Мария с трудом сосредоточила взгляд на спине лаборанта, который шел прямо перед ней.– Что же ты сделал? – услышала она свой голос.– В ту ночь мне удалось пройти в больницу – помнишь, когда я отправился за шампанским? Затем я прокрался в палату и задушил этого цыгана подушкой. И очень кстати, ибо он узнал меня.– Понятно…После этого они молча продолжили путь к больнице. Когда все входили через парадную дверь, доктор Шукальский взглянул на часы. Ему удалось растянуть прогулку на пятнадцать минут – этого более чем достаточно, чтобы морфин подействовал.Сначала он показал инспекционной команде забитый до отказа первый этаж, где лежали обычные больные. Затем все познакомились с кухней и лабораторией.– Господа, я весьма восхищен смелостью, какая требуется, чтобы вот так войти в район эпидемии лишь потому, что возникло подозрение, – сказал доктор Шукальский. – Полагаю, вы все обладаете иммунитетом от тифа.Врачи, молчавшие последние десять минут, один за другим едва слышно ответили:– Я нет.– Я тоже.Шукальский задержался на минуту и поднял брови.– Это правда? Господа, тогда я вдвойне поражен. Я понимаю, что у вас могут быть подозрения, но подвергать себя опасности заразиться тифом, чтобы доказать свою правоту, кажется мне безрассудным шагом.Все взглянули на Макса Гартунга. Его лицо оставалось бесстрастным.– Тогда все в порядке, – сказал Шукальский. – А теперь я покажу вам лежащих у нас больных с самой тяжелой формой тифа. Из-за эпидемии мы лечим больных на дому, в больнице у нас просто не хватает места. Но эти требуют постоянного ухода. Так вот, поскольку глупо подвергать вас всех опасности заразиться, почему бы вам не выбрать тех, кто пойдет со мной и возьмет пробы крови для лабораторных анализов?– Это блеф, – возразил Гартунг. – Мы пойдем все вместе.Мюллер, молчавший с тех пор, как они покинули нацистский штаб, не выдержал:– Макс, возможно, это и блеф, но я не хочу подвергать всех людей потенциальной возможности заразиться тифом лишь ради того, чтобы ты доказал свою правоту. Двоих достаточно. Доктор Краус, пойдемте со мной. И вы тоже, – сказал он, указывая на одного из лаборантов. – Остальные пусть подождут здесь.Пока все поднимались наверх к изолированной палате, отец Вайда, слыша приближение гостей, умышленно разлил мочу по полу.Прежде чем все достигли второго этажа, Шукальский сказал:– Сейчас я должен предупредить вас. Поскольку эпидемия унесла не одну жизнь, в нашей больнице остро не хватает штатного персонала. Доктор Душиньская и я обладаем иммунитетом лишь потому, что раньше переболели тифом. Ну вот, мы пришли.Группа поднялась на лестничную площадку, и все были явно шокированы, почувствовав ужасный запах. Входя в палату, они первым делом увидели ни на что не реагировавших пациентов, которые тяжело дышали под грязными простынями, и усталого согбенного священника, который причащал безнадежного больного.– Смотрите под ноги, – предупредил Шукальский.Шесть человек – Мария и Ян, Мюллер и его два ассистента, и, наконец, Гартунг, настоявший на своем присутствии, – шли меж двух рядов коек.Шукальский предложил:– Доктор Мюллер, выберите любого пациента по собственному усмотрению, и я сниму с него простыни, чтобы вы могли осмотреть больного. Конечно, вы вряд ли захотите прикасаться к нему или подходить слишком близко, поскольку нам не удалось полностью избавить его от вшей.Немцы указали на одного больного, и когда с того сняли простыни, оба врача не могли скрыть своей тревоги. Они увидели, что тело умирающего бедняги покрыто классической сыпью тифа. Заметив выражение их лиц, Шукальский мысленно взмолился: «Спасибо Богу за трихлороуксусную кислоту». Они подошли к следующему больному. Тот был почти в коматозном состоянии с пепельного цвета кожей и сильно потел.Тихим, не своим голосом Мюллер обратился к лаборанту:– Возьмите кровь у этого, того и тех пятерых. А теперь давайте выбираться из этой помойки.Когда все собрались на улице и глубоко вдохнули теплый летний воздух, Шукальский спросил:– Господа, не хотите посетить какую-нибудь из наших деревень? Разумеется, выбор деревни остается за вами.Все, кроме Мюллера, согласились с этим предложением. Чувствуя, как растет его гнев, но сдерживаясь, Мюллер избегал смотреть на Гартунга, опасаясь, что потеряет контроль над собой. Он неохотно достал из кармана кителя маленькую записную книжку, затем сделал глубокий вдох и сказал:– Наши записи говорят о том, что в деревне под названием Славско у вас крайне высокая концентрация тифа.Шукальский невольно улыбнулся.– Вижу, вы ведете аккуратные статистические записи, основанные на наших сообщениях.– Герр доктор, вы должны понимать, что мы, сотрудники немецких медицинских лабораторий, обязаны фиксировать распространение этой болезни. Мы вели такие записи задолго до того, как герр штурмбаннфюрер сообщил нам о своих подозрениях. Мы хотим поехать в Славско.– Очень хорошо.Шукальский повернулся на каблуках и впереди всех пошел к нацистскому штабу, на ходу бросив взгляд на окно второго этажа. Это был сигнал, что можно приступить к следующей части плана.Выбор деревни Славско пришелся кстати и обрадовал Шукальского. Он знал, что гости не позволят ему выбрать деревню. Но Славско была особенно грязной, бедной деревней. Она послужит отличным подтверждением эпидемии.Пока все спускались по лестнице, Мюллер дал указание одному из лаборантов остаться в больнице и сделать анализы крови, только что взятой у больных тифом. Затем он быстро догнал остальных членов группы.
Увидев сигнал Яна, отец Вайда тут же покинул свой наблюдательный пост у окна, вышел из больницы через заднюю дверь и быстро зашагал в сторону гостиницы «Белый Орел».
Немецкий лаборант расчистил для себя рабочее место, расставил колбы на собственной стойке и для каждой из них тщательно отмерил точное количество солевого раствора. К счастью, он знал, как пользоваться шприцами для туберкулина и иглами для спинномозговой пункции, так что ему не надо было прибегать к утомительным измерениям с помощью пипеток и дело значительно ускорилось. Он быстро ввел сыворотку и солевой раствор, затем добавил небольшое количество суспензии протеуса Х-19 в качестве антигена.Спустя мгновение он покачал головой, когда не без удивления и раздражения заметил, что все колбы с раствором от 1:20 до 1:1280 показывают классический осадок и агглютинацию бактериальной суспензии.– Donnerwetter! Donnerwetter! (нем.) – черт возьми!

– пробормотал он, не веря своим глазам. – Раствор самой высокой концентрации дает положительный результат!Отмечая результаты в своей записной книжке, немецкий лаборант убрал за собой и уложил все свои принадлежности в переносную сумку, спешно покинул больницу Зофии и зашагал к нацистскому штабу так быстро, как позволяли его дрожавшие ноги.Толстый владелец «Белого Орла», которому сообщили, что отец Вайда хочет поговорить с ним, вышел из наполненной паром кухни, повязав льняной фартук под жирной грудью. Вытирая сальные руки о фартук, перепачканный свиной кровью и капустным соком, он сказал:– Добрый день, отец. Вы пришли освятить мое заведение? Я надеюсь на это, ведь с началом эпидемии дела идут не так хорошо.Вайда снял свой четырехугольный головной убор и поздоровался с хозяином гостиницы. Они были знакомы уже двадцать лет. Священник венчал этого человека, крестил и причащал всех его детей.– Болислав, – спокойно заговорил отец Вайда, оглядывая пустой холл гостиницы. – Я зашел попросить вас об одолжении.– Меня? – Его свиноподобные глазки округлились. – Вы хотите просить меня об одолжении? – Он изрыгнул смех из своего огромного живота. – После всех этих лет, которые я исповедуюсь. Благословите меня, отец, ибо я грешу… вы приходите ко мне… – Голос владельца гостиницы осекся, когда он взглянул на серьезное лицо священника.– Болислав, только вы можете сделать это, – тихо сказал Вайда. – Мне нужна ваша помощь.Толстяк стал столь же серьезным и приложил руку к своей вспотевшей груди.– Я помогу, отец, о чем бы вы ни попросили. Но можно сначала предложить вам стаканчик вина? Похоже, это не помешает.Теперь Пиотр позволил себе едва заметно улыбнуться. Он тихо и печально сказал:– Болислав, мне нужно устроить пир.В передней машине царило зловещее молчание, и это настроение передалось ехавшим позади. Поскольку Гартунг, Мюллер и Шукальский не сказали ни слова с того времени, как вышли из нацистского штаба, следовавшие за ними тоже не осмеливались заговорить. Наступал момент истины. То, что они видели в больнице, вполне могло оказаться спектаклем. Но в деревне, которую выбрал Мюллер, они сами во всем убедятся.
Отец Вайда шел почти строевой походкой, приближаясь к человеку, который казался командиром группы «пантер», выстроенных в линию перед площадью. Священник время от времени посматривал на горячее белое небо, и было похоже, что он вышел на самую обычную прогулку. Однако, когда он подошел к командиру «пантер» и одарил того обезоруживающей улыбкой, кое-кто из солдат машинально потянулся к своему автомату.– Guten Tag, Herr Hauptmann, Guten Tag, Herr Hauptmann (нем.) – здравствуйте, герр гауптман.

– сказал он на отличном немецком языке.Капитан повернулся к своему подчиненному и пробормотал:– Черт подери, как ты думаешь, что ему нужно? Унтер-фельдфебель, подошедший к своему капитану за сигаретой, пока оба ждали возвращения штурмбаннфюрера Гартунга, фыркнул.– Наверно, он хочет узнать, почему вас в прошлое воскресенье не было в костеле!Гауптман, загасив сигарету сапогом, отошел от серого танка, на который облокачивался, и рявкнул:– Что вам нужно?– Герр гауптман, хорошенький денек, правда? Немцы переглянулись.– Я хочу сказать, герр гауптман, что вам всем обидно вот так стоять у своих машин. Ярко светит солнце. Нам всем улыбается Бог и сегодня праздник.Капитан подозрительно смотрел на священника.– О чем вы говорите?– Я говорю, герр гауптман, о том, что мне вас всех жалко. Да, я поляк, а вы нацисты. Но я все же священник. Бог мне высший начальник. Я подчиняюсь лишь его приказам. Вы понимаете, что я имею в виду? – Он приветливо улыбнулся. – Сегодня жители Зофии устраивают гулянье в парке у церкви. Вон там. – Он указал куда-то поверх солдат, оба повернулись и, сощурившись от яркого солнца, посмотрели в сторону поросшей травой лужайки, которая прилегала к костелу Святого Амброжа. Группа поляков ставила длинные деревянные столы, женщины разворачивали скатерти и расставляли тарелки. Подъехала повозка, загруженная дымящимися кастрюлями и медными самоварами. – Господа, я пришел сообщить, что вас всех тоже приглашают.Капитан повернулся к священнику и посмотрел на него с нескрываемым подозрением. Он прорычал:– Значит, мы все уйдем, а вы испортите наши танки и машины?– Герр гауптман, вы действительно очень огорчаете меня. Я лишь жалею вас. Я делаю это приглашение по собственной воле. Никто больше о нем не знает, уверяю вас. Мне просто больно смотреть, когда люди стоят часами без еды. А у нас ее так много – больше, чем мы сможем съесть. Мы расположимся вон там и будем есть прямо перед вашими глазами, а вы будете стоять здесь… так вот, герр гауптман, видите, как это меня беспокоит.– Вы же знаете, зачем мы здесь, а?– Да, знаю, но я не держу зла на вас. В конце концов, вы подчиняетесь приказам, разве не так? Я как священник просто не вынесу, если мы будем есть хорошую пищу, пить много шнапса и водки, а вам придется здесь стоять и смотреть. Это противоречит моему понятию человеколюбия. Мне хотелось бы, чтобы вы были вместе с нами как мои гости. Герр гауптман, там будут и хорошенькие девушки.Капитан посмотрел на своего подчиненного.– Он не шутит? – спросил он, грубо указав пальцем на священника.Подчиненный пожал плечами.– Герр гауптман, мне это нравится. Шнапс, девочки. Кто знает, когда вернется штурмбаннфюрер.– Что ж, – беспечно сказал Вайда, – я лишь пригласил вас. Решать, конечно, вам. Вы можете прийти не все сразу, если хотите, или приходить группами, сменяя друг друга. Оттуда вам будут видны танки. Или, герр гауптман, вы можете прийти один. Могу спорить, день будет длинным, жарким и скучным. Там, в парке, под деревьями начнет играть музыка, все будут пить водку, есть картофельные оладьи, копченую колбасу и горячий хлеб с маслом. Конечно, если только вы не боитесь тифа.Капитан сухо рассмеялся.– Отец, в этом городе нет тифа. Поэтому-то я и нахожусь здесь. Как вы думаете, для чего эти танки? Чтобы делать анализы крови? Штурмбаннфюрер Гартунг заверил нас, что здесь, в этом городе, нет никаких болезней, и сегодня к вечеру мы превратим все здания в порошок. Отец, что вы думаете об этом?Вайда пожал плечами, не переставая улыбаться.– Все в руках Божьих. Сегодня у нас в Зофии праздник, и жители города очень захотят, чтобы вы отметили его вместе с ними.Но гауптман лишь сказал:– Мы не такие дураки, за каких вы нас принимаете.
Кавалькада из трех машин вкатилась в деревню Славско, и врачи сразу поняли, что выбрали самую бедную и грязную деревню. Поездка из Зофии также не доставила особого удовольствия. Машины подскакивали на рытвинах проселочных дорог, попадали в лужи, иногда застревали в грязи, и тогда всем приходилось выходить и толкать их. При этом грязь пачкала сапоги и одежду, что отнюдь не радовало высоких гостей.Деревня с домами из смеси известняка и соломы, покрытыми соломенными крышами, представляла собой не что иное, как средневековую деревушку, где ютились около пятидесяти ферм. Крестьяне жались к своим домам, когда подъехали машины. Пришлось сигналить, чтобы согнать с дороги цыплят и ослов.Шукальский обратился к врачам:– Как вы желаете: выбрать наугад из списка больных тифом или же будет лучше, если я сэкономлю ваше время и покажу тех, кто болеет последние несколько месяцев?Доктор Мюллер поправил очки и хотел было смахнуть грязь с униформы, но, к своей досаде, втер ее еще сильнее в ткань.– Пожалуйста, герр доктор, покажите их нам. Мы возьмем у них кровь и сделаем анализ Вейля-Феликса, вернувшись в больницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43