Пока же прервемся. – Он поднялся на ноги. – Нужно заняться тропой с ловушками: что-то разъясню, большинство снимем – их время миновало. Еще заботы скопились… А потом встретимся на закате у меня в землянке.
К продолжению разговора мастер Кане ощутимо опоздал. Пришел озабоченный, даже сердитый, если подобное вообще можно сказать про хардая. Засидевшийся в полумраке Шагалан раздул лучину, выдвинул ее на середину стола. Кане, перехватив немой вопрос юноши, нахмурился.
– Прежде о делах.
В изложении учителя все и впрямь рисовалось не таким уж устрашающим. Подтвердив, что Шагалану уже известны основные направления работы, Кане добавил несколько деталей, адресов и имен.
– Здесь преимущественно наши союзники в Валесте. С трудами Кабо ты и так неплохо знаком, когда пересечешься с остальными, допытаешь их подробнее. И в целом, друг мой, надо бы тебе чаще находиться в лагере: сюда стекаются все донесения, отсюда постоянно сообразовываются и регулируются старания разведчиков. Пусть Сегешем плотнее займется Кабо, полагаю, справится.
– Как же так, учитель?! – вскинулся юноша. – Мои друзья будут выцарапывать сведения, а я – спокойно поджидать их в теплом углу? Да и у Сегеша… Вы же сами объясняли, что это важнейший наш помощник, что ему нужно особое внимание!
Хардай грустно взглянул на него.
– Я же не воспрещаю тебе посещать Гердонез. Порой главе разведки полезно воочию наблюдать за жизнью в стране. Лишь не забывай – теперь на тебе сходятся и чужие усилия. Умно организовав их, добьешься больше, чем самыми отчаянными подвигами.
– Организовать… Надеюсь, вы не ошиблись, учитель, в моих способностях. А что скажете о последних новостях?
– Барокары? Заманчивая идея. Вывести из игры такую толпу бывалых воинов – половина победы. Подумай, не стоит ли попробовать связаться с этими их вожаками. В конце концов, мы рискуем исключительно тем, что переговорщика возжаждут повесить или сдать мелонгам. Привычная угроза на той стороне пролива.
– А что мне им обещать? С толковыми старшинами прежняя болтовня не пройдет, потребуются подлинные предложения.
– Во-первых, для начала и прежних достаточно. Ты произносишь вероятные условия, они – принципиальное решение. Во-вторых… и впрямь, похоже, пора договариваться с хозяевами Даго. Если уж они готовы сотрудничать с любыми разбойниками, то не откажутся и от славных парней вроде вас. Имея общего врага, договориться нехитро. Потереби Бойда, он много якшался с окружением принца, пусть вспомнит – его ориентировали туда не единственно ради коммерции. Одновременно можно потрясти посланника, навестившего Сегеша. Хотя мы приоткрываем тем секрет нашего существования… но сегодня это, пожалуй, оправданно и не слишком опасно. Волчата окрепли… Смотрю, ты приуныл?
– Тут уже не столько разведка, учитель, – протянул Шагалан, – сколько политика. В этом ремесле я не мастак.
– Ничего страшного. В серьезных переговорах тебе пособят и Эскобар и пройдоха Бойд. Сейчас надобны в союзниках все, склонные выступить с оружием на захватчиков. С внутренними противоречиями разберемся позже.
Юноша помолчал, кивая и собираясь с мыслями.
– Давно хотел задать вам один вопрос, учитель. Щекотливый…
– Задавай, – усмехнулся Кане. – Вечер накануне расставания – самый удачный для того момент.
– Вы… не считаете, что зря потратили кучу лет вдали от родины, от близких и их забот?
– Не считаю, – спокойно откликнулся хардай. – Я неизменно следовал своей сокровенной природе, а это куда важнее места проживания. За минувшие годы чумазые мальчишки тоже стали для меня близкими, почти родственниками, а вырастив из них истинных воинов, я надеюсь помочь и Гердонезу и Диадону. Наконец, мне выпадает шанс возвратиться в трудную минуту… Где же повод для сожаления? А главное… Жизнь всегда, Шагалан, утекает, словно песок сквозь пальцы, что бы ты ни делал. Нам дано во всех подробностях созерцать сей поток, но не застопорить. Мы лишь научились наслаждаться секундным шорохом каждой песчинки, не тревожась, покатится ли очередная. Путь самоценен и не нуждается в какой-либо цели. Что же ты хочешь меня спросить?
Разведчик замер в молчаливом поклоне.
– Отменно, – кивнул хардай.
Повернувшись, вытащил из-под изголовья топчана длинный сверток.
– Это тебе.
Шагалан принял сверток от мастера. Догадываясь, что там обнаружится, осторожно начал разворачивать слои ткани. Темное дерево ножен, круглая гарда, изящная рукоять. Кожа на ней лоснилась от тысяч касаний, обвивающая ее проволока, напротив, помутнела под тяжестью времени. Настоящий меч хардая. Великий символ, герой множества легенд и былей.
– Вы оставляете его мне, учитель? – поднял глаза юноша. – Но это невозможно.
– Освободи его, – велел Кане.
Медленно, благоговейно Шагалан потянул за рукоять, извлекая на свет клинок. Разумеется, ему не раз уже доводилось лицезреть этот меч, но исключительно в руках хозяина. Еще детьми они с немым восхищением наблюдали за чудесами, что творили диадонцы таким оружием. Каждый некогда мечтал о чем-то подобном, однако сказочная сила, затаившаяся, грезилось, в мече, была столь пугающе священной, что вершина тех чаяний – чуть дотронуться пальцем до лезвия. Сейчас же клинок с тихим шелестом послушно выполз на ладонь. За прошедшие годы мистическое преклонение поблекло, зато понятней сделались реальные свойства. Ныне Шагалан достаточно разбирался в оружии, чтобы подтвердить всем существом – перед ним истинное совершенство. Шедевр кузнечного мастерства, плод ослепительного озарения гениального творца, сумевшего выразить суть, не отвлекаясь на пустые мелочи. Безупречная форма, идеальный баланс, изумительная сложная сталь. Поколебавшись, Шагалан коснулся пальцами клинка, провел ими по тусклой холодной поверхности. Ни одного украшение, ни штриха насечки, даже личные клейма великие мастера игнорировали, считая – подлинную работу хороший воин распознает и так. Ни единой лишней детали, все сухо, выверено, прекрасно. Крошечные зазубрины на лезвии да паутина царапин обличали видавшего виды бойца, с подобным оружием редко играются на тренировках, то есть оно встречалось с взаправдашним врагом…
– Красиво? – усмехнулся Кане, следивший за оцепенением ученика. – Вот действительно уникальная сталь. Такая, друг мой, на складе не оказывается.
– Но, учитель… – Шагалан тяжело сглотнул. – Этому мечу нет цены. Вы не можете его дарить!
– Почему же? Издревле такое оружие или выковывают сами, или принимают от учителей. Я получил его от наставника, а он лично помогал знаменитому Дигою в ковке. Почти полвека назад. Теперь все повторяется. Бери, Шагалан. Я бы мог сказать, что это твой надежный спутник, но ты знаешь: ему не место на поле боя, хотя он способен в нужный момент спасти жизнь. Я бы мог сказать, что это знак доверия, символ твоих достижений, но ты знаешь: мы пренебрегаем символами. Пускай будет просто дар, память лучшему ученику о старом учителе.
– Учитель!.. – Юноша сорвался с топчана, падая на колено.
– Пустое, друг мой. Поднимись. Это лишь то немногое, что я в состоянии еще для вас сделать.
Чуть успокоившись, Шагалан бережно спрятал меч в ткань.
– Учитель… а мастер Очата…
– Его меч останется у Рокоша. Так мы решили. Есть меч Иригучи, но он не успел совершить выбор, а потому оружие вернется на родину. – Помолчав, Кане вздохнул: – Теперь о плохом. Приходится под конец делиться, друг мой, дурной новостью. Как ты слышал, Эскобар отправился посетить могилу господина Иигуира. На обратном пути он, как подобает верующему, зашел в здешнюю церковь заказать молебен и побеседовать со священником, исповедовавшим мессира. С молебном препятствий не возникло, а вот священник… Он пропал. Уже недели три как бесследно исчез. Раздосадованный Эскобар посетовал на это, я тотчас послал ребят, имеющих в деревне кое-какие связи, разведать подробности.
– Именно поэтому и запоздали?
– Да, ждал их сообщения. Собственно, никто ничего толком не знает, слухи очень разноречивы. По словам церковного сторожа, вроде бы посреди ночи примчался какой-то незнакомец, умолил поехать с ним к умирающему. То ли тот находился в дороге, то ли в отдаленном поселении, неясно.
– И что потом?
– Прихожане забеспокоились через день. Обыскали округу, расспросили кого только можно – никаких следов. Ни святого отца, ни страждущих незнакомцев. Поиски вяло тянулись почти неделю, а пару дней назад прибыл новый пастырь.
– Загадочно, – кивнул Шагалан. – И мы как-то ухитрились проворонить подобное под самым боком. Конечно, Церковь нас не слишком интересует, но тут… Что же полагают в деревне?
– А что люди способны вообразить? Большинство грешит на разбойников, якобы перехвативших служителя по дороге. Кое-кому мерещатся козни богомерзких чернокнижников или еретиков, мечтающих извести ревнителей истинной веры.
– Когда я его видел, учитель, он не показался мне чересчур уж беззаветным борцом с пороками.
– Метко. – Хардай усмехнулся. – Тем не менее, я тоже примирился бы с какой-нибудь из этих версий, не являйся наш святой отец помимо всего прочего исповедником господина Иигуира. Мы с тобой, Шагалан, оба догадываемся, в чем мог повиниться мессир на смертном одре. Плохо, когда услыхавший такое человек остается в живых и на свободе. Еще хуже, когда он внезапно погибает. Совсем скверно – если исчезает, ровно призрак.
– Подозреваете мелонгов, учитель? Гонсет?
– Нельзя исключать, старый лис – любитель подобных штучек. Говорят, перед просьбой об исповеди посыльный долго и дотошно уточнял, с тем ли именно священником встретился. Странная въедливость для чужака, согласись.
– Как же нам теперь поступить?
Кане глянул на юношу с легкой улыбкой.
– Не забывай, друг мой, отныне ты ведаешь разведкой в лагере. Попробуй-ка сам сделать выводы, благо пока есть кому их оценить.
– Насколько понимаю, учитель, – фыркнул Шагалан, – мои полномочия начинаются не раньше утра. При всем том, будь сегодня уже завтра, я бы решил… В сущности, мы ничего не в силах предпринять, даже если святой отец очутился в лапах Гонсета. Можно пошарить по окрестностям, но едва ли повезет наткнуться на логово врагов… Черт, мы глубоко влезаем в Гердонез, а враг оказывается гораздо ближе… Надо представить, что конкретно мог священник услышать, а главное – понять из путаных речей мессира. Затем допустим, это разом стало достоянием Гонсета – тайна исповеди не часто выдерживала дыбу и каленое железо. Что получаем тогда? Потеря внезапности – серьезная потеря, и все же высадку она не сломает. Только вдвое, вдесятеро больше осторожности, продуманности каждого шага, постоянное ожидание осмысленного, коварного противодействия.
– Недурно, – кивнул Кане. – Всегда помни: предупрежденный враг увеличивает мощь стократно. Чувствую, ты вполне готов к грядущему утру.
– Однако, учитель… все же как-то не по себе… Уже завтра вас здесь не будет… так резко… И весьма вероятно, мы никогда не встретимся…
Хардай положил ладони на плечи ученика, прямо заглянул в глаза.
– Мы следуем единым путем, Шагалан, но своими дорогами. Ты прав, шансов свидеться мало: мне предстоит страшная, всеуничтожающая война, вас тоже ожидают тяжелые бои и горькие утраты. Вряд ли обоим предначертано пережить такие потрясения. Если же чудо случится… надеюсь, ты или кто-то из твоих товарищей еще посетит Диадон. И тогда мы похвастаем друг перед другом небывалыми подвигами и громкими победами. А также тем, что по-прежнему следуем единым путем…
V
Вместе с запахом тепла приспели новые хлопоты. После проводов хардаев Шагалан с головой погрузился в работу, все больше времени просиживая в лагере. Ему самому это не слишком нравилось, вдобавок Кабо отреагировал недовольным ворчанием, а Танжина – нешуточной и затяжной обидой. Выхода, впрочем, иного не сыскалось, разведка набирала обороты, доставляя все более горячие вести. Совладав с первым отчаянием, Шагалан принялся потихоньку осваиваться в непривычной роли.
Обжегшись с Тореном и Шургой, охота за наместником как-то незаметно сошла на нет. Формально никто не отказывался от идеи, сохранялся даже пост в Гельнхорне. Правда, Гонсет там так и не объявился. Порой сообщали о его путешествиях, повстанцы лишь хмуро переглядывались. Только однажды Кабо пустил на перехват конный разъезд – с тем же обескураживающим результатом. Шагалан чурался и этого, недаром живой упрек постоянно перед глазами: из двух недель беспамятства вернулся малыш Йерс, исхудалый, бледный, вздрагивающий от любого шороха. За ним ухаживали всей ватагой, особенно старался отшельник, которого уже почитали едва ли не чудотворцем. И яростное сопротивление встретили попытки увезти парнишку поправляться к Нестиону. Шагалан тем не менее настоял – долгие вдохновенные назидания Торена о Божьих законах отчего-то пришлись ему очень не по сердцу.
Прекратив выслеживать Гонсета и редко тревожа проползающие поблизости караваны, усилия сосредоточили на работе сети осведомителей. Именно ей разведчики отводили ключевую роль. Главное из событий свершилось в самом конце февраля. Согласно рассказу Кабо, гостившего, как получалось все чаще, в тот момент у Сегеша, за неделю к атаману стеклась куча сходных донесений. Разные, совершенно незнакомые друг с другом люди, разделенные многими милями, описывали примерно одно и то же: на пустынных до гулкости ночных дорогах Гердонеза внезапно возникли таинственные вооруженные отряды. До полусотни человек, обычно верховые, двигались скорым маршем, не задерживаясь в городках и деревнях. Там, где все же случался короткий привал, в воинах удавалось вроде бы распознать мелонгов гарнизона. Некоторые, впрочем, упрямо твердили о толпах барокаров, сорвавшихся с насиженных хуторов, иные – о свирепых горцах-наемниках. Так или иначе, ясно было, что зашевелилась внушительная военная сила. В принципе, ничего удивительного: жизнь беспокойная, то тут, то там вспыхивают мелкие, но кровавые схватки. Разбойники бегают за поживой, власти – за разбойниками, смутьянят пахари, шумят города, дворяне только и норовят сцепиться между собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43