Ну а затем… либо отбой… либо битва…
– Как Всевышний Творец рассудит, – еле слышно шепнул атаман.
Обратный путь отнял существенно больше времени. Теперь всадников было много, однако перемещались они окольными тропами, по неудобьям и полям. Посты на гудевшем рядом развороченном тракте еще толком не восстановили, но во всеобщем сумбуре ватажники опасались налететь там на какой-нибудь сюрприз. Вдобавок не хватало сменных лошадей, что сокращало переходы, а главное – Шагалан не особо подгонял свой отряд. Не стоило зря выматывать людей, до цели они все равно доберутся раньше основных сил Сегеша, а бойцов Эскобара – подавно. Окрестностей Даурса разъезд достиг утром шестого мая. Укрылись в обговоренном с атаманом леске.
– Куда сейчас, брат? – Джангес стер со лба испарину.
– Вам? Сидеть тут и ждать ватагу. А грамотнее – вовсе спрятаться где-нибудь по соседству. Дорога у Сегеша долгая, не дай бог, про рощицу эту условленную враги разнюхают. Я же проедусь, посмотрю, что там да как.
– Так и не откроешь, брат, куда направляешься? – сощурил повстанец единственный глаз. – Вдруг сгинешь, не узнаем даже, куда с помощью спешить.
Шагалан поколебался секунду, потом кивнул.
– В случае чего к Сегерхерду идите. Отсюда на полдень миль восемь. Там шум завтра должен стоять знатный, не заплутаете. И дай-ка мне, брат, человека для связи.
– Которого тебе?
– Любого, кто надежен и в седле крепко держится.
– Ну, брат, у меня только такие и собраны. Хочешь приятеля своего, Эркола? Новичок, в бою не слишком опытен, зато смышлен не по годам. Годится?
В сопровождении музыканта Шагалан тронулся дальше на юг. Злополучную галечную бухту он посещал лишь однажды и теперь мучительно выуживал из памяти детали тамошнего пейзажа. Следовало предельно близко подкрасться к месту высадки, но и не напороться на возможные секреты. Совсем хорошо было бы осмотреть окрестности откуда-нибудь со стороны, не привлекая к себе опасного внимания… Шагалан покосился на спутника. Эркол ехал сзади и чуть сбоку, напряженно вытянувшись в седле. Бледный, молчаливый, то и дело озирался, выискивал угрозу. В разъезд Джангеса он попал в конце зимы, после штурма Волчатника, где конники потеряли нескольких человек. Хотя лихим рубакой музыканта едва ли можно было назвать, старался он изо всех сил.
Крыши Сегерхерда оставили далеко слева, рощицами и перелесками прошли еще мили две.
– Что-то не то, – произнес Эркол, нагоняя разведчика.
– О чем ты? – изогнул тот бровь.
– Точно не знаю… – Ватажник смутился взгляда, но речь не прервал. – Просто чувствую – что-то ненормальное кругом.
– Чувствует он… – проворчал Шагалан, слезая с лошади. – Спускайся, поэт. Поля безлюдны, вот и ненормально. По стране пахота да сев в разгаре, а здешние крестьяне будто с зимы не проснулись.
– Куда же они подевались?
– Вероятно, по домам хоронятся, носа не высовывают. Может, и стражу по деревням посадили. Боятся, видать, мелонги, что местные про хлопоты их разболтают.
– Ну да, а вон там кто-то в поле копошится. И путники все же есть, ползут по тракту.
Шагалан обозрел из-под ладони залитый весенним солнцем дол.
– Да, кому-то все-таки позволяют. Только это, брат, ни о чем не говорит: например, преданных холопов на поля выгнали, чтобы лазутчиков сразу не отпугнуть. Нас то есть. Дальше пешком, лошадей тут привяжем. – Он пристально посмотрел на бледного спутника: – Держись рядом, не дергайся и не зевай.
– Что ж… – голос Эркола дрогнул, – прямо в самое пекло пойдем?
– Нет пока. Должна вроде здесь водиться славная горушка, оттуда оглядимся. И дорогу запоминай, приятель, случится – назад побежишь.
Уточнять музыкант не отважился. Молча, быстрым шагом одолели еще порядка мили. Если б не утомление, не вечно лезущие под ноги коряги и целящие в лицо ветки, Эркол заметил бы, как они заложили широкую дугу, огибая вдающийся в сушу морской язык. Юноши непрерывно карабкались, соскальзывая, на какие-то сопки, чтобы тотчас сползать по ним вниз, устремляясь к следующим. На одной из таких едва поросших чахлыми кустиками вершин Шагалан вдруг остановился.
– Пришли. – Он снял с плеч увесистую поклажу, кинул на землю плащ, уселся сверху. – Отсюда и наблюдать.
Запыхавшийся Эркол недоуменно покрутил головой. На востоке темнела полоса большой воды, изредка ветер доносил соленые запахи. Крохотная бухточка чуть врезалась в океан серого песка, подернутого застывшей зыбью, чешуей гальки и островками иссохшей травы. До нее было, наверное, с полмили, юноши обосновались на крайней из целой гряды сопок, опоясывавших бухту. Местность расстилалась вокруг открытая и совершенно безлюдная. Мирно, тепло, солнечно, в воздухе кувыркаются радостные птахи, перебирает барашками море. Никакой войны, никакой тревоги, здесь, чудилось, вообще не ведали, что это такое.
Эркол подстелил себе плащ, опустился рядом с разведчиком. Минуту старательно пялился в одном с ним направлении, но примет разумной жизни так и не обнаружил. Знакомый и по-прежнему загадочный спутник оказался куда интереснее. Шагалан сидел неподвижно, ровно и расслабленно, обратившись к бухте. Лицо не мертвенное, но определенно бесстрастное. Глаза были распахнуты, хотя почти не шевелились, безучастно вперясь вдаль. Воин словно спал наяву.
– Нечего меня разглядывать, – сейчас же опроверг он эти мысли, не поворачивая головы. – По сторонам-ка, брат, смотри, не подполз бы кто ненароком.
Эркол смешался от неожиданности.
– Я… вроде… Кому же тут ползать? Ни души окрест, пустыня. Не ошиблись ли с подозрениями?
– Скоро выясним, – насупился Шагалан. – Ныне на виду вправду никого, как стемнеет, обойду остальные сопки. Кучу народу походя не спрячешь.
– А если и там пусто?
– Тем лучше, – неохотно выдавил разведчик. – Завтра спокойно встретим ребят и маршем на Ринглеви… Однако мнится мне, брат, не получится спокойной встречи. Не тот Гонсет человек, чтобы проворонить шанс для кровавой бани. Или я в нем сильно разочаруюсь.
– Так вот ведь, никого! – воскликнул Эркол, поведя рукой.
– Ну и что? Руками-то не маши, – холодно заметил Шагалан. – Хоть и голо кругом, а на твои колыхания глаза могут сыскаться… Мелонги рядом, мы ото знаем. А если они выберутся на позиции в самый последний момент? Рискованно, не спорю, легко опоздать, зато и противнику отреагировать некогда. Потому сидим здесь до конца.
Музыкант, поежившись, огляделся по сторонам.
– А если… придут… чего ж? Драться?
– Разумеется. – Шагалан не только не повернул головы, но даже губами шевелил как-то лениво.
– Ты… так безмятежно говоришь, брат?.. А целый полк? Человек сто латников?
– Какая разница? Где десять, там и сто – все едино.
– И… неужто справишься?
– Это уже неважно. Я буду просто драться.
– Как так? – Эркол опешил. – Неважно, победишь ты или погибнешь?
– Неважно, – выдохнул Шагалан. – Смысл имеет лишь путь, всякая цель – мираж, не заслуживающий внимания. Для понявшего это победа и поражение одинаково мимолетны, жизнь уравнивается со смертью, а каждый миг боя обретает собственную ценность.
Ватажник с минуту помолчал, ожидая разъяснений, потом спросил недоуменно.
– Разве бой начинают не для того, чтобы взять верх? Я всегда думал так.
– Бой начинают, когда не могут поступить по-иному. Ведь ты, брат, дышишь сейчас не для того, чтоб дожить до вечера? Тебе в это мгновение нужен воздух, и ты его вбираешь. Так же и здесь: нужно драться – дерешься, нужно умирать – умираешь. Ничего сложного.
Эркол, наклонившись, заглянул в лицо разведчика, словно пытаясь отыскать на нем следы нескладной шутки. Не нашел и смешался еще сильнее.
– Странно все… что ты говоришь, брат. Чудно. Даже пугает немного.
– Куда уж дальше пугаться? – Губы Шагалана чуть дрогнули в усмешке. – И так, смотрю, волнуешься, дергаешься, точно на иголках. Боязно?
– Заметно? – смутился музыкант. – В серьезной битве, понимаешь, пока не доводилось… Тем более с настоящими мелонгами, они-то небось и барокаров за пояс заткнут. Тут любому не по себе… кроме тебя, брат, конечно.
– У меня тоже сражений на счету нет, первому покойнику едва полгода исполнилось. Разве в опыте дело?
– В чем же тогда? – Эркол обиженно надулся. – Не каждому ведь дано невозмутимо на смерть ходить, большинству прежде всего уцелеть хочется. И я, представь, из их числа…
– А между тем должен был стать одним из нас. – Впервые за время беседы Шагалан скосил глаза на товарища. – Помнишь, в Сошках ты рассказывал о своем детстве? Как сироту подобрал старый воин и повел на воспитание в «армию Иигуира». Если бы не случайность и он тебя довел… ты бы, брат, оказался по ту сторону пролива вместе со мной и моими друзьями. И тогда бы не изумлялся всяким очевидным истинам.
– Армия… Иигуира?.. – задохнулся Эркол. – Так это правда? И это вы? А тот солдат…
– Его имя Мауром. Вспомнил теперь? Я слышал о нем от самого мессира Иигуира.
– Ух ты! И мессир… с вами?..
– Скончался в прошлом году. Ныне мы возвращаемся на родину осуществить им задуманное.
– Невообразимо. И обидно! – Музыкант взъерошил волосы. – Чуть-чуть везения, и я стал бы таким же сказочным бойцом, да? Трудно поверить…
– Ничего невероятного, – с ленцой кивнул Шагалан. – Каких-нибудь десять лет ежедневной изнурительной работы над собой, опытное руководство… Только зачем плакать о потерянном, брат, если неизвестно, чья судьба окажется удачливей дальше? В конце концов, от тебя же не требуют идти на горы мечей.
– Мнится, собственные скромные усилия даются мне гораздо тяжелее ваших подвигов… А если наверстать упущенное? Я молод и несколько лет обучения способен себе позволить.
Разведчик скептически прищурился.
– Ты готов подвергнуться такой же, как мы, трансформации?
– Ну, вы же это выдержали.
– Дело не в выдержке, брат. То, что малый ребенок принимает от учителей беспрекословно, взрослому придется вживлять в душу с кровью. Не знаю. – Шагалан отвернулся. – Преобразовать сознание ты, пожалуй, сумеешь. Если захочешь. Научиться основам боя тоже реально. Полностью догнать нас? Вряд ли.
– М-да, – вздохнул Эркол. – Бог весть, если выберусь из нынешних передряг, может, и попытаюсь… А ты сразу же разгадал ту мою историю? Чего ж молчал?
– Не имело резона торопиться одаривать ватагу Ааля подробностями о нас. И Ретси опять же.
– Ты уже тогда в Сошках подозревал Ретси?
– Ничего конкретного, общая смутная тревога. Если б подозревал, не дал бы кидаться на себя с ножом.
– Тревога… А разве сейчас, на грани баталии, ты ее не ощущаешь?
– Сейчас тревожиться не о чем. Бой проще и честнее интриг: есть ты, есть враг, есть твой путь. Остальное – дым. Впрочем, и себя с врагом желательно считать дымом… Не обращай внимания на подобные речи, брат, – улыбнулся Шагалан озадаченному товарищу, – едва ли тебе по силам осмыслить их сразу. Слушай вот что: когда стемнеет, я отправлюсь исследовать вон те две сопки, что совсем близко к бухте. Видишь? Если атаковать высадку, то именно оттуда.
– Никого не заметно.
– Войск там пока и нет. А вот собираются ли они появиться, я намерен уточнить. Тебе сидеть здесь тише воды и постоянно озираться вокруг. Если вспыхнет шум – немедленно удирай. Без проволочек и геройств, ясно? Узришь чужаков – то же самое. Дорогу к лошадям запомнил? Поутру Джангес должен встретить ватагу, расскажешь там все детально. Особенно для Кабо, он разберется, что предпринять.
– А как же ты?
– Пустой вопрос, брат. Маленький отряд врагов мне не страшен, большой… Уйду и от большого, если не заботиться о тебе и о деле. Но истину вскрыть необходимо. Гонсет не укладывается в мои прежние ожидания – он или гораздо скудоумнее, или… гениальнее…
VIII
На сопках действительно никого не было. В темноте Шагалан крадучись обошел их вдоль и поперек. Люди эти места, безусловно, посещали, но никаких войск или военных приготовлений не обнаружилось. Возвратился разведчик глубоко за полночь, хмурый и неразговорчивый. Долго сидел, всматриваясь в бездонное, равнодушно распахнутое звездное небо, потом растормошил задремавшего Эркола, а сам закутался в плащ прямо на песке. По ночам еще здорово холодало.
Проснулся снова непонятно отчего. Еле начинало светать, где-то у ног наливался багрянцем восход. Вязкий мокрый туман струился по земле, бисером повисая на одежде. Кругом царствовала промозглая стынь, падающие поблизости на невидимый камень капли монотонно рубили тишину. И не только они. Легкое колыхание почвы, шорох, короткий глухой лязг, нарушающий единую картину безмятежного пробуждения мира.
Моментально очнувшись, Шагалан осторожно обернулся через плечо. Четверо. Четыре размытые мглой силуэта, широкой цепочкой бредущие в их сторону. До них шагов пятьдесят, однако уже ясно, что это солдаты. Не затянутые в кожу неумехи-стражники, настоящие латники. Мелонги. Идут медленно, спокойно и почти бесшумно – ребята определенно поднаторели не в массовых побоищах. Мечи наготове, у одного на плече знакомая коряга арбалета. Тщательно оглядываются, но друг с другом болтовни не заводят, лишь изредка обмениваясь скупыми жестами.
Юноша отпустил рукоять ножа, ласкаемого на груди, вдавил себя в едва заметную впадинку, оттуда скользнул дальше назад, откатился, укрываясь от непрошеных гостей на обратном склоне. Эти четверо, без сомнения, хороши, но он, пожалуй, попробовал бы с ними сладить. Волнует иное – группа подобных волков не может просто так разгуливать по забытой Богом глуши. Не на охоту же они сюда явились кроликов душить? А если душить явились вовсе не кроликов? Тогда их должно быть гораздо больше. Что, если в тумане движется сейчас еще десяток-два похожих удальцов? Задень хоть краем звено колючей цепочки, и на сигнал тревоги сбежится целый полк. Никакого мастерства не хватит. Значит, не сезон нынче для подвигов, убираться пока не поздно… А вот и Эркол. Спит, конечно, свернувшись калачиком, блаженно улыбается во сне. И ведь не за что, по сути, бранить парня – под рассвет ломались караульщики и покрепче. Сам виноват, усомнился на мгновение в реальности угрозы, расслабился, оставил мальчишку бдеть до зари, тут ловкач Гонсет тебя и подстерег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43