У рычагов траловой лебедки стоит высокий кареглазый бригадир Алексей Лукашанец. Он сбросил с себя рубашку; и кажется, что по ошибке кто-то к ослепительно белому телу приделал ярко-красное, опаленное солнечными лучами лицо и такие же руки. На лбу бригадира блестят капельки пота. Бригадир волнуется: первый трал, как-то он пойдет?
– Трал готов! – докладывает он капитану.
– Отдать трал!.. – командует Арам Агаджанович, и матросы сбрасывают за борт концевую часть трала – куток, затем мотню и крылья трала – сетные полотнища, служащие для направления рыбы в куток.
Тяжело плюхаются в воду нижняя и верхняя подборы – прочные тросы, на которых укреплено вооружение трала: кухтыли (поплавки) на верхней и грузила – бобинцы на нижней.
– Малый ход! – говорит капитан в рубку.
– Есть! – отвечает штурман.
Слышен звонок телеграфа передающего команду в машинное отделение. Судно разворачивается, делает «циркуляцию» – становится правым бортом под ветер. Ветер отгонит судно от трала, и трал, как перед полетом, только подводным, расправит свои сетчатые крылья. Вслед за крыльями в воду уходят грунтропы, металлические штанги-клячевки, тонкие, крепкие тросы-кабеля, соединяющие трал с траловыми досками, и, наконец, сами доски и ваеры – толстые тросы, на которых трал буксируется за судном.
Капитан свешивается с крыла мостика, смотрит в прозрачную воду, в которую метр за метром уходят режущие поверхность океана ваеры. Наконец бригадир стопорит лебедку: тросы вытравлены на всю нужную длину.
– Ну как, пошли? – спрашивает капитан Лукашанца.
– Вроде бы пошли, – неуверенно отвечает тот и шарит рукой в кармане. – Где-то были спички...
Кто должен идти? И куда? Разговор идет о досках, прикрепленных к тралу. Их две: носовая и кормовая. От их величины, формы и веса, от того, как они «пойдут», зависит и улов. Доски должны идти по грунту своими нижними окованными краями; вода ударяется в них, раздвигает доски, а они, в свою очередь, раздвигают крылья трала, которые направляют рыбу в раскрытый зев мотни, а оттуда – в куток. Если же доски не «пошли», то они или захлопнут трал, или закрутят его вокруг своей оси.
Я смотрю в воду и представляю себе, как трал, сбивая губки, рогатые кораллы, подминая под себя заросли подводных джунглей, катится по дну на металлических грузилах, шарах-бобинцах. Кто-то попадется в него? У меня уже все готово для встречи подводных обитателей: аквариум наполнен водой, в цинковый ящик налит формалиновый раствор, а в большую банку – спирт с глицерином. В аквариуме мы будем наблюдать за рыбами, которые окажутся в трале живыми, в ящик попадут рыбы для коллекции, а в банку – ракообразные. От формалина их твердый хитиновый покров, покрывающий все тело, разрушается, и поэтому раков и крабов можно хранить лишь в специальном растворе. Итак, все готово, морозильная камера ждет наживку, я – рыб для коллекций, а кок? Кок стоит около меня и задумчиво барабанит пальцами по тазику: к обеду он запланировал рыбное жаркое – не подкачайте же, ребята!
Капитан смотрит на часы: пожалуй, пора. Судно замедляет ход, разворачивается левым бортом под ветер, бригадир включает двигатель лебедки. А над водой, около самых бортов, мечутся с писком чайки: сверху им уже видно, как из глубины поднимается к поверхности океана длинный, распухший от рыбы сетный мешок.
Натужно гудит лебедка, наматываются на барабан последние метры тросов, из воды медленно выползает, зависает над палубой куток, наполненный трепещущей рыбой. Слава дергает за веревку, которой затянуто отверстие в кутке, и на палубный настил, наполняя рыбный ящик, хлынул живой серебряный поток. Чего здесь только нет, просто глаза разбегаются! Кажется, что кто-то специально собирал и бросал в трал все, что ни попадет под руку: крабов, раков, моллюсков и, конечно, сотни различных рыб.
Вместе с Виктором мы спешим к ящику и начинаем копаться в этом богатстве, откладывая в сторону наиболее интересных животных и рыб. Здесь столько всякой всячины, что просто не знаешь, что отложить. И мы, пачкаясь в рыбьей слизи, берем в руки то одну, то другую рыбу и торопливо откладываем в сторону, потому что среди пестрой трепещущей груды еще живых, сверкающих яркими красками серебряных тел замечаем рыб, еще более интересных. А вот небольшой, с кулак величиной, осьминог: ну-ка, полезай, дружок, в аквариум! Усы... Чьи это усы торчат из-под плоского, как блин, ската? А, это креветка. Ярко-желтая, черноглазая, величиной с ладонь. Жаль, что их мало в сегодняшнем трале – уж очень они вкусные. Осторожно – краб! Ух, какие у него клешни! Лезь, лезь в ведро, потом познакомимся поближе. Туда же попадают резко пахнущие губки, кусок ярко-красного коралла, пара моллюсков, спрятавшихся в крутозавитые, покрытые зеленой слизью раковины. Затем мы снова возвращаемся к рыбам. Ну, разве не замечательна, например, вот эта плоская, блестящая, как начищенная серебряная монета, рыбка? У нее совершенно человеческая физиономия, очень напоминающая какую-то малоприятную личность. Саша, который помогает нам, морщит лоб, а потом восклицает:
– Муссолини!
Ну, конечно же, у рыбы отвратительный профиль фашистского диктатора, казненного в конце второй мировой войны итальянскими партизанами, – такой же покатый лоб, приплюснутый нос, отвислая челюсть. Так рыбу и называют французские и итальянские рыбаки, хотя у нее есть и научное название – «вомер».
А рядом смеются, рассматривая другую рыбу, матросы. Я подхожу к ним.
– В чем дело, ребята?
– Тетю Полю поймали, – говорит Слава, соскабливая с веснушчатого лба чешую.
– Что еще за «тетя Поля»?
– Да вот, поглядите сами.
Смотрю под ноги: лежит на палубе небольшой скат-орляк. При некоторой фантазии его действительно можно сравнить с орлом: у ската широкие треугольные плавники-крылья, длинный плетевидный хвост. Скат-орляк. При чем же тут какая-то «тетя»? Да еще «Поля»?
– При чем? – смеется Слава и поднимает рыбу над палубой.
И тогда мне тоже становится смешно – рыбья голова очень похожа на любопытное человеческое лицо: хитрые подслеповатые глаза, длинный любопытный нос, беззубый, с кривой усмешкой рот.
– Точь-в-точь моя соседка... такая хитрущая старушонка, в общем – тетя Поля, – поясняет Слава и швыряет рыбу за борт.
Орляк шлепается в воду и, благодарно вильнув хвостом, исчезает под днищем теплохода.
А на палубе кипит работа. Матросы отбирают выловленную сардину, укладывают ее в картонные коробки и отправляют в морозильную камеру: наживка... ее нужно много, несколько тонн. Но сардины мало. Ящик наполнен пузатой, желтовато-зеленой отоперкой, мелкими акулами, скатами, рыбами-саблями.
– Что раздумываешь? – подталкивает кока к рыбному ящику бригадир. – Поторапливайся, а то всё за борт отправим.
Юра внимательно шарит глазами по рыбе: что же унести на камбуз? Большущего, головастого морского ерша? Или длинного, скользкого океанского угря? Но ерш очень колюч, а угорь слишком скользкий – с ними провозишься до самого вечера. И кок кладет в тазик пару широких плоских рыбин, покрытых вместо чешуи толстой упругой кожей. Рыбы мелко трепещут красивыми фигурновырезанными плавниками, обеспокоенно шевелят мясистыми розовыми губами и угрожающе выставляют костяные шипы, торчащие на спине. Удовлетворенно улыбнувшись бригадиру, кок спешит с палубы к своим кастрюлькам – пожалуй, можно успеть сделать жаркое и к полднику.
– Эй, Юра, постой! – останавливает его Жаров. – Покажи, что у тебя за рыбки.
Юра, недовольно поморщившись, показывает. Виктор еще более недовольно морщится и, осторожно взяв рыбин за головы, выбрасывает их за борт.
– Как же так? – удивляется кок.
– А очень просто... Ты что, нас отравить хочешь? – отвечает Виктор. – Рыбки-то ядовитые. А вот эта еще более опасна для человека!
Извиваясь всем своим гибким влажным телом, эта тварь копошится среди уснувшей рыбы, пытаясь спрятаться от ярких лучей солнца. У нее голая, без чешуи, окрашенная в шоколадно-желтый цвет кожа, небольшая, отвратительная на вид острая голова, пасть, усаженная мелкими, как иголки, зубами. Среди них есть зубы, соединенные протоками с ядовитой железой. Во время укуса сильный яд стекает по протокам на зуб и оттуда попадает в рану, поражая нервную систему животного или человека. Перед нами мурена – одна из многих ядовитых рыб, весьма часто встречающихся в траловых уловах экваториальной Атлантики. Между прочим, мурена была хорошо известна еще в древнем Риме: богатые патриции очень ценили ее мясо. Рыб держали, как об этом сообщают легенды, в специальных бассейнах и откармливали мясом рабов.
– М-да... – бормочет встревоженно Юра и с опаской заглядывает в рыбный ящик: дескать, нет ли там еще чего-нибудь опасного?
– Как же, есть, – утешает его Жаров и подзывает матросов. – Ребята, идите сюда. Всем нужно уметь различать ядовитых и опасных для человека рыб от промысловых и прочих... экзотических.
Сидя на краю ящика, Виктор показывает всем одну рыбу за другой и рассказывает о них.
Вот среди некрупных окуней бьются несколько небольших, с ладонь величиной, оранжево-красных рыбок с длинными, в виде сужающихся трубочек, рыльцами и с зазубренным шипом, торчащим на спине. Это рыбка-бекас. Ее шип, как наконечник стрелы, смазан ядовитой слизью. Если неосторожно наступить на бекаса голой ногой, то слизь, проникнув в ткани тела человека, вызывает мучительную, долго не проходящую боль.
А к этой рыбке так и тянется рука, настолько она красива и привлекательна. Плоское тело ее покрыто зеленоватыми и желтыми крапинками, на хвостовом плавничке – желтые и темные полосы, такие же полоски пересекают удлиненную, с вытянутыми вперед, как для поцелуя, губами голову. Рыбка похожа на яркую бабочку, выпорхнувшую из какого-то чудесного подводного сада. И действительно, рыбки эти – жители удивительных живых коралловых садов. Там, маскируясь среди известковых затейливых кустов колоний коралловых полипов, они плавают, порхают живописными стайками, отыскивая себе корм. И название у рыбки – бабочка. Тянется к ней рука – какое прелестное существо! Но лучше не трогать эту подводную «бабочку». Ее красота коварна – в плавничках рыбки спрятаны острые костяные кинжальчики, оставляющие на руках человека глубокие раны.
Если рыбка-бабочка своим привлекательным видом может ввести в заблуждение незнакомого с ней рыбака, то скат-хвостокол, «морской кот», уже своим отталкивающим видом не внушает никакого доверия, настораживает. У него грязно-коричневое, дисковидной формы тело, заканчивающееся хвостом-плеткой; у основания хвоста, со стороны спины, угрожающе торчит блестящая, с насечкой пика. Это – оружие «кота». Оружие, которого должен остерегаться каждый, кто не хочет иметь неприятностей. «Морской кот» питается мелкой рыбешкой и некрупными донными беспозвоночными: раками, крабами, креветками, моллюсками. Но когда на него нападают, хвостокол пускает в ход свое оружие. Резко, стремительно повернувшись, скат наносит врагу костяной пикой страшную рваную рану. На нижней стороне пики-шипа находятся две бороздки. По ним в рану стекает яд, и животное, осмелившееся напасть на хвостокола, погибает. Некоторые скаты достигают гигантских размеров – до двух – двух с половиной метров. Обладающий большой силой такой «котище» представляет опасность и для человека: пика может перебить рыбаку ногу. Но и небольшая рана длительное время не заживает, и человек все время испытывает очень сильную боль. Индейцы Южной Америки и негры некоторых африканских племен хорошо знали эту рыбу. Они использовали шипы скатов как наконечники для стрел и копий, смазывая их перед нападением на врага или охотой ядом, извлеченным из ядовитой железы хвостокола.
А вот рыба-звездочет. Она живет на дне, где зарывается в песок, выставляя наружу лишь глаза и рот, обращенные кверху. У нее массивная голова с большими острыми колючками на жабрах, немного приплюснутое, светло-песчаного цвета тело. Почему же ее назвали звездочетом? Вероятно, потому что рыба все время смотрит вверх, где сквозь воду виднеется голубое небо и звезды, зажигающиеся на нем по вечерам. Звезды звездами, но у звездочета есть и свои, не астрономические, а донные дела: добыча пищи. Большой рот рыбы – хитроумная ловушка, роль приманки в которой играет... длинный подвижной язык. Открыв рот и болтая далеко выставленным языком, звездочет подманивает к себе любопытных рыбок. Приняв язык за червяка, глупая рыбешка подплывает поближе... еще ближе... Рот разевается шире, а язык медленно втягивается в него, не переставая шевелиться. Еще несколько неосторожных взмахов плавничками – и рыбка уже оказалась у самого зева ловушки. Рот захлопывается. Рыбка исчезает. Задумчиво проглотив ее, звездочет бросает взгляд на далекое небо, а потом опять настораживает свою ловушку. На звездочета, так же как и на бекаса, можно наступить ногой, причем шипы легко прокалывают подметки и вонзаются в ногу. Уколы очень долго и мучительно болят.
К семейству звездочетов близко и семейство морских дракончиков, некрупных, желтоватой окраски рыб со сжатым с боков телом. Рот дракончиков битком набит острыми мелкими зубами. Такие зубы, вцепившись в добычу, уже никогда не отпускают ее. Но не зубами опасен дракончик, а находящимися у основания лучей спинного плавника ядовитыми железами. Дракончик, или, как его еще называют, «морской скорпион», ведет придонный образ жизни: очень быстро закапываясь в песок грудными и анальным плавничками, «скорпион» застывает неподвижно, часами поджидая добычу. Мясо у него очень вкусное и поэтому с некоторым риском употребляется в пищу. Но во Франции перед продажей у этих рыб удаляют плавники. Морской дракончик – наиболее ядовитая из европейских рыб. Кроме Атлантического океана, он встречается в Средиземном и Черном морях.
– Юрий Николаевич, – просит Жаров, – продемонстрируйте, пожалуйста, скорпиона... Повыше, так, чтобы все видели.
Взяв рыбку за хвост, я поднимаю скорпиона над головой. Дракончик еще живой. Он слегка трепещет плавничками, а потом резко поворачивается и колет меня спинными лучами в ладонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29