Но чтобы вот так, посреди площади, в Радославе, запросто предъявит ему последнее свое слово умирающая правда, о которой многие уже и думать забыли, — того Аристокл не ждал. А возражать было нечего! Впрочем, бояться покуда было рано: мечом он владел не хуже многих княжьих дружинников, а этот дикарь, похоже, и воином не был. Наверно, зверя бил он исправно где-то там, на севере. И что привело его сюда?
Аристокл поднялся со скамьи, сидя на которой вершил суд.
— Подумай, юноша, разумен ли такой шаг? — Голос Аристокла звучал уверенно и мощно. — К чему тебе…
— Звать меня Мирко Вилкович, — перебил Аристокла мякша. — Говорить складно я не хуже твоего могу. А сейчас хочу словом меча с тобой беседовать, и правда мне на то волю дает. Или хочешь мне против правды ложь молвить? Тогда так и скажи, скамьи украшенье.
Последние слова Мирко позаимствовал у поморян — уж очень больно били они в цель, лучше любой стрелы.
Аристокл знал, что поморяне говорят метко, знал, что полянины способны на грубоватое, но верное слово, но вот от этого парня он подобного не ожидал, потому сказал просто:
— Хорошо, я буду сражаться. И не мне придется об этом жалеть.
— Твое слово, — заключил Мирко.
Аристокл, неожиданно для всех, снова присел на скамью, стащил сапоги, потом скинул плащ, короткую безрукавку, рубаху и остался в одних штанах.
— Я не привык сражаться в одежде полуночных стран, — сказал он. — Если мы бьемся без доспеха, рубаха меня не защитит. Готов ли ты к бою?
— Иначе я не был бы здесь, — отвечал Мирко.
— Меч! — приказал Аристокл.
Княжий человек, из тех, что помогал при суде, поднес ему ножны, из которых тот выхватил широкий заостренный клинок. Аристокл знал, что ни полянины, ни поморяне не владеют колющим ударом. Правда, меч его противника был необычен и на конце остер, но умел ли мякша этим воспользоваться? Это предстояло выяснить.
А толпа, в мгновение плотно окружившая помост, уже шумела, призывая поединщиков сойтись: такой потехи в Радославе не было уж давно — с тех пор как Ивор сел на княжение.
Аристокл прекрасно знал, что так просто к решительному бою не приступают, а оттого постарался хотя б немного покружить мякшу по помосту, чтобы и противника чуть узнать, и самому размять тело. Но, как видно, мякша медлить не хотел. Едва Аристокл двинулся лисьим вкрадчивым шагом вокруг, как соперник как-то мигом, одним махом оказался ближе, чем желал сын Арголиды, и тому не осталось ничего, как начать бой. Аристокл тут же понял, что перед ним боец не просто ученый, а знающий свою цель, и цель эта была простая: убить. И, казалось, этот парень видел ее так ясно, что путь к ней вовсе не был для него загадкой, словно нечто большее, чем просто сила тела, страсти и мысли, вела его — сама судьба владела его рукой.
Аристокл пробовал схитрить, но Мирко знал, что тянуть нельзя. Если где-то он не смог разгадать знаки, разбросанные по дороге, то там, где приходилось брать меч или говорить песенным словом, все тайны разом пропадали. Мякша, будто разрывая намеченный противником круг, просто двинулся ему навстречу и оказался как раз на том расстоянии, что можно было пустить в ход меч. Сталь зазвенела, толпа ахнула.
Мирко вряд ли отдавал себе отчет в том, что делает — руки, ноги, тело сами знали все. Вот Аристокл отбил его выпад сбоку. Вот отвел второй рубящий взмах, с неудобной стороны. Мирко перехватил колющий удар, направленный ему в бок, завел меч противника вверх и резко, довершая движение кистью, набравшейся силы на веслах, развернул его к себе боком — гораздо сильнее, чем тому бы хотелось. Аристокл пробовал отмахнуться. Мирко отпрянул, ушел от удара, а потом случилось то, что Аристокл хотел проверить, но не успел. Мирко знал колющий удар, и именно этого Аристоклу избегнуть не удалось. Стальной стрелолист вонзился княжьему судье под левое ребро. Рана была смертельная. Если бы кто считал удары сердца — спокойно, ровно бьющегося сердца, — то их не набралось бы и семи десятков с начала боя.
Люди вокруг, загомонившие было, разом смолкли. Воцарилась тишина. Мирко выдернул меч из раны. Аристокл, заливая кровью помост, осел на доски. Мякша, не отирая меча, бросил его в ножны и, уже завидев с высоты помоста княжеских дружинников, бросился туда, где, как ему показалось, занял место Торфинн.
И действительно, пепельно-рыжая грива поморянина была заметна среди черных да русых полянинов. Мирко спрыгнул с помоста, и никто ему не смог помешать. Поморяне, откуда ни возьмись, появившиеся именно в этом месте, оттеснили остальных и расчистили мякше проход.
— Вперед, а потом вправо и к пристани! — услышал он голос Торфинна и побежал.
На город уже опускались сумерки. Осенние закаты в Радославе были не в пример короче северных. Солнце скоро тонуло за горизонтом, и поморяне рассчитывали еще и на темноту. Мякша быстро выскочил за кольцо, образованное людьми вкруг помоста и, как мог, быстро побежал по улице, куда ему открыли выход. Но ему мешали: навстречу попадались ничего не понимающие, тоже бегущие куда-то люди, потом путь перегородили две телеги, и одну пришлось обогнуть, а под другой и вовсе пролезть. А клич о том, что надо держать убийцу княжьего человека, уже облетел город, а на его ножнах, хоть уж и смеркалось, все еще можно было различить кровь. Да и бегущий человек с мечом не мог не вызвать подозрения.
Мирко уже пытались схватить, но он вырвался, ударив кого-то сильно кулаком, а кого-то локтем, и добежал до проулка, ведшего к пристани. Там его ждали свои — Расмус и Скегги, — он успел узнать их. Они преградили путь преследователям Мирко — тем, что были из простых, но против дружинников князя вставать не стали и ловко скрылись от них, воспользовавшись суматохой.
Должно быть, корабль Торгни уже готов был ринуться вниз по Хойре, чтобы по темноте уйти от любой погони, но впереди, перед пристанью, куда ему было нужно попасть, он уже слышал звон железа и крики княжьих. Бежать туда было нельзя. На какой-то миг он остался один. Цепкий взгляд лесного человека сразу приметил забор, через который можно было перемахнуть. Мирко коротко разбежался, ухватился за верхушки кольев и единым махом перевалился на ту сторону.
Он упал в траву, так что никакого почти звука не было слышно ему самому, не говоря уж о тех, кто по другую сторону забора уже искал его по улице с шумом и криком. Вскоре, однако, его пропажу должны были открыть и неизбежно догадались бы, где он.
Мирко поднял голову, в глаза ему ударил свет: над ним стоял высокий старик, одетый в длинную черную рубаху. В руке он держал светильник, от которого пахло чем-то приятным, похожим на масло.
— Что такое натворил, что за тобой гонятся? — спокойно спросил он, будто не опасался ни самого Мирко, ни его меча.
Мирко мигом вскочил, хотел было бежать дальше, но вдруг понял, что толку от этого не будет: проникнуть незамеченным на пристань уже не выйдет — там сейчас полно княжьих, а позже будет незачем — Торгни придется уходить сейчас, и догнать его теперь можно будет только в Арголиде, если он захочет ждать. Между тем все деньги, вырученные за коней, остались у Торфинна. Мякша посмотрел на старика, а тот глядел на него. «Если не верить, то выпадешь мигом из того луча, что светит в твою ночь из окна твоего дня», — вспомнились ему недавние его же собственные думы.
— Княжьего человека убил, — просто ответил Мирко. — А до пристани добежать не успел. Сейчас корабль, что увезти меня должен был, уйдет.
Старик кивнул согласно.
— Что дашь последнее, чем подтвердишь, что не лжешь и мне веришь? — спросил он Мирко.
Мирко подумал немного вспомнил: монета, что дал человечек, которому он отдал Белого!
Мякша полез в карман, вынул мелкий серебряник.
— Вот, последняя. Больше у меня нет. Остальные с товарищами на корабле ушли.
— Добро, — заключил старик. — Пошли со мной. Здесь тебя не найдут.
Он без боязни повернулся к юноше спиной и пошел по выложенной каменными плитками дорожке. Мирко направился за ним. Старик отворил невысокую узенькую дверь, прошел внутрь, мякша протиснулся следом. Они очутились в довольно просторном помещении, вдоль стен которого были расставлены поставцы со свечами. Какие-то картины, с коих взирали огромные, строгие глаза, развешаны были над поставцами. У дальней стены, где свечей было более всего, с картины смотрел бородатый мужчина, обликом чем-то схожий с Аристоклом. Над ним, поблескивая тускло в пламени свечей, укреплен был простой — ствол да равновеликая ему перекладина поперек, точно посредине — крест.
Словарь
Арверны — историческое название одного из древних кельтских (галльских) племен на территории современной Франции. От арвернов происходит название французской провинции Овернь.
Арголида — историческое название области Аргос на п-ове Пелопоннес в Греции. В романе используется для репрезентации Византии и Эллады.
Аще — если, если бы.
Байдана — кольчуга из уплощенных звеньев.
Балясина — точеный столбик перил.
Банник — дух, обитавший в бане (аналогично домовому — в доме).
Бармица — кольчужная накидка, прикрепленная к шлему сзади и закрывающая затылок и шею.
Березозол-месяц — апрель.
Большаки, большухи — главы родов, живущих в общине.
Братан — двоюродный брат.
Бусовый — темно-синий, цвета неба до восхода или после заката солнца.
Бьёрсерк (сканд. — подобный медведю) — воин, во время боя впадающий в битвенное опьянение, экстаз, особую самозабвенную ярость.
Варг (сканд.) — волк; иносказание: изгой.
Векша — белка.
Весь — деревня.
Вододержа — возвышенность-водораздел.
Волкодлак — волк-оборотень.
Волоковое окно — окно в избе в виде деревянной задвижки.
Волоты — мифические древние великаны,
Волъки — один из исторических вариантов общего названия кельтов, восходит к Ванез, т. е. Уэльс. В романе используется для репрезентации кельтов.
Вотола — плотный плащ (возможно, запашной) из грубой ткани растительного происхождения (льняной или посконной).
Всход — лестница.
Выкружки — полукольца на шлеме, окаймляющие глаза.
Гвоздь-звезда — Полярная.
Глубник — северо-западный ветер.
Городни — деревянные быки-опоры пристани.
Гридни — элитная, ближняя к князю часть дружины.
Дивии люди — получеловеки с одной рукой, одним глазом, одной ногой, для передвижения складываются вдвое и бегают так удивительно быстро.
Дикарь — гранит.
Дощатая бронь — сплошная броня.
Ендова — широкий сосуд с отливом или носком, для разливки питья.
Ерихонка — вид шлема (колоколовидный с острым верхом, наносником, козырьком, нащечниками и бармицей).
Желоб — желоб, идущий горизонтально вдоль нижнего края кровли для водостока.
Зарев-месяц — август.
Звездный Мост — посмертный путь в Ирий, узкий шаткий мост над холодной бездной.
Змиулан — покровитель черных туч, хитрый и злой дух в облике змея.
Игольник — женский поясной мешочек.
Изба-непряха — где печь от входа влево, а потому на долгой лавке (от коника до красного угла) не с руки прясть: правая рука к стене и не по свету.
Изверг — изгой, изгнанный из общины.
Кантеле — финские гусли. Клобук — головной убор вроде колпака. Кметы — род княжеских дружинников, в мирное время люди на посылках.
Конский Глаз — Альдебаран.
Конунг (сканд.) — предводитель дружины.
Копытца — носки без пятки.
Корба — еловый лес на заболоченной почве.
Кресало — кремень для извлечения огня.
Кром — крепость, кремль.
Крушец — свинец.
Кудеси — ворожба, колдовство.
Ланги — один из исторических вариантов названия прото-польских племен в эпоху Великого переселения народов. В романе используется для репрезентации поляков..
Листопад-месяц — октябрь.
Луда — сплав олова со свинцом.
Луна Охотника — праздник полнолуния, или Самайн. Празднуется 1 ноября. Означает начало зимы. В этот день граница между миром людей и духов стирается. Из кельтской мифологии.
Мари — болота.
Морена — богиня смерти у древних славян.
Моровая Дева — смерть, болезнь.
Мшары — моховые болота.
Мякищи — от фин. «мяки», т.е. холм.
Мякши — от Мякищи, восходит к фин. «мяки», т. е. холм. В романе используется для репрезентации славянского народа, живущего в полосе хвойных лесов, граничащих с тундрой, и использовавших финское название ландшафта, несколько исказив его, для самоназывания.
Мятель — нарядный плащ из плотного сукна.
Налуч — футляр для лука. Нетий — племянник. Нетто — разве.
Норны (сканд.) — богини, плетущие нити судьбы.
Обруч — браслет.
Огуменник — 4 сентября (22 августа), день, когда леший тешится. Мужчины выходили в ночь стеречь снопы от его потех.
Падщерь — падчерица. Паки — снова.
Плава — от полова, половый — желтовато-соломенный цвет.
Повой — головной убор замужних женщин — шапочка из ткани с околышем.
Полевик — дух-хранитель хлебных полей, является в полдень в облике маленького старичка.
Полешуки — историческое название жителей белорусского Полесья. В романе используется для репрезентации славянского народа, живущего в основном в лесах.
Полудница — дух хлебных нив и полей, является в полдень в облике красивой танцующей девушки.
Поляпины — восходит к историческому названию славянского народа полян, жившего в районе Киева. В романе используется для репрезентации славянского народа, живущего в лесостепной полосе.
Поморяне — не историческое название, но по аналогии с историческими поморскими славянами. В романе используется для репрезентации называния скандинавов и поморских славян, живущих морской торговлей и разбоем.
Понева — длинная плотная юбка.
Поршни — старинная обувь, сделанная из одного куска кожи (или сшитая из двух — подошвы и верха), собранная вокруг щиколотки на ремешке.
Прокуда — колдовство, порча.
Пронизка — бусина с отверстием для нитки.
Рекло — истинное имя вещи или живого существа. Ременного плетения доспех — пластинчатый доспех, где пластины связываются кожаными ремешками. Рикс (сканд.) — вождь.
Ругии — восходит к историческому названию германского племени ругов, живших в эпоху Великого переселения народов на территории современной средней полосы России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64