«Почудилось», — решил Мирко, обошел костер, подбирая сухие ветви, и тоже присел — с другой стороны, напротив девушки, на колоду, что вместе с Ахти они сюда приволокли. Поворошив веткой в углях, он решился-таки разлепить ставшие отчего-то такими сухими губы.
— А ты откуда будешь? Не страшно одной в лесу?
— Вот уж чего бояться! — всплеснула она руками. — Я в этом лесу выросла, он мне — отец родной. Из села я, недалеко здесь.
— А, из Сааримяки? — догадался Мирко.
— Ну да, оттуда. — Она улыбнулась чему-то своему и снова прямо посмотрела на Мирко. — А ты почем знаешь, ведь нездешний?
— Нет, — кивнул Мирко. — Тут вон в шалаше односельчанин твой. Разбудить?
— Не надо, не надо, пускай почивает, — заторопилась она. — Я знаю: наверно, Ахти это, он вчера чуть свет к болоту ушел. Вы, видно, там и повстречались?
— Повстречались, — подтвердил мякша, усмехаясь про себя, припомнив обстоятельства встречи.
— А баню что вдруг затопили? — спросила девушка, то ли углядев, то ли почувствовав, что старой баней недавно опять воспользовались.
— Да так, в болоте извозились сильно, — соврал Мирко, чем немало насмешил ее.
— Что ж вы так, добры молодцы?! Клюкву-то рановато еще собирать! Ладно, не хочешь — не говори… А ты коневодом будешь? — полюбопытствовала она. — Ахти ведь с собой ни единой лошади не взял, а тут их аж девять ходит!
— Коневод, — опять соврал Мирко. — На ярмарку на Вольные Поля веду. Да, боюсь, не рассчитал. Не прокормить, да и мороки много в лесу с ними: то зверь ночной, то оводы… Дорогой где-нибудь продам.
— За лес не бойся, — участливо сказала она. — Тут ведь Хойра-река не так уж и далеко. Там по бережку идти просто, и деревень много — дойдешь. По дороге за них много не выручишь, а на торгу ратники радославские серебра не жалеют.
— Откуда знаешь? — подивился Мирко. — Или тоже коней любишь?.
— Я всякую живую тварь люблю, — просто ответила девушка. — И коня, и кота пушистого, и волка серого…
— И змею подколодную? — подначил мякша.
— Или тебя змей когда сильно обидел? — вспыхнула она, да так, что щеки зарделись. — А ты видел, какие они по весне узоры на траве свивают?
Мирко кивнул:
— Ага, красиво.
— То-то! И змею, и жабу горластую, и дерево всякое, и траву — а как без них?
— Правду молвишь. — Мирко понравились ее слова. Он и сам так думал, только не находил нужды расписывать это кому-либо. — Ты прости, а величать тебя как? Меня вот Мирко кличут, из Мякищей я, — добавил он, спохватясь.
— Риитой зови.
Они помолчали. Мирко силился найти какие-нибудь подходящие случаю слова, но ничего кроме «А что ты тут ночью гуляешь?» и другой бессмыслицы, о которой вовсе уж думать не стоило, в голову не приходило.
— Давай вот что сделаем, — придумала Риита. — Тут в баньке, я знаю, горшочки есть. Ты принеси один такой, да пошире.
— Зачем? — не понял Мирко. — Вот клубни печеные, лепешки остались. Давай на углях согрею.
— Не надо, — остановила она его. — Ты горшочек принесешь, а я похожу окрест, трав да листьев насобираю — отвар сделать. Нешто не пробовал никогда?
— Почему не пробовал? — обиделся Мирко.
— Что ж спрашиваешь? Или думал, я кашу варить собралась?
— Кто тебя знает? Может, щи варить, может, голову мыть, — пробурчал Мирко. — Горшок-то я принесу, а вот по лесу ты бы все ж одна не бродила.
— Что так? — запальчиво поинтересовалась Риита.
— А если зверь какой, волк. Или вот как к нам один недавно пожаловал. — Мирко благоразумно не стал описывать большого непонятного кота: Риита все равно не поверит, а расспросы пойдут, так волей-неволей придется про всадников рассказывать. Зачем?
— На лошадей напал. Лютый попался, коню всю спину располосовал. Ахти его дубиной подшиб, он и сгинул, точно оборотень.
— Ладно тебе. — Риита проворно поднялась, Мирко вслед за ней — они оказались одного роста. — Не пугай. Мне здесь все места знакомы, каждое дерево знаю. Ступай за горшком, я постерегу, — сказала она и взглянула так, будто все мысли о странном коте и всадниках, мелькнувшие у Мирко, прочла как по-писаному.
— Хорошо, — улыбнулся ей Мирко. Риита нравилась ему все больше, словно с каждой минутой хорошела. — Я быстро.
В бане было темно, хоть глаз выколи. Едва Мирко отворил дверь, повисла настороженная тишина. Мякша прислушался, потом полез за печку — горшочки стояли там. Под лавкой зашуршало, запыхтело, шлепнуло, потом стихло. То ли мышки лесные возились, то ли старик-банник, в неурочный час потревоженный, ворчал и ворочался.
Мирко возвратился к костру. Риита ходила вокруг пламени — стройная, гибкая. Белая рубашка ее неслышным светляком мелькала, будто сама по себе — синяя понева девушки была почти не видима в густой ночи. И еще поблескивал серебряный венчик. Риита что-то держала над костром, потом отпустила: пламя метнулось желтым языком и опало, как прежде.
«Колдунья, ни дать ни взять, — подумал мякша. — Но хороша до чего! И просто с ней, словно всю жизнь знал, а ведь, почитай, и двадцатью словами меж собой не перемолвились».
Мирко подошел. Она обернулась к нему всем телом.
— Вот, принес. — Мирко протянул ей горшочек.
— Воды набрать, вестимо, не догадался, — тихо сказала она, почти прошептала. — Принеси, будь ласков.
— Сейчас, — ответил он так же тихо и пошел к озеру. Пробравшись через кусты ежевики, Мирко вышел к озеру. Вода чуть слышно плескала в поросший травой берег, почти сливаясь с ним. Только по слабому отблеску Мирко понял, что стоит на самой кромке. Он потрогал воду: она была теплая и неспешно отдавала в ночную свежесть то, что вобрала в себя за длинный солнечный день. Мирко погрузил горшочек, и он почти сразу коснулся мягкого песчаного дна. Булькнули пузырьки, плеснула мелкая рыбешка, и снова только ветер шуршал листьями кустарника да глухо пели что-то на своем языке сосны.
Осторожно, чтобы не оступиться и не расплескать воду, Мирко вылез обратно сквозь заросли на опушку. Девушка на сей раз сидела у огня все в той же позе, поджав ноги и глядя на пламя.
— Вода. Я принес, — приглушенно сказал он подойдя. Ему не хотелось, чтобы сейчас вдруг от какого неосторожного движения или громко прозвучавшего слова проснулся бы Ахти.
Риита поднялась навстречу.
— Вот и хорошо, сейчас на огонь поставлю, а пока вода вскипит, я уж трав насобираю. Давай сюда! — Парень протянул ей горшок, и она взяла его, коснувшись при этом пальцев Мирко. И он не сразу отпустил ношу, а на миг задержал, и их прикосновение продлилось. Он ясно ощутил, как бьется кровь под ее теплой кожей. Риита поняла его и тоже не спешила.
— Ну вот, видишь теперь, что я не нечисть лесная, не мавка, не русалка?
— Вижу, — ответил Мирко. — Ты краше русалки будешь. — И он посмотрел прямо ей в очи. Были они глубокими и прекрасными, как лесное озеро, в котором отражаются плакучие серебристые ивы и зеленые сосны. И мерцали в ее глазах золотые и серебряные звездочки — или так казалось оттого, что огонь плясал рядом?
«Какие очи! Интересно, а у каменной женщины такие же будут глаза, если она оживет?» — пришло вдруг ему на ум, и он точно из-под воды вынырнул, вновь увидев не только глаза Рииты, но и всю ее.
— А ты их видел, русалок? — Смеясь, Риита выхватила горшочек, чтобы поставить его на приготовленных камнях в огонь. Мирко наблюдал, ловя каждое ее движение. Он взглянул на тонкий девичий стан и словно ощутил его своими ладонями и пальцами. И так просто было сделать это наяву — между ними был всего-то локоть, но он не двинулся с места.
— Посиди тут, посматривай, — распорядилась Риита. — Если вода закипит, а меня еще не будет, ты покликай.
— Как это «покликай»? — удивился мякша. — Ахти ведь разбудим!
— Не бойся, — отвечала она тихо, но голос вдруг зазвенел серебряным живым родничком. — Он крепко спит, до света не поднимется. — И, мягко ступая, скрылась в темноте. Мирко и рта раскрыть не успел.
«Как это до утра? Чтобы Ахти не вскочил от малейшего тревожного звука, словно раззява какой? Или она колдовство сотворила? Недаром ведь жгла в костре что-то, может, и слова заклинательные шептала? Кто их разберет, этих хиитола, колдуны-то именно из них выходят! Проверю-ка я, как это она Ахти усыпила! Или не надо?» — Мирко задумался, потом взял два камешка-кремня и ударил их друг о друга. Звук вышел сухой, резкий, отличный от тех, что случаются в ночном лесу. В шалаше было тихо.
Расхрабрившись, он позвал приглушенно:
— Ахти! — Нет ответа.
— Ахти! Коней свели! — сказал он уже громко и отчетливо, так, что человек, если он не глухой, за двадцать шагов точно услышит. Даже шороха не донеслось. Дальше пробовать мякша не стал.
«Ну и усыпила, диво какое! Иная мать ребенку два слова скажет, тот уж десятый сон видит. Вот и все колдовство. Пусть поспит парень».
Вода еще не успела закипеть, как послышались легкие шаги — это шла Риита. Капельки росы блестели на ее волосах маленькими самоцветами, а рубаха и понева намокли, да и обувь, видно, тоже.
— Ну, вот и я. — Рита положила возле костра мягкую охапку листьев, цветочков, травы.
— Ты ж промокла вся! — засуетился Мирко. — На вот, накинь. — Он снял вотолу и порывисто шагнул к ней. Рубашка Рииты намокла и оттого липла к телу, еще резче очерчивая красивую девичью грудь.
— Погоди, Мирко, — мягко отстранилась Риита. — Погоди, вода кипит, травы заварить надобно.
Руки и пальцы ее работали споро, умело, будто сами знали, что им следует делать, а губы меж тем шевелились, шепча тихонько. Даже стоя рядом, Мирко не мог разобрать ни слова, хотя язык хиитола разумел.
Мирко залюбовался на нее, но не так, как прежде. Нечто неизъяснимо волнительное, сладкое и томное просыпалось в душе, и голова кружилась, как от запаха хмеля, и чувства все обострились, как давеча на болоте перед появлением всадников.
Мирко хотелось бы узнать, что за травы кладет Риита в горшочек, что за хитрую волшбу должны совершить слова ее, но молчал. Нельзя сбивать ворожбу, иначе может случиться беда — маленькая, коли колдун, как сейчас вот Риита, готовит настой из трав, или непоправимая, когда заклинают страшную рану, нанесенную охотнику лесным хозяином или воином.
— Теперь давай плащ. Зябко, — обратилась к нему Риита. Травы были уложены, и над горшком уже поднимался
по-особому пахнувший пар. Мирко увидел, что девушка и впрямь сильно замерзла, даже дрожит, и, как умел, осторожно и ласково укрыл ее плечи плотной суконной одежей.
— Да разве ж можно так! — упрекнул ее Мирко, думая о том, что бы еще такое извлечь из своего короба, чтобы обогреть девушку. — Кто ж в одной рубашке по ночам ходит! Не первый раз ведь в лесу! Ночи-то сейчас не слишком теплые! И что тебя в лес понесло…
— А ты не рад будто? Могу уйти, — предупредила Риита.
— Не уйдешь, — неожиданно для самого себя просто сказал Мирко.
— Не пустишь? — удивляясь притворно, спросила Риита.
— Не пущу, покуда не отогреешься, — твердо решил Мирко.
— А после?
— И после не пущу. Но уж коли наскучил, ступай, конечно, — сорвалось с языка.
— Ишь, гордый какой, — нахмурилась Риита. — Думаешь, плащом укрыл, так и приворожил девку? — усмехнулась она.
— Прости, Риита, — повинился он. — Я не то сказать хотел.
— Да ладно. — Голос ее потеплел. — Рядом садись да сам хоть рогожей укройся, а то овчина тоже не защита.
— Да мне не впервой… — начал было Мирко, но Риита не дала ему упорствовать.
— Будет друг на друга дуться, — перебила она. — Лучше давай вместе на колоду сядем, а в рогожу вдвоем укутаемся.
— Удобно ли? — замялся Мирко.
— Или опять меня забоялся? — Девушка улыбнулась, и блеснули ее ровные, белые, что перлы, зубы. — Экий ты пугливый: то волк у тебя, то зверь неведомый, то русалки. — Она распахнула плащ. — Мы и здесь уместимся. Садись живее, не то я совсем закоченею!
«Действительно, что это я, — подумал Мирко, — ломаюсь, как невеста на сватанье. Когда еще такое доведется — с красной девицей рядом ночь провожать? Дорога у меня впереди длинная…»
Риита, конечно, вовсе не так замерзла, чтобы окоченеть, но тонкая сырая одежда согреть уж никак не могла. Вдвоем же быстро стало тепло. То ли потому, что вдвоем, то ли еще отчего…
— Непонятный ты какой! — дивилась Риита, не стесняясь тесно прижаться к Мирко, отчего тот ощущал себя надежным и сильным. — Из Мякищей один с конями идти не побоялся, а от меня, как от ведьмы, шарахаешься. Или не приходилось ни разу с девушкой ночь гулять? — Она снова посмотрела Мирко в глаза — не хотела, чтобы тот соврал. Ему, однако, не впервой было отвечать на такие вопросы. Иной раз он лукавил, но сейчас говорить неправду было глупо, да и ничего обидного для себя в честном ответе он теперь не видел.
— Да вот, как-то не привелось, — слегка усмехаясь над собственной неопытностью, ответил он. И внутренне приготовился встретить самое противное, что могло последовать со стороны Рииты: жалость. Но ошибся.
— Экой ты, оказывается, — задумчиво произнесла она. — А в ночь купальскую что же? В отъезде был или хворал?
— Не-а, — тоскливо улыбнулся парень. — На сеновале я был, звезды считал.
— Славно! — рассмеялась почему-то она, и глаза ее вдруг заблестели — все это время они смотрели друг другу в глаза. — А я тоже ото всех ушла, сюда прибежала — купаться!
Настал черед дивиться и Мирко.
— Одна?
— Одна, что ж такого?
— Ахти сказывал, тут место нечистое…
— А ты и поверил? Наши ребята только на язык храбры. Будто я не знаю, как они один другого задирают на русалочье озеро купаться ночью идти! И идут — всем скопом, не иначе!
— Страшно было? — глупо спросил Мирко, а сам подумал: «Вот это да! Чисто русалка!»
— Было, — призналась Риита. — Темно кругом, кусты, коряги, будто чудища сейчас бросятся. И сосны шумят. Так шумят, точно не нравится им, что девка одна ночью в лес пришла на заповедное место. — Она смолкла, переводя дыхание.
Рассказывала она так живо, что сердце у Мирко забилось чаще. Или это от чего другого? Правая рука его сама собой взяла да и опустилась на левую руку девушки, лежавшую на ее колене.
— А дальше? — спросил он.
Риита не отняла руку, только повернула ладонь кверху, и пальцы их переплелись.
— Что ж дальше? Вышла на берег, а к бане-то идти совсем уж боязно — я и не пошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64