяч евро совершенно новый сад, в это невозможно поверить.
– Невозможно? – А я-то боялась, что они найдут расходы чересчур завышенными.
Да даже за половину этих денег можно было достичь такого… Но уж за десять тысяч мы с Оливером сотворим настоящее чудо.
– Вы знаете, сколько я вынужден был выложить в прошлом году за переустройство нашего приусадебного участка? – спросил Дюрр. – Моя жена пожелала этакий садик в японском стиле с ручейками и камнями. И прочей ерундой. За эти деньги я смог бы купить недвижимость на Балеарских островах.
– Охотно верю, – сказала я. – Но ведь куда привлекательнее, если человеку постоянно подбрасывают идеи, которые по карману и, главное, по душе любому обывателю, не так ли?
– Именно так, – подтвердил Дюрр. – Это будет абсолютный прорыв! Правда, Киммель?
– Мы сделаем это, – согласился Киммель и пожал нам обоим руки.
– Да, мы сделаем это, – повторил Оливер, продолжая держать меня за локоть.
Мы дождались, пока оба господина исчезнут за кулисами, и бросились друг другу в объятия.
Глава 11
Едва мы сели в машину, у меня начали стучать зубы.
– Странно, – заметила я. – Сейчас, когда все позади, я снова трясусь от страха.
– У меня такое же состояние, – сказал Оливер. – Даже ладони внезапно вспотели. Я не могу повернуть ключ, видишь?
Я глубоко вздохнула.
– Слушай, Оливер! А ты уверен, что все это не безумная идея? Ты в самом деле хочешь меня там видеть? Перед камерой, я имею в виду.
Оливер засмеялся.
– Да, в этом я уверен, Блуменкёльхен. Прежде всего, в твоем замечательном комбинезоне, под которым ничего не надето.
– Но я же не смогу сделать ничего подобного.
– Я хотел бы, чтобы ты посмотрела на себя в пробе в программе у Линдера, – сказал Оливер. – Ты действительно природный талант. И очень телегенична. Кроме того, наше шоу не будет связано со столь долгими разглагольствованиями, ты сможешь просто работать, давая время от времени несколько практических советов. Это же должно быть тебе по душе, правда?
– А это не будет заблуждением? Ведь я стану получать деньги за то, что больше всего люблю делать.
– Да, и не очень скудные.
– А я думала, что они платят тебе, чтобы не дать умереть с голоду.
– Кто это сказал?
– Твой отец.
– Ах он! – заметил Оливер. – Но я думаю, что в данном случае это будет не только менеджерское жалованье.
– А еще доход от рекламы! – Я совершенно по-детски радовалась предстоящему успеху.
– Да, а еще мы кое-что получим за саму концепцию. Ведь телеканал должен ее у нас купить.
– И много? – Теперь мои зубы застучали еще сильнее.
– Довольно внушительную сумму, хотелось бы думать. Но давай подождем. У меня есть один приятель, он адвокат и сможет уладить это дело наилучшим образом.
– Да, давай подождем. – Я посмотрела на руки Оливера. – Ну как, теперь ты сможешь повернуть ключ?
Оливер ухмыльнулся:
– Теперь должно получиться. Не поехать ли нам домой и не откупорить ли бутылочку шампанского?
– Да! – воскликнула я. Но затем покачала головой. – Нет, мы должны рассказать об этом остальным. Эвелин обрадуется, и Штефана удастся убедить, что наш питомник еще принесет удачу и успех. Он в последнее время только и твердит о том, что пора искать новую работу. В качестве экономиста или менеджера. Он считает, что закопал свой талант в землю в нашем питомнике.
– Может быть, питомник для него и в самом деле не лучшее занятие.
– Но… да, наверное, – пробормотала я. Мне хотелось закрыть глаза и дать волю слезам, но я испугалась за ту суперпорцию туши для ресниц, которую использовала сегодня утром. – Может быть, я смогу продолжить дело сама, в одиночку, а он найдет себе другую работу. Мне кажется, каждый из нас должен найти счастье в своей работе, разве нет?
– Да, – сказал Оливер и завел наконец мотор. – Итак, в питомник?
– Пожалуйста, – проговорила я. – А шампанское мы, так или иначе, сможем выпить сегодня вечером.
Эвелин сидела на прилавке магазина и болтала ногами, а доктор Бернер, директор банка в отставке Шерер, добрый старина Хуберт и господин Кабульке стояли рядом. Каждый из них держал в руках по большому бокалу, наполненному красной жидкостью.
– Это кровь, которая превратит нас в бессмертных, – произнес Шерер, и все, включая Эвелин, сделали по большому глотку из своих бокалов.
– Мы что-то пропустили? – спросила я.
– Господа подарили мне и господину Кабульке свой рецепт вечной молодости, – сказала Эвелин и указала рукой на миксер, стоявший рядом с несколькими бутылками и пакетами на холодильнике. – Томатный сок, сок алоэ, яичный белок, витамин С и водка. Не хотите ли по глоточку?
– Мне, пожалуйста, водки в чистом виде, – потребовал Оливер.
– Это тайный рецепт, – прошептал Хуберт. – Его достойны знать лишь избранные.
– Ну, ясно, – сказал Оливер и засмеялся. – Всякий сброд не достоин этого и не достоин жить вечно. Что же такого тайного в этой рецептуре?
– Водка, рискну предположить, – объявила я, сделав довольно солидный глоток из бокала Эвелин. – В общем и целом все, что вы назвали, не может быть особенно вкусно.
– Это не совсем верно, – возразил господин Кабульке. – Ее можно распознать по вкусу, но ни за что не уловить ее запах.
– Но ваша жена все равно этот запах унюхает, – вмешался доктор Бернер. – Не так ли, господин Кабульке?
При упоминании о жене господин Кабульке сразу утратил способность нормально говорить и начал заикаться.
– Д-д-да, это верно, – с несчастным видом произнес он.
Эвелин сделала еще один солидный глоток.
– Очень великодушно с вашей стороны раскрыть нам тайну этого рецепта.
– Каждый день по одному бокалу, – произнес Шерер. – И вы сможете дожить до таких же лет, как мы. Но помните, что вы обещали нам за это?
– Помним, – сказала Эвелин и соскользнула с прилавка. – Господин Кабульке, вы пойдете в оранжерею номер пять.
– Эвелин! – испуганно воскликнула я.
– Не беспокойся, Оливия, мы можем доверять господину Кабульке. У меня по химии была двойка, но господин Кабульке – ас в этой области. Не так ли, господин Кабульке?
– Да, но… – простонала я.
– Н-н-не беспокойтесь, – произнес Кабульке. – Это всего лишь научные изыскания.
– Ах так? А что с ними? – Я указала рукой на стариков. – Ты собираешься засадить нас всех в тюрьму?
– Но кто-то же должен покупать у нас этот товар, – сказала Эвелин. – А они единственные из тех, кого я знаю, у кого достаточно денег на такую покупку.
– Кто здесь говорит о тюрьме! Мы интересуемся данным продуктом чисто с научной точки зрения, – возразил Шерер.
А доктор Бернер добавил:
– Наше поколение вообще ни о чем подобном не знало.
– Не хватало еще, чтобы мы раскрыли и себя, и вас. Мы всегда чисто делаем свою работу, – сказал Хуберт.
– О чем здесь вообще идет речь? – спросил Оливер. В этот момент он казался очень похож на Фрица.
Мне даже страшно стало.
– Ни о чем таком, что могло бы тебя заинтересовать, – сказала Эвелин.
– Слушай, Эвелин, прекращай этот спектакль, – сердито проговорила я. – Если речь уже не идет о тюрьме, то Оливеру тоже не помешает знать об этом.
Эвелин пожала плечами:
– Если ты так считаешь… Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Я внимательно посмотрела на Оливера. Он снова поднял высоко брови, как бывало всегда, когда он пытался вникнуть в суть какого-нибудь нового для себя дела.
– Эвелин решила посвятить появившееся у нее свободное время делу садоводства и цветоводства, – принялась объяснять я. – И в определенном смысле преуспела в этом. Она сумела вырастить несколько килограммов отборной cannabis.
– Семь к-к-килограммов, если быть совсем точным, – уточнил господин Кабульке. – И высочайшего качества. По содержанию в нем ТНС качество просто уникальное.
– Что, простите? – Оливер совершенно несправедливо одарил меня немыслимо строгим взглядом. – Я правильно понял? Вы здесь поставили на широкую ногу производство наркотиков?
Я подавленно кивнула.
– Оливия! Но этого я от тебя вовсе не ожидал! – сказал Оливер.
– А разве это запрещено? – спросил господин Кабульке.
Эвелин закатила глаза.
– Конечно, запрещено, господин Кабульке, – сокрушенно проговорила я. – А как вы думали?
– Но мы же теперь в ЕС, – заметил господин Кабульке, и никто так и не понял, что он подразумевал под этим.
– Это не только незаконно, – продолжал читать нотации Оливер. – Гашиш – это так называемый легкий наркотик, но дети, как правило, начинают именно с него. А затем переходят на более сильные.
– Я знала, почему тебе нельзя об этом говорить, – сказал Эвелин. – Ты моралист. Апостол.
– Это была идея Эвелин, – жалобно произнесла я.
– Конечно, – сказал Оливер еще более неодобрительно.
– И за это м-м-могут привлечь? – поинтересовался господин Кабульке.
– Еще как, – ответил Оливер. – За то количество, что вы здесь вырастили, вы сможете провести в тюрьме остаток своей жизни.
– Да не будьте же вы так строги, Оливер, – вмешался в разговор Шерер. – Вы сами во время учебы разок-другой забили косячок и покурили его на переменке. Но мы как раз совершенно другое поколение. Когда учились мы, нам доставляло кайф одно только сознание того, что сегодня или завтра можно будет досыта наесться. И совершенно понятно, что потребности в отношении наркотиков у нас были совершенно иные.
– Но пожалуйста, не выдавайте нас вашему отцу. Он, к сожалению или к счастью, не имеет истинного представления о такой тяжелой юности, – сказал доктор Бернер.
– Как и его сын, – пробубнил Хуберт.
– Вот моя старуха обалдеет от удивления, когда узнает, что я на старости лет ступил на криминальную тропу, – расстроенно произнес господин Кабульке. – Но уж точно перестанет жаловаться на то, что я последние сорок лет веду такую скучную жизнь.
– Так-так, Эвелин, – сказал Оливер. – Значит, ты снова покуриваешь травку? Или теперь речь идет лишь о деньгах? Но меня, во всяком случае, не надо убеждать в том, что интерес к этим цветочкам у тебя чисто ботанический. И повышенный спрос на материал для научных исследований – для меня тоже не аргумент, – И, повернувшись к старикам, чеканя каждое слово, добавил: – Моя жена во время учебы в университете не случайно имела прозвище Потти!
– Потти! – воскликнул Шерер и закатился таким приступом хохота, словно уже успел курнуть приличную дозу травки.
– Вот именно, Потти, – совершенно серьезно повторил Оливер. – Как идут дела? Ты вырастила это для собственного употребления, Потти?
– Уже хорошо, ты, филистер. – Эвелин, улыбаясь, повернулась к старикам. – Можно подумать, что с тех пор, как он перестал быть Шитти, прошел не один световой год.
У Шерера начался новый приступ хохота. Остальные тоже заулыбались. Только я смотрела на Оливера и Эвелин с открытым ртом. Это было нечто абсолютно неожиданное.
– Только я давно вышел из того возраста, – сказал Оливер. – Сегодня я уже взрослый человек и хорошо знаю, что несу ответственность перед остальным миром за определенные поступки.
– Шитти и Потти, – прохрипел Шерер, задыхаясь от хохота. – Потти и Шитти! Я давно так душевно не смеялся!
– Я тоже вышла из того возраста, – произнесла Эвелин, обращаясь к Оливеру. – И я к тому же, кажется, беременна.
– Что?! – закричал Оливер.
– Что?! – закричали хором старики и я.
– Сердечные поздравления, – сказал господин Кабульке.
– Потти беременна от Шитти, Потти беременна от Шитти, – пропел Шерер и схватился руками за живот от смеха.
– Кажется, – еще раз уточнила Эвелин.
– Ну, пора, пора, – вставил доктор Бернер. – Так часто встречаться в отеле, как это делали вы…
– А та книжка, которую я вам дал, она ведь и вправду хороша, – сказал Хуберт. – Мы с моей женой частенько заглядывали в нее.
Оливер прикусил губу. Определенно на сегодняшний день ему было многовато. Сначала эта история с шоу на телевидении, а теперь еще и известие о долгожданном потомстве. Он выглядел так, словно был не в состоянии как следует осознать происходящее.
– И что нам теперь делать? – растерянно спросил он.
– У меня дома есть тест на беременность, – сказала Эвелин. – Я могу его сделать прямо сейчас, и тогда можно будет говорить более определенно.
– Да, – с ликованием поддержал Хуберт. – Я за то, чтобы мы немедленно это сделали.
– Я тоже, – одновременно сказали доктор Бернер и Шерер.
– Может быть, вы пока полюбуетесь на свою коноплю, уважаемые господа, – сердито произнес Оливер. – В конце концов, тест на беременность – штука весьма интимная, вам не кажется?
– Жаль, – разочарованно заметил Шерер.
Вероятно, его поколение не имело также счастья узнать, что такое тест на беременность, и для общего развития им это было ну очень важно.
– А где, собственно говоря, Штефан? – спросила я, постепенно начиная превращаться в нормального человека.
– Ему все происходящее здесь кажется слишком инфантильным, – сказала Эвелин. – Кроме того, у нашей кривоножки сломалась машина, и он повез ее домой.
Хуберт посмотрел на часы.
– Но может в любую минуту вернуться, потому что в половине третьего муж кривоножки возвращается домой.
– Откуда вы знаете? – спросила я ошеломленно.
Я даже не знала, где живет Петра, а уж тем более во сколько обычно приходит домой ее муж.
– Мы знаем все, – серьезно проговорил Хуберт.
– По-моему, не очень вежливо все время называть ее кривоножкой, – сказал Шерер. – А вдруг у нее есть другие достоинства?
– Да, много, за исключением мозгов, – съязвила Эвелин.
Шерер снова хихикнул.
– Хорошо сказано, Потти, хорошо.
Эвелин хлопнула в ладоши.
– Тогда вперед.
Все, кроме меня, пришли в движение. Старики под руководством Кабульке направились в оранжерею номер пять, чтобы осмотреть урожай, выращенный Эвелин, а она вместе с Оливером пошла в наши руины делать тест на беременность. Я осталась в магазине совсем одна. Состояние у меня было такое, словно желудок чем-то обожгли. Может быть, все дело в водке?
Что за сумасшедший день!
Сначала участие в качестве куклы в этом дурацком ток-шоу у Йохена, затем восхождение в качестве новой телезвезды, потом это сборище со стариками, история про Потти и Шитти и в довершение всего – беременность Эвелин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30