Пойду посмотрю на железную коляску и погибшего пассажира.
Железная коляска!.. И ее пассажир!.. Они вылетели у меня из головы совершенно, так я был занят собакой. Теперь положение вещей изменилось, и я осознал: нашли железную коляску и мертвого пассажира.
– Пассажир тоже оказался убитым? – спросил я.
– Нет.
– Умер в результате несчастного случая?
– Да. Так же, как старый Гарнес. Из всех погибших убит только один человек – лесничий.
– Вы твердо в этом убеждены?
– Да. Я представляю, та ночь была такой же, как эта, когда па небосводе тучи тянулись своей беспокойной чередой.
– Сегодня вечером у вас трагическое настроение, господин Краг.
Детектив усмехнулся.
– В сущности, я человек очень лиричный. Лирик, понимаете? Ну, как? Идете со мной?
Я задумался.
Что делать? Составить ему компанию или остаться дома? Важно, чтобы он не подумал, что я боюсь.
– Разве что просто так… – сказал я. – Посмотреть на этого человека? Нет желания. Но раз вам хочется, я охотно пойду с вами. Да и надо же в конце концов посмотреть на железную коляску. Вы ее уже видели?
– Да.
– Коляска оказалась для вас сюрпризом?
– Нет. Коляска была как раз такой, какой я ее представлял в последние дни.
– А я? Буду поражен? Как вы думаете?
– Да. Идемте со мной?
– Иду.
Детектив подошел к столу и взял мои револьвер.
– Эти игрушку вы, наверное, хотели взять с собой? – спросил он.
– Зачем?
– Для безопасности. Мне кажется, вы немного боитесь. Мало ли… Ведь можете же вы по дороге встретить собаку.
И тут же на лице детектива, обнажив зубы, появилась насмешливая улыбка.
– Ничего я не боюсь, – резко ответил я. – Пусть револьвер лежит.
Он внимательно осмотрел револьвер.
– Солидное оружие, – сказал он и повернул барабан. – Ого! Патроны…
– Барабан заполнен… А для чего еще другого нужен револьвер?
– Для чего? Для угрозы, – ответил детектив. – Разве не может так случиться, что придется прибегнуть к устрашению?
Я открыл дверь.
– Идемте, – сказал я.
Детектив положил револьвер на стол и вышел вслед за мной. Когда мы отошли от домика на несколько шагов, я услышал его смех. Это был сухой, неприятный хохоток.
– Чему вы смеетесь?
– Лампа, – сказал он. – Вы снова оставили лампу горящей.
– Да. Часто забываю погасить.
– Это второй раз. Но… Если можно, лучше лампу оставлять горящей. Когда вы вернетесь домой, не возникнет хлопот, не надо будет искать спички.
Я хотел сократить дорогу и пройти мимо Отеля, но Асбьёрн Краг удержал меня.
– Не та дорога, – сказал он. – Быстрее – пройти по горе.
Детектив предлагал идти той же самой дорогой, по которой мы шли утром. Я вспомнил неприятный разговор во время этой прогулки, и меня охватил озноб.
Было совершенно темно, и вокруг не видно было ни одной живой души. Мы быстро прошли мимо почти вымерших домов и вышли на горную тропинку.
– Сейчас вы убедитесь сами, – сказал Асбьёрн Краг. – Никто тут нас вместе не видел. И если бы один из нас исчез…
Я непроизвольно сделал движение, и детектив замолчал.
– Вы не любите таких разговоров? – затем спросил он.
– Дело не в этом. Они просто бессмысленны. Детектив взял меня под руку и фамильярным приятельским тоном стал меня убеждать.
– Дорогой друг, – сказал он. – Уплыло уже столько времени с той минуты, когда мы разговаривали о тех делах, что вы должны извинить меня за нехватку такта с моей стороны. У меня к этому особый интерес, хочу вас кое в чем убедить. Мы сейчас дойдем до места, где можно убедиться, что я прав: такое убийство, о котором я говорю, там совершить очень легко. Слегка толкнуть своего спутника… И все. Он падает в пропасть. Ведь все очень просто. Правда? Ну и никто об этом не узнает. А если труп обнаружат, то даже речи не будет об убийстве. Речь может пойти только о несчастном случае…
Я хотел снова его прервать, но это не удалось. Детектив продолжал.
– Ха-ха-ха… Вы, естественно, не смеетесь, но я замечу, что это важная вещь… Ну, например, вы ненавидите кого-нибудь… И пошли с ним на прогулку. Так может быть?
– Мне трудно такое представить, – пробормотал я. Мои мысли были где-то далеко. Они устремлялись к моему спокойному домику. Мне казалось, что это приключение становится уже неприятным.
– Нет, нет, не отрицайте, – не успокаивался Асбьёрн Краг. – Можно привести примеры многообразия человеческих отношений. Не исключено, что я по той или иной причине ненавижу вас… Предположим, что вы узнали обо мне нечто, что могло бы мне ужасно сильно повредить, если бы вы об этом кому-нибудь рассказали. И что? Разве не стали бы вы ненавидеть меня? А я? Разве не почувствовал бы я к вам ненависти, ненависти до такой степени, что захотел бы вашей смерти? В этот момент, вы должны это признать, находясь на такой прогулке, как эта, вполне могла прийти в голову мысль – столкнуть своего ненавистного спутника вниз, в пропасть.
– Вы говорите странные вещи, – возразил я. – Совершенно вас не понимаю.
– А мне кажется, что я объяснил суть дела очень ясно.
– Или слишком туманно, дорогой Асбьёрн Краг, – сказал я. – У меня создается впечатление, что вы преследуете какую-то конкретную цель, раскрывая эти свои убеждения…
Краг снова рассмеялся. Это был все тот же сухой, неприятный хохоток.
– Какая у меня может быть цель? – спросил он.
– Этого я не знаю.
Но на самом деле я знал. Знал очень хорошо. Ощущал весь контекст его действий.
Мы приблизились к пропасти, к тому месту, где действительно было достаточно легко столкнуть человека, от которого хотели бы избавиться. Пропасть находилась по левую сторону дороги, а я уже некоторое время держался справа от Асбьёрна Крага.
– Это здесь, – сказал он и остановился.
Холодный порыв ветра налетел на нас из пропасти и от моря.
– Идем дальше? – спросил я.
Вместо ответа детектив указал рукой на море, где горели несколько фонарей, как глаза кота в темноте.
– Там внизу, – сказал он, – сейчас лежит железная коляска. Ее доставили на берег. А на палубе спасательной лодки, лежит погибший пассажир, обернутый в парус. Разве это не чудовищный вид, с этими фонарями?.. А какая тишина? Ни один звук не достигает нас… А там внизу лежит мертвый…
– Вы его знаете? – спросил я шепотом.
– Нет. Вы, наверное, также. Это вообще чужой человек.
– Это странно.
– Когда вы увидите железную коляску, вы убедитесь, что все очень просто.
– И это он, этот чужак, ездил по ночам на железной коляске?
– Да. Но только в последние дни. Ездил четыре-пять раз через плоскогорье, не больше.
– Загадка. А разве он не ехал по плато в ту ночь, когда… когда умер лесничий?
– Да, ехал. Когда лесничий был убит, он был недалеко. Но вы все поймете, когда увидите железную коляску.
– Вы были там, когда нашли пассажира? – спросил я шепотом.
– Да. Я видел, как его вытягивают из воды. Это было неприятное зрелище. Его лицо необыкновенно разбухло в воде. Оно было похоже… На что же оно было похоже? Вы когда-нибудь видели труп за зеленым стеклом?
Последние слова детектива поразили меня. Сразу перед глазами встало лицо умершего за стеклом… белый лоб… ярко-красные губы… Меня охватил страх, и в долю секунды я пережил снова весь ужас той памятной ночи. И для меня было большим облегчением услышать снова голос Асбьёрна Крага.
– Пойдемте дальше, а? И очень быстро вы все увидите сами.
Но мне сейчас уже не хотелось ничего на свете, тем более спускаться к морю. Зеленые фонари напоминали мне зеленый фосфор в глазницах трупа.
Я повернулся к детективу.
– Нет, я не пойду вниз, – сказал я. – Хочу домой, в мой домик.
Я сделал несколько шагов и вдруг остановился как вкопанный. Откуда-то издалека, из темноты, снова донесся вой собаки. Сначала громкий, удивительно грозный лай, потом долгое рычание, и наконец, грозный протяжный вой.
– Охотничий пес, – раздался голос Асбьёрна Крага. – Вы слышите, что это охотничий пес?
Вой продолжался.
Он несся откуда-то издалека, и такого далека, что казался исходящим из самого сердца темноты, находящегося где-то за горизонтом. Мы прислушались, вой усилился, стал болезненным и тревожным, потом снова грозным. Теперь казалось, что вой охватил все небо по восточной стороне…
Создалось впечатление, будто весь мрак пронизан страхом. Кроме всего, это действовало, как зов, как приказ, Я двинулся с места.
Тогда я снова услышал рядом с собой голос Асбьёрна Крага.
– Стойте! – кричал он. – Не идите за голосом! Но я пошел за голосом.
Отвратительный вой окружил меня со всех сторон такой глубокой тьмой, что это одурманило меня. Я везде чувствовал страх, ужас, даже в воздухе, ветер веял на меня теплым дыханием, и в нем был ужас. Я совершенно бессознательно шел за голосом. Когда я дошел до домов, голос как бы отдалился, скрылся за горизонтом, чтобы через минуту пропасть вообще. Я был один. Асбьёрн Краг оставил меня и пошел в сторону моря, к железной коляске и зеленому трупу. А я пошел еще быстрей, как бы торопясь достигнуть своего домика.
Недалеко от домика, там, где видно открытое море, я увидел на воде незнакомый мне блеск. В этом блеске было что-то призрачное. Вокруг стояла тишина и серый мрак.
Я не подумал, что это первый признак рассвета, который блестел на поверхности воды.
Лампа в домике продолжала гореть. Я был очень возбужден, нервы рвались на части, кололи мое тело тысячами раскаленных иголок.
Я убедился, что штора спущена. Тем самым комната была как бы отделена от всего мира. Некоторое время я бессмысленно копался в бумагах, потом уселся в кресло-качалку. Успокоился я, в сущности, потому, что убедился наконец, что кресло было пустым. Я боялся, что если только отвернусь, в него кто-нибудь сразу же сядет. Мне было необходимо занять это место!
Я довольно долго сидел в кресле, собираясь с мыслями. Глаза мои все время притягивали револьвер, лежащий на столе. Как долго еще продлится это сумасшествие?
И в этот момент я снова услышал во второй раз домового точильщика.
На этот раз я не испугался, хотя он менял место и кружил вокруг меня, как разозленный овод. Будто вокруг меня ходило какое-то невидимое существо, человек, которого я не мог видеть, зато слышал тиканье его карманных часов. О, теперь он остановился там… Вот он медленно переходит вправо… теперь стоит неподвижно у лампы. Показалось, что револьвер вдруг на момент стал матовым, будто кто-то кинул на него тень. Но через минуту холодная сталь снопа блестела, как и прежде. Тиканье домового точильщика отдалилось. Нет, само по себе оно меня не пугало. Наоборот, оно привело меня в себя, потому что я уже знал причину этого звука.
Чего ради Асбьёрн Краг настаивал на том, чтобы взять меня с собой к железной коляске и умершему чужому человеку? Я припомнил его странные речи по дороге, когда он буквально принуждал меня слушать его теорию о том, что должен делать умный убийца. Во всяком случае, он обязательно хотел завести меня в то место, где достаточно было легко толкнуть спутника… сделать незаметное, неожиданное движение, чтобы отправить человека, стоявшего на пути, на тот свет… И почему он пошел своей дорогой, когда я направился на восток, когда меня стал притягивать к себе голос собаки?
За голосом собаки… Мне припомнилось завывание, и меня охватила дрожь. В памяти, будто наяву, возникло эхо ужасного звериного крика… Очевидно, собака должна была находиться в одном из дворов, мимо которых мы проходили, я был в этом уверен, кроме того, я не мог избавиться от мысли об убитом псе лесничего. Он возник у меня перед глазами. У него была длинная шелковистая шерсть и большие удивленные глаза. И тотчас я понял, что вой был для меня призывом и предостережением.
Внезапно я прервал мерное свободное качание кресла, сидел без движения и вслушивался.
Под моим окном раздались какие-то звуки. Треснула сломанная ветка, зашелестели кусты. Это был не ветер. Похоже, будто руками раздвигали листья.
Сразу после этого стукнули в стекло. Один сильный удар. И все. Звук не повторялся. Наверное, это птица, подумал я, птица, которая потянулась к кругу света и ударила клювом в стекло. Но… Через минуту я снова услышал стук в стекло, на этот раз стукнули сильно два раза. Напоминало удары костяшек домино.
Я вскочил и схватил револьвер, почувствовал прохладную рукоятку в ладони. Сейчас я уже не колебался, знал, чего хочу.
Одним быстрым движением я должен поднять штору. Я даже представил, как это будет выглядеть. И сразу, лишь только увижу темное стекло, надо отскочить в сторону. Возбужденная мысль перебирала такие картины: укротитель зверей в зоопарке… он отодвигает засов на клетке и отскакивает в сторону перед большим, таинственным зверем, который приготовился к прыжку. Снова стукнули в стекло, на этот раз решительно и грозно.
Я схватился за шнур шторы и молниеносно дернул его. Штора с шумом побежала вверх.
И тут же отпрянул в глубину комнаты.
В нижнем квадрате окна, черном, как эбеновое дерево, виднелось лицо, ужасное и четкое, прямо передо мной были ярко-красные губы и белый, как мел, лоб.
На этот раз я не закрыл лицо ладонями, я пошел прямо на призрак. Мне помогала смело подойти к окну сильная, хотя и вызванная искусственно ненависть. Я не видел ничего за этим лицом, только чувствовал рукоятку револьвера в ладони, чувствовал, как дикий, неудержимый гнев переполнял меня. Мне хотелось что-то крикнуть, разразиться проклятьями, но изо рта у меня вылетало только нечленораздельное бульканье.
Я поднял револьвер, направив его прямо в лицо, приблизил дуло как можно ближе к стеклу и нажал на спусковой крючок.
Раздался щелчок.
Тихий металлический щелчок будто вбил в мою голову гвоздь…
Я нажал еще раз.
Снова щелчок.
Отвратительное лицо за стеклом оставалось спокойным, не появилось никакой гримасы, ничто в нем не изменилось, веки не закрылись, глаза смотрели так же неподвижно.
Я нажал на спусковой крючок в третий раз.
Тот же самый щелчок, и то же самое ужасное чувство, будто мне в голову вбили металлический гвоздь с широкой шляпкой.
Но на этот раз лицо начало расплываться, ярко-красные губы растрескались, а белый, как мел, лоб стал тускнеть и размываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19