Карамелькин был умным человеком. Через все эти сады и огороды он понял, что требуется от него Филу, отхлебнул кофе и ответил просто, но с самым серьезным выражением на лице:
– Денег, Фил, я тебе не дам. Вы все за неделю пропьете. Но зато я могу устроить тебе студию, в которой вы сможете записать свой альбом…
– Круто! – восхитился Фил.
Ободренный им Карамелькин продолжил:
– А еще лучше – куплю-ка я вам самим небольшую студию. Ведь если вы первый альбом запишите – потом второй захотите сделать, а денег уже не будет. Как ты думаешь, могу я себе это позволить?
– Ну, разумеется! – ответил довольный Фил на это деловое предложение и скромно улыбнулся.
Все вежливые панки из его команды шумно обрадовались, поставили на место вазы и брошюры, и присели к столу, чтобы составить список необходимой аппаратуры.
Через неделю Карамелькин оплатил в фирме «Рекорд» все обговоренное и один из панков (его звали Тимшин) сумел договориться со знакомым чуваком (у Тимшина было много знакомых чуваков) привезти на своем грузовичке аппаратуру на базу.
Музыканты поочередно расцеловали Карамелькина в обе щеки и предложили посвятить ему альбом новых песен, которые будут записаны исключительно благодаря филантропству Карамелькина. И именно поэтому станут широко популярны в народе.
Карамелькин прослезился, сказал «посмотрим-посмотрим», помахал грузовичку с ящиками рукой и укатил на черном такси к себе домой.
А дальше было вот что: Фил и его панки привезли аппаратуру, быстренько собрали карманные деньги, накупили пива и устроили празднование. Всю ночь они шумно веселились, блевали с балкона, обнимались с девушками и т.п. А на утро выяснилось, что из-под окон куда-то делся грузовик с Карамелькинской аппаратурой.
Ее так и не нашли. Потом все панки стали скрываться от Карамелькина, потому что им было очень стыдно. А он все удивлялся, почему это они к нему не звонят и не заезжают порадовать его своими новыми записями.
Но переживал он так недолго, не так уж мало слышал Карамелькин о людской благодарности. Да и узнал он потом об этой печальной истории, расстроился, конечно, но не надолго. Ведь теперь все его внимание заарканил Филимон – самый старинный и близкий друг Карамелькина.
Филимон считал себя поэтом, потому что с самого детства каждый день писал рифмованные строки. В молодости он пробовал писать также прозу, да все как-то не мог удержаться и в самом неподходящем месте срифмует пару строк, так что просто смешно становилось. А это очень некстати в серьезной литературе. Короче, именно поэтом он был по призванию сердца, а не прозаиком, милиционером или финансистом.
Филимон пришел, по своему обыкновению, с девушкой, звали ее теперь Настя. Ей-то он за столом постоянно гримасничал, подмигивал и делал «рожки». Но дело свое рюхал и не забывал для чего приперся. Это нет-нет, да проскальзывало:
– Эх, книжку бы мне сейчас издать! А потом я бы пробился! Но ведь все куплено уже, в кулуарах все повязано! А ведь мне нужен просто небольшой старт! Но ведь куплено все, однако!
Через полчаса Карамелькин пожал плечами:
– Какие проблемы? – сказал он и показал на свой легендарный дипломат. – Видал? И мы всех купим!
– А что в этом толстом и красивом чемодане? – спросил Поэт с невинным видом.
Карамелькин со свойственным ему благодушием показал.
– Ништяк! Где нарыл? – взвился Филимон и тогда Карамелькин подробно рассказал ему всю историю.
Филимон слушал ее с большим пониманием, словно уже не в первый раз ее знает.
– Значит, ты дашь мне денег на книжку?
– Я помогу тебе издать книжку, Филимон, – сказал Карамелькин важно, на что Филимон запрыгал от радости и даже позабыл на одно мгновение о Насте.
Лично в руки Филимону денег он, конечно, не дал, потому что был Филимон запойный. Это не так уж редко случается с талантливыми поэтами. С бесталанными, впрочем, еще чаще. Карамелькин так сразу и сказал:
– Правда, денег я тебе не дам, потому что ты запойный. Я тут купил Филу аппаратуру, а они ее потеряли, гады. Так что изданием твоей книги Стихов я займусь лично.
И хотя Филимон не ушел с тяжелой упаковкой денег, как он уже пообещал Насте, зато он ушел исполненный надеждой.
Карамелькин, как и обещал, все устроил. Причем, деньги решили все проблемы. Он созвонился с издателями и лично съездил в знакомое издательство «Лабиринт», где положил на стол пачку зеленых и толстую, местами затертую рукопись Филимона.
Через две недели книжка Филимона была напечатана, и Поэт ходил по друзьям с большой сумкой, раздаривая экземпляры с памятными автографами. Тираж был настолько велик, что его не смогли разобрать все дружки Филимона (а было их не мало). Так что пришлось Книгу Стихов (называлась она загадочно – «На пламени Огня») сдать по книжным магазинам для перепродажи населению.
Еще через неделю появились рецензии в центральных газетах, и, на удивление, не меньше пятнадцати. Бегемотовский хороший знакомый Быкер из «Скептика» вяло похвалил книгу стихов, отмечая все же присущий автору (Филимону) – «талант незаурядный» и отметил, что стихи «легко читаются и так же легко могут быть положены на музыку». И главное – все это удовольствие стоило шесть бутылок пива, причем, три из них выпил сам Филимон.
Зато все остальные рецензии были однозначно отрицательными. Критики разнесли «На пламени Огня» в пух и прах, словно сорвались с цепи и восемь лет не видели ни одной плохой книги. Казалось бы, что особенного? Ну вышла еще одна никому не нужная книжка, так нет же! Журналисты и критики, казалось, были задеты за самое живое. В своих возмутительных рецензиях они показывали, что встали на самые принципиальные позиции – «Мафия отмывает свои деньги на стихах», «Удар ниже пояса от Филимона», «Хотите разучиться читать – прочтите» и т.п. Многие при этом сразу же перекидывались на автора и начинали обмусоливать какие-то принесенные с улицы слухи о его личной жизни, которые всем дружкам Филимона давно уже обрыдли.
Все первые семнадцать рецензий Филимон прочитал от начала до конца, потом с его зрением произошло что-то болезненное, читать дальше он уже не мог. Это случилось как раз в пятницу, потому что в субботу его уже нашли на веревке.
Карамелькин очень переживал, расстроился, но на похороны не поехал, считая себя каким-то образом виноватым. Хотя, какая тут вина? – просто хотел помочь человеку.
Все верно, но только после случая с Филимоном дела пошли еще хуже. Андрей, которому он дал денег на починку машины, разбился, притормозив на том самом месте, где стоял пустой автобус. Дашевский, получивший от Карамелькина ценный подарок (какой – неизвестно), заболел язвой желудка и не пришел на свой спектакль. Ну, и т.п. Остальным досталось по мелочам, но все равно неприятно. Часы, подаренные Карамелькиным, ломались, магнитофоны портились. Все друзья, которые принимали у Карамелькина деньги и подарки, на эти деньги купленные, попадали в больницы, ссорились, теряли любимых и гибли.
Происходило что-то странное. Потом стало твориться черт знает что. И наконец, поползли какие-то нерешительные, но зловещие слухи. Сводились они к тому, что лежит на деньгах Карамелькина какое-то страшное проклятие и, приняв от него дары или деньги, легким испугом отделаться уже невозможно.
Его как-то постепенно перестали звать на вечеринки, дни рождения, на крестины, на садовые участки и т.п. Даже самые корыстные и жадные из его знакомых призадумались и решили, что лучше все же не рисковать, а если так уж нужны деньги, то гораздо менее рискованно ограбить какой-нибудь коммерческий ларек.
Настал день, когда телефон Карамелькина в очередной раз надолго замолчал.
Только Маша еще звонила ему время от времени и напрашивалась в гости. В ответ Карамелькин сопел в трубку и отвечал, что у него «нет настроения» и вообще он переживает «душевный кризис».
Здесь надо рассказать о Маше, иначе потом будет ничего не понятно. Маша была девушкой, которой не на шутку нравился Карамелькин. Посему она принимала в нем самое живейшее и подчас живительное участие. Однажды связала ему теплый свитер, в другой раз приехала проведать больного Карамелькина. Любила она прибраться в его квартире и что-нибудь сготовить на ужин.
Конечно, если бы ему позвонила другая, он тут же встал бы под душ, побрился и помчался к ней на встречу.
Другую звали Ирина и ее-то Карамелькин любил больше всего на свете. И раз в пять больше Маши, которую он любил мало и редко. А к Ирине у него была самая откровенная Страсть.
Ирина была художницей. Писала она только для себя и друзей, и никогда свои картины не продавала. Зато у нее было много друзей и поклонников, которые приносили в ее дом необходимые вещи и почти все продукты. Только за хлебом ей приходилось время от времени выходить из дома, но это было только полезно, поскольку на улице она набиралась новых впечатлений для создания своих картин.
Так вот, отношения Карамелькина и Ирины были просты. Если Маша любила Карамелькина просто за то, что он был Карамелькин, то Ирина не любила его, потому что он был бедным и не было никакой надежды, что когда-нибудь он станет богатым.
Еще меньше любила его ее собачка – мерзкая толстая тварь, которая постоянно облаивала его на входе и кусала за кроссовки на выходе. Эта псина – была проклятием рода Карамелькина. Звали ее Джуди, спрашивается, ну не идиотское ли имя!.. Карамелькину приходилось мириться с этой собакой и даже заискивать. Костей и ошметков мяса она не признавала и питалась исключительно финскими колбасками, тоже, надо сказать, неприятная особенность.
Но, Бог с ней, с этой псиной. Вернемся к любимой девушке Карамелькина.
Получив наследство, Карамелькин сразу стал делать Ирине ценные подарки – блестящий самовар, толстую записную книжку, видеомагнитофон, импортные краски, которые светились в темноте. Короче, понадарил этой Ирине кучу всего мало-мальски ценного, что можно было купить в наших магазинах. Он мог бы одеть ее с ног до головы, так как ему нравилось, но Ирина почему-то загадочно противилась. И это было очень странно. Казалось бы, теперь-то Карамелькин мог бы ее и заинтересовать.
Объяснилось все просто, но не сразу. Или Ирина оказалась девушкой принципиальной, или уж просто подвернулся такой случай, но она позвонила Карамелькину только затем, чтобы сообщить ему неприятную для него новость.
Она позвонила ему в тот день, когда Карамелькину окончательно перестали звонить, и перестала звонить даже Маша.
– Алло! Я слушаю! Ирина! – ответил Карамелькин радостно, услышав Иринино «Алло». – Ты приедешь? Мне хватать такси и ехать к тебе?
Трубка взволнованно молчала.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовался Карамелькин, чувствуя, что дыхание Ирины не такое, как обычно.
– Приглашаю тебя на свадьбу! – ответила Ирина честно.
Так ошеломленный Карамелькин узнал, что Ирина окончательно сделала свой выбор и к тому же, не в пользу Карамелькина – выходила замуж за литератора Мормонова. Карамелькин вежливо пожелал семейного счастья и благополучия, повесил трубку, а потом три дня был в шоке.
По прошествии трех дней Карамелькин четко знал, что ему следует делать. На большую часть оставшихся денег он купил подарок на свадьбу Ирины и преподнес его через знакомых.
Дело выгорело. Молодожены смертельно поругались в первую же брачную ночь и разъехались по своим домам. А на следующий день разругались со всеми родственниками и подали на развод. Родственники потом еще неделю делили разные подарки и никак не могли поделить «форд», подаренный Карамелькиным. В конце концов машину взял попользоваться папа жениха, ссылаясь на свои хорошие манеры. Но покататься на этой машине с ветерком ему было не суждено. На этой-то машине он и разбился через неделю, но это уже не важно, к тому же случай напомнил аварию с Андреем.
Прошло еще три дня и Ирина звонила не переставая, выставляя свой номер на автоответчике, да только Карамелькин не снимал трубку. Он тоже решил быть принципиальным. К тому же очень он на нее обиделся. До такой степени, что не хотел ее видеть вообще.
Так пришла в его голову еще одна идея. Карамелькин пересчитал свои деньги и выяснил, что этого как раз хватит на билет до Америки. И еще остается на некоторое время, чтобы обосноваться. Расчитывая по сотне за день. Подобное совпадение цифр Карамелькин счел за знамение. Не мешкая, он заказал билеты в «Пан Америкэн» на пятницу, 16 июля и стал прибираться в квартире.
Самолет его должен был подняться в небо в семь часов вечера, поэтому Карамелькин решил как следует выспаться, чтобы не опоздать (опаздывать вообще было ему свойственно). Проснувшись, он чисто побрился, надел все свежее и посидел в старом кресле, прощаясь. Потом он вынес два чемодана, груженные вещами, которые считал для себя ценными, и на такси доехал до Домодедово.
Все же он чуть-чуть было не опоздал.
– Пропустите! – кричал Карамелькин, расталкивая партийных боссов, толпящихся возле турникета. Он растолкал почти всех, кроме девушки, проверяющей визы и билеты.
– Сожалею, молодой человек, но ваш билет не действителен.
– Не может быть! Да я в кассе брал!
– Верю, молодой человек, – успокоила его девушка. – Но сегодня уже суббота, а у вас на пятницу.
– Суббота?! – до Карамелькина стало что-то доходить. Кажется, он проспал ровно сутки, что с ним приключалось, впрочем, и раньше. – Извините, я действительно ошибся. А нельзя ли выправить билет на сегодня, я доплачу…
– Нет, в субботу многие уезжают, свободных мест нет.
Побледнев лицом, помутнев глазами, Карамелькин поплелся назад и увидел Машу только тогда, когда с ней столкнулся. Маша была одета в белое платье и держала в руках большой букет красивых цветов.
– Привет! Что это ты тут делаешь?
– Пришла тебя провожать. Держи, это тебе…
– Мне? Цветы? – удивился Карамелькин.
– Подаришь первому встреченному тобой полисмену.
Она протянула ему букет, Карамелькин засмущался.
– О, зачем ты тратишься!
– Ничего страшного, мне на работе премию дали. Дай, думаю, попрощаюсь с Карамелькиным…
– Постой, постой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54