Потом каждый из водителей начинал толкать свою
электрическую машину вокруг площадного памятника Ленину, который грядуще
стоял на своем невысоком постаменте, будто с протянутой рукою, обращенной
к прошлому. Троллейбусные колеса сами неуклюже поворачивались, машины
объезжали уборщицу Лидию Ивановну, эта пожилая женщина отдавала им честь,
словно старенький, некогда разжалованный адмирал...
Юра Божив озабоченно выскочил на площадь из кинотеатра. Не добежав
нескольких метров до Лидии Ивановны, он остановился, немного постоял,
достал из внутреннего кармана пиджака здоровенный брусок мела, нагнулся к
асфальту и провел по нему жирную, раскрошенную черту возле своих ног.
Затем Юра отпятился на некоторое расстояние от этой черты на асфальте,
ненадолго, будто притаившись, вдруг с места рванулся в бег к уборщице. По
пути он во мгновенном натиске обеих ног оттолкнулся от меловой черты и
вспорхнул в протяжном прыжке. Он перелетел через Лидию Ивановну и плавно
опустился на планшет площади, успев на лету развернуться лицом к пожилой
женщине, продолжавшей сидеть на перевернутом ведре.
Они, Юра Божив и Лидия Ивановна, долго отстраненно друг другу
смотрели в глаза, будто узнавали что-то, догадывались, и наконец Лидия
Ивановна активно заговорила:
- У памятника указательный палец отломили и десять копеек в ладошку
положили, что будем делать?...
- Я сейчас пойду и вытащу десять копеек, - тут же ответил Юра Божив и
уверенно зашагал к памятнику.
- А палец указательный, как же с ним-то быть?
- Придется вылепить из гипса новый.
Юра вскарабкался на постамент, пошарил рукою в протянутой ладони
Ильича, извлек оттуда десять копеек, близко поднес их к глазам, долго
рассматривал и положил обратно, затем спрыгнул с постамента и озабоченно
вернулся к уборщице, сидящей на ведре, но Лидии Ивановны не оказалось на
месте, словно ее там и не было никогда, на ведре сидела Екатерина
Васильевна.
Водители продолжали проталкивать свои электрические машины, и когда
обесточенные троллейбусы делали полный объезд вокруг памятника по площади,
металлические штанги сами выпружинивали из вопросительных крючков, будто
булавки, и впивались опять в проволочные рельсы.
Юра подошел к Екатерине вплотную. Екатерина встала с ведра.
- Ты хочешь меня трахнуть? - спросила она у Божива.
- Еще бы, прекрасная вы женщина. - У Юры взветренно пробудилось
желание. Екатерина и Божив обнялись и обласкивали друг друга.
- А ты очень хочешь этого? - словно предупреждая о чем-то, игриво
шептала Екатерина Васильевна.
- Да что же вы меня об этом спрашиваете? Давайте, я прошу вас.
- Я пошутила, Юрий Сергеевич.
- Да ну же, как же так? Это нехорошо с вашей стороны, вовлечь и
отвергнуть.
- Ну хорошо, Юрий Сергеевич, вы только сунете и сразу же вытащите.
- Что за ерунда!
- Нет-нет, только один раз, сразу же вытащите.
- Я не смогу этого сделать. Ничего не понимаю, почему, почему так?
- Так уж необходимо.
- Ну хорошо, я попробую, - сказал Юра Божив, надеясь на то, что любая
женщина сама не захочет прекратить это неизвестно ради чего, что она
просто не в силах перед природою... но... и Божив обеими руками подлез под
платье Екатерины и стащил с нее трусики, вскоре и его брюки медленно
спружинили до колен. Божив прильнул к Екатерине, она простонала и тут же
слегка присела.
- Да что же это такое? - возмутился Юра, успевший всего пару раз
судорожно дернуться всем телом. - Екатерина Васильевна, это нехорошо,
давайте же, это нехорошо с вашей стороны так поступать.
- Нет же, я опытная женщина.
Божив агрессивно прижимал к себе Екатерину и тоже пытался присесть.
- Не пытайтесь, Юрий Сергеевич, у вас больше ничего не получится, я
же говорила вам, только один раз, и он уже произошел. Не надо, не
насилуйте меня.
Божив продолжал упорствовать, настойчиво подергиваясь все телом.
- Какой же вы сексуальный, зависимый человек, Юрий Сергеевич!
- Еще бы, вы даже не можете себе представить, как мне хочется, жадная
вы женщина...
...Как обычно в девять часов утра Юра Божив явился на работу в
кинотеатр Лесного поселка. Он зашел к себе в кабинет. С расстановками: то
журнал положить на место надо или расположение стула поправить, а то сейф
открыть, проверить, печать на месте ли, и удовлетворенно закрыть этот
железный ящик, - Юра медленно опустился на стул за рабочий стол.
Только он успел это сделать, как в кабинет без церемонного стука
вшагала Екатерина Васильевна.
- Вы как всегда вовремя, Юрий Сергеевич.
- А как же иначе. Всегда кто-то должен кому-то помогать.
- Не поняла, Юрий Сергеевич.
- Я помогаю работе, а Господь помогает мне. Человек помогает Жизни, а
Бог помогает человеку.
- Что-то вы с утра совсем зарассуждались, Юрий Сергеевич, что же
будет к вечеру?
- Или в ночь... - отрешенно проговорил Божив.
- Я не знаю, как в ночь, но...
- А кто поможет Богу? - вопросительно остановил Юра Екатерину.
- О, это для меня слишком замысловато.
- А что для вас проще? Общение с мужчинами, да?
- Смотря с какими, смотря где и когда, Юрий Сергеевич.
- Вы хотите сказать - днем или ночью?
- Не знаю, не знаю... может, и так.
- Вы хотели сказать - наяву или во сне?
- А почему бы и нет?
- А вы знаете, я сегодня с вами во сне... довольно интересно общался.
- Знаю.
- Что?
- Предполагаю, в каком смысле, Юрий Сергеевич... и как?
- Что "и как"?
- Удало-ось ли?
- Нет. Вы были слишком принципиальны.
- Однако какая же я нехорошая женщина, Юрий Сергеевич, не правда ли?
- Да уж, это верно...
- Но вы должны понять, Юрий Сергеевич, что любой страстью надо уметь
управлять, и тогда страсть не нападает, а припадает на колени перед вами,
и вы...
- Можете рассмотреть эту страсть, а не она вас.
- Да, Юрий Сергеевич, абсолютная точка.

Божив сидел у себя в кабинете, уютно расслабившись, он еще не знал,
что ему предстоит... снова сегодня пройти по необъяснимым пока для него
тропинкам Посвящения, и заблудиться можно, и обнаружить поляну и тогда -
залюбоваться успокоением желаемой сытости чувств и ума, или же, заметив
очертания далекого пути, - достичь безвозвратного окончания, что замечено
Всевидящим Светом.
Зачем?
Спросите у Света: почему все имеет окончание? И Свет ответит вам: что
бы можно было увидеть, как и познать, если бы не очертания, если бы,
вначале, не контуры окончания, освещенные мною?..
Да здравствуют контуры окончания всего на свете!.. Бесконечный
восторг устремеления пути... Не познание, а всесильное окончание манит
собраться в осознанный путь...
В зеркале... Одинокое блуждание Отражения в зеркале. Не блуждай,
Отражающийся! Смилуйся милосердно! Остановись...
Или уйти от зеркала... Ведь если уйти от зеркала.... Ведь если уйдет
за очертания зеркала Отражение... то... сможешь ли Ты увидеть, понять
самого себя... сможешь ли Ты быть вообще?.. Так все-таки, кто же Бог, Ты
или Отражение? Не два ли зеркала друг против друга, и кто на кого смотрит,
и кто есть Бог, и кто есть Отражение?..
И рассудить это дано лишь тому, кто знает, кто видит, как Ты -
блуждаешь, как блуждает оно: Ты и Мы...
Божив так и не понял, даже потому, когда он будет вспоминать об этом
и пытаться оправиться ясностью успокоения, что же с ним произошло в то
следующее мгновение, в его рабочем кабинете... Прямо перед Юрой внезапно,
будто кто-то невидимой резинкой стал стирать, протирать пространственную
картинку кабинета, след от этой резинки вращался по кругу и разрастался
как снежный ком, все больше увеличивалась в размерах дыра, и вскоре она
охватила все поле зрения Божива.
А это была вовсе не дыра, а другой мир, словно протерли запотевшее
окно.
Теперь Юра оказался на неведомом аэродроме, и он даже не понимал,
спится ли ему, дремлется или же это и в самом деле так: не должно
озадачивать, а просто есть.
Интерьер кабинета исчез, словно он был всегда лишь игрушечным
представлением воображения минуту назад.
Ни единой души, ни единого летательного аппарата, кроме внезапно
откуда-то появившегося самолета, что почему-то бесшумно выкатился на
взлетную полосу и остановился перед Боживым в нескольких десятках метров.
Так же бесшумно, будто из-за кадра, к самолету подкатил трап.
Неожиданно перед Юрой возникли какие-то люди, они будто вышли из-за
спины, их было несколько человек, они молчали, но все-таки неведомо каким
образом говорили, когда смотрели в Юрины глаза. Божив понимал их без слов.
- Проходи в самолет, - предложил ему один из них.
Легко, вместе с необъяснимыми людьми, Божив вбежал по трапу в салон
самолета.
В следующее мгновение они уже летели на фоне турбинного гула, Юра
сидел в кабине пилотов и смотрел вниз, на скольжение земли.
Через несколько минут самолет бесшумно опустился на какое-то
автомобильное шоссе, его турбины отзвучали там, на высоте, и Боживу
показалось, что турбинный гул оторвался, обронил безмолвный самолет на эту
дорогу. По обе стороны шоссе высотно теснились тополя.
И вот замысловатая посадочная полоса свернула в сторону огромного
дома и вскоре остановилась неподалеку от него.
Все, и Юра тоже, вышли из самолета и направились в дом.
Вскоре Божив оказался в пустынном просторе зала: стены серебрились,
вогнутые, они высоко смыкались в единый купол, а глянцевый пол был
настолько глубинно прозрачен, что казалось - Юра ступал по затвердевшей
поверхности океана, и каждую секунду вода под ногами могла ожить, и Юра
старался не глядеть на пол, чтобы вдруг случайно не подумать об оживающей
воде; а глянцевый пол будто ожидал этого, и взгляд Божива, словно
перепачканый этим ожиданием, неповоротливо слушался своего хозяина, то и
дело приклеивался к полу, и тогда Божив не допускал ни единой мысли к
себе, дабы не переглянуться случайно с единственной мыслью об оживающем
глянце пола, ибо тогда она заговорит и Боживу предстоит выслушать ее до
конца, и пол действительно оживет, неведомо почему Юра не сомневался в
этом.
Каждый взгляд Божива эхом потрескивал на поверхности стен:
чувственный зал, отзывчивый зал.
Они, впереди идущие, остановились и плавно развернулись лицами к Юре.
Неожиданно для самого себя Божив близко подошел к одному из них и протянул
руку.
- Юра, - промыслил Божив, не говоря ни слова.
- Остап Моисеевич, - возникла ответная мысль, и человек, к которому
подошел Юра, как показалось Боживу, надежно пожал ему руку и на несколько
мгновений Юра бесстрашно приблизил свое лицо особенно близко к лицу Остапа
Моисеевича.
Таким же образом Юра познакомился со всеми остальными, и они по
очереди представились Боживу: старик, с фиолетовой бородкой и белыми
волосами, назвался Помощником, а имена других Юра тут же забыл, только
одно и всплыло из них на поверхность памяти - Купсик.
- Мы - астральная группа, - осведомил Божива Остап Моисеевич, все так
же телепатически.
"Шайка, - подумал Юра, - астральная шайка!.."
Астральщики заговорили между собой, а Божив, равнодушно прислушиваясь
к их разговору, медленно поплыл вдоль объемных стен таинственного зала, в
нескольких сантиметрах от океанского пола, словно исследователь.
Когда он сделал полный круг, возле входной двери неожиданно завис,
остановил невесомое парение своего тела: в эту дверь вошел красивый
молодой человек, последний тоже замер напротив Юры и не сводил с него
глаз, и тут Божив, почему-то ранее оплывая зал и не осознавая сути
разговора астральной шайки, внимательно вслушался в чувствительно
уловимые, телепатические голоса людей, оставленных им в центре этого
загадочного помещения, он стал понимать смысл их разговора, понимать, о
чем шла речь.
- Ты уже все продумал? - убедительно вопрошал Остап Моисеевич.
- Не все, но многое, - ответил вопрошаемый.
- Что же осталось еще?
- Пустяк, Магистр, последняя точка.
- Какова же...
- Точка?
- Да.
- Художник, вон, уже пришел, так что сейчас произойдет.
- Хорошо. Я жду... Жду результатов!.. Слышишь, Купсик, результатов, а
не то...
- Будет вам, Остапа Моисеевич, сию минуту убедитесь!
И тут Божив увидел, а точнее сию минуту же понял, о чем приготовился,
будто в зверином прыжке, взмыслить стоящий напротив него, по всей
вероятности, тот самый художник, о котором любезно проговорил только что
Купсик.
Художник стал усиленно взмысливать: Юра почувствовал, как океанский
пол оживающе промягчился, и Божив теперь же начал медленно погружаться в
бездонную пучину вод. Очнулся Юра от чарующего и насмехающегося взгляда
художника, когда уже почти утонул по колено. Тут он активизировался:
сопротивляясь жестокому, неумолимому взгляду, вспарил обратно на
поверхность и сразу же - взмыслил обратное, и художник ушел по колено в
обмякший пластилиново океан. Противление друг другу шло у них несколько
минут. То художник, то Юра, то снова художник вдавливались телепатическими
взглядами в оживающий на короткие мгновения океанский пол.
Наконец, Божив в клейком изнеможении рванул толчком воли океанскую
твердь пола под своим нападающим, и художник пошатнулся и в одно
мгновение, свинцово барахтаясь, размахивая руками и ногами, рухнул в
глубину, понесся в бездонность и вскоре растаял, исчез в чернеющей далеко
под ногами непроглядности, и Юра остался один стоять победителем. Картинка
необъяснимого зала начала бледнеть и, растворяясь, медленно переливаться в
непроглядную мглу. Напряженный поток ветра, густо перемешанный с гулом
реактивного самолета, и где-то издали зловещий голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65