Рассказчица из Эффи была неважная, и она не знала, какими словами описать то, что произошло между Мейсом и Рейной, но она старалась передать все как можно лучше, ободренная молчанием Дрея, его терпением и не меняющимся выражением его лица.Когда она закончила, он кивнул и не стал задавать ей никаких вопросов. Он просто сидел и думал, держа ее за руку. Дрожь, пробравшая Эффи где-то во время рассказа, не прошла и теперь. Она заметила, что уже темнеет. Было очень холодно, но только снаружи: внутри она вся горела.Через некоторое время Дрей встал.— Пойдем, малютка. Вернемся в дом.Эффи было плохо от его усталости и от того, что она не понимала, что он чувствует теперь.Обратная дорога длилась целую вечность. Эффи потупилась и шла, давя ногами мерзлые сорняки. В сенях все переменилось после их ухода. Горели факелы, и кланники стояли кучками, переговариваясь и попивая пиво. Четверо мальчишек сидели у груды грязного, облепленного волосами оружия, с большим почтением отчищая топоры и молоты. Здоровенный рыжий Пайл Тротер пел о клановой королеве Мойре Дхун и Увечном, которого она любила и потеряла. Раненых уже унесли.Эффи думала, что Дрей отведет ее на кухню, в Большой Очаг, или даже в ее каморку, но он прошел к маленькой кривой лесенке, ведущей вниз, в покои вождя. Сразу поняв, что он собирается делать, Эффи хотела вырваться, но Дрей держал ее крепко и не отпускал. На ступеньках они встретили плоскогрудую Нелли Мосс. Она несла ярко пылающий факел, который не позаботилась прикрыть, поравнявшись с ними, и Эффи опалило несколько волосков у лица.В Черном Граде не было трона, как в Дхуне. Черноградские вожди никогда не называли себя королями, хотя и владели атрибутами королевской власти. Одной из таких вещей былКлановый Меч, известный во всех клановых землях как символ Черного Града. У Етадда был Красный Топор, никакой не красный на самом деле, но, как говорили, старше, чем сами кланы. Ганмиддиш владел большой плитой зеленого мрамора, известный как Крабий Камень, потому что в ее середине виднелся огромный окаменелый краб, хотя нашли его за тысячу лиг от моря. Эффи знала назубок все клановые сокровища и эмблемы. Самым любимым из всех кланов у нее был Орль, хранивший у себя вместо оружия или каких-то диковин простой дубовый посох под названием Крюк.Эффи нравилось думать об этих сокровищах. Они представлялись ей самыми прекрасными вещами на свете. Однажды, когда она перечисляла их Рейне у женского очага, вошел Дагро Черный Град. Эффи сразу умолкла, но Дагро велел ей продолжать, и она перебрала все кланы от Баннена до Визи, остановившись только раз из уважения к Погибшему Клану. Когда она закончила, Дагро от души рассмеялся, взъерошил ей волосы и сказал, что никто в клане не помнит этого так хорошо, даже Кот Мэрдок. «Пойдем-ка со мной, юная кланница, — добавил он, — и я для начала покажу тебе наши сокровища. Теперь, если кто-то и умыкнет их темной ночью, мы сразу отправим тебя в кузницу. Твоя память и умелые руки Брога вернут нам пропажу в тот же день».Эффи понравилось, что ее назвали кланницей, и еще больше понравилось в покоях вождя, куда привел ее Дагро. Старый вождь несколько часов кряду рассказывал ей о клановых сокровищах, поднося их к свету и полируя рукавом. В последний раз Эффи побывала в этих комнатах как раз тогда, за год до смерти Дагро.Эти и другие мысли мелькнули у нее в голове, когда они с Дреем спускались вниз. Ей показалось, что прошло уже много времени с тех пор, как Дагро был вождем.Перед просмоленной черной дверью Дрей остановился и поправил волосы. Потом он толкнул дверь плечом и вошел. Мейс Черный Град, сидевший на обтянутом шелком табурете за каменным столом, который все называли Память Вождя, встал. Он был один. Его глаза при свете факела сверкали желтыми и черными бликами. Он перевел взгляд с Дрея на Эффи, и его рука легла на пояс с мечом.— Что это значит?Дрей еще крепче стиснул руку Эффи, набрал воздуха и сказал:— Эффи рассказала мне, что случилось в Старом лесу. Ты не достоин моего уважения, Мейс Черный Град. Я вызываю тебя во двор прямо сейчас, чтобы уладить это дело с помощью мечей.Эффи глухо вскрикнула. Нельзя Дрею драться с Мейсом теперь, когда он ранен. Да и никогда нельзя. Меч — главное оружие Мейса, а у Дрея это молот. Ну зачем она ему все рассказала? Зачем? Зачем?Мейс посмотрел на нее, скривив свои тонкие губы в нечто среднее между оскалом и улыбкой, и небрежно провел пальцами по Памяти Вождя, словно пробуя, нет ли на стали пыли.— Ты хочешь скрестить со мной мечи, Дрей Севранс? Неужели честь Рейны так тебе дорога?Дрей молчал, и его тело содрогалось при каждом вздохе.— Теперь я вспомнил, что это ты принес ей последний дар моего отца с Пустых Земель. Ты сам и выделал эту шкуру, чтобы Рейне было мягче ее носить.Дрей резким движением повернул голову. Эффи не понимала, куда клонит Мейс. Конечно, Дрей любит Рейну — ее все любят. Комната вождя, маленькая и уютная, как медвежья берлога, вдруг показалась ей жаркой и опасной, как наполненная горячим жиром яма.Мейс беззаботно махнул рукой. На нем была одежда из волчьих шкур, выкрашенная в черный цвет.— Не надо смущаться, Севранс. Ты не единственный новик, желающий стать... защитником моей жены. Я знаю, как высоко люди ее ценят. Твоя забота о ее чести трогает меня, но ты погорячился. Я...— Речь идет не о чести Рейны, Мейс, а о том, что у тебя нет ее.Эффи сглотнула. Слова Дрея отчасти порадовали ее, но они же вызвали в ней глубокий страх за брата. Мейс Черный Град опасен не так, как другие кланники, — по-другому. Он не вспыльчив, как Баллик Красный, и не свиреп, как Корби Миз. Он холодный и острый, как игольчатый лед, который нарастает весной на проталинах, — собаки и медведи всегда напарываются на него.— Я не стал бы оспаривать честь своего вождя на основе слов маленькой девочки.— Моя сестра не лгунья. Я ручаюсь за нее головой.— Я не говорил, что она лгунья, Дрей. Она что-то видела, что-то слышала — но ведь она еще ребенок. Она не понимает, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются одни. Тем жил отшельником, и его она, конечно, с женщинами видеть не могла. Она не знает, что это такое. Подумай сам, Дрей. Что видела Эффи, когда подглядывала за мной и Рейной в Старом лесу? Она видела, как Рейна изображает из себя недотрогу и борется со мной — каждая женщина не сделала бы того же на ее месте? Ты же знаешь, какие они. Мы катались по снегу, врать не стану, и я, наверно, придавил ее, а она меня за это обругала. Такая женщина, как Рейна, любит, когда с ней обходятся круто...— Замолчи! — Дрей замахнулся на Мейса с искаженным от ярости лицом. — Я не желаю слушать подобных гадостей о Рейне!— Конечно, не хочешь. Я и не стал бы ничего говорить, если б не твоя сестренка. Все из-за нее. Понятно, что она расстроилась, увидев это, — детям любовная игра всегда кажется насилием.— Ты ей угрожал.— Да, у меня была причина. Я не хотел, чтобы о случившемся рассказывал кто-то, кроме меня или Рейны, а ребенок и подавно — не его это дело.— Ты лжешь. Ты бесчестный человек.— Что ж, может быть, нам позвать Рейну и выслушать ее? Ведь она как-никак согласилась стать моей женой.Эффи видела, что Дрей заколебался. Он не отступил, но глубоко вздохнул, и что-то вышло из него вместе с этим вздохом. Эффи даже дурно стало от облегчения. Пусть себе Мейс лжет, сколько хочет, лишь бы он не убил Дрея в бою.— Послушай меня, Дрей. Я твой вождь и не стану смотреть равнодушно, как ты идешь по той же дорожке, что и твой брат. Ты слишком дорог для меня и для клана. Я вижу, как уважают тебя новики, а Корби с Орвином постоянно хвалят тебя. Не далее чем четверть часа назад Корби был здесь и рассказывал, как ты спас Арлека в конце битвы. Мне нужны такие люди, как ты, на честность и преданность которых я могу положиться. Никому не нужно знать о том, что только что произошло между нами. Ты действовал от чистого сердца, и я тебя за это уважаю. Я отдаю тебе должное за то, что ты вызвал меня на поединок, и надеюсь, что ты повторишь свой вызов, если я когда-нибудь поступлю вопреки законам клана.Дрей не отрываясь смотрел на Мейса. Тот, не меняясь в лице, выпрямился во весь рост и оперся рукой на стену, где на деревянных колышках висел Клановый Меч. Его глаза потемнели, и в них не осталось волчьей желтизны.Прошел целый час, как показалось Эффи, и Дрей повернулся к ней лицом. Став на одно колено, он взял ее руки в свои. Он был бледен, и его глаза смотрели неуверенно.— Может, ты и правда что-то не так поняла, малютка? Ты видела, что Мейс ударил Рейну по-настоящему, как я ударил бы человека в драке?В груди у Эффи отяжелело от любви и печали. Это она втравила Дрея в это дело, и он поступил благородно, как подобает. Он даже и теперь готов драться — в зависимости от того, что скажет она. Эта мысль была почти невыносима. Что бы она ни ответила, Дрею все равно будет плохо. Солгав, она станет сообщницей Мейса и скроет от Дрея правду. Если она будет стоять на своем, Дрей погибнет или уйдет... как батюшка и Райф.Этого нельзя допустить. Эффи чувствовала это всем своим существом, но все-таки стала противна сама себе, когда выбрала ложь.— Сама не знаю, Дрей. Я думала... но если Мейс говорит...— Тише, малютка. Тише. — Дрей прижал ее к себе, покрыв своими большими ладонями, как плащом. Она вся дрожала от облегчения и страшного стыда. Было так, как будто она предала брата.— Я сердечно рад, что все уладилось. — Мейс отошел от стола и протянул Дрею руку. — Теперь все позади, и мы не будем больше говорить об этом.Дрей, немного ослабив объятия, встал, и они с Мейсом молча стиснули друг другу руки. Один смотрел в глаза другому, и Эффи прямо-таки чувствовала, что Мейс обрабатывает Дрея, как Брог Видди раскаленную добела поковку. Мейс хлопнул Дрея по плечу, и они рассмеялись.— Ступай к Лайде Лунной, и пусть она займется рукой, которую ты прячешь у себя под панцирем. Ты мне нужен. Я слышал, что Собачий Вождь собирается идти на Баннен, и завтра мы выступим на юг, наперехват ему.Мейс проводил Дрея до двери. Эффи шла следом. Когда Дрей уже стоял на лестнице, палец Мейса скользнул по ее горлу.— Я, кажется, говорил, что тебе будет плохо, если начнешь рассказывать сказки? — Его голос звучал совсем тихо, и стук сапог Дрея заглушал его. 27ТАНЦЫ НА ЛЬДУ Ободранные руки хватали ее. Лица, обожженные чем-то более темным и страшным, чем пламя, напирали на нее, молящие, с разинутыми ртами. Спаленные покровы лопались, обнажая бледно-розовую плоть, бугристую, полную жизненных соков, обещавшую скорое выздоровление. Протяни руку, протяни. Мы должны это получить... мы нуждаемся в этом... дай нам то, в чем мы нуждаемся... ты должна... мы тебя заставим... мы знаем, как тебе навредить... мы слишком долго ждали. Протяни руку! Красные глаза горели злобой, губы раздвигались в черных, как ночь, улыбках. Она отворачивалась, но они продолжали толпиться у нее за спиной. Она комкала их субстанцию в кулаках, превращая их в прах и пепел, но на месте отломленных частей тут же отрастали новые. Вдали, за частоколом их обугленных рук и ног, виднелась стена из черного льда. Ледяная пещера. Почему-то теперь она больше не казалась...— Проснись, Аш! Проснись!Живые руки тормошили ее, вытаскивая из-под многочисленных слоев сна, словно ныряльщика из-под воды.— Проснись, пожалуйста!Она открыла глаза, и дневной свет хлынул в них, как соленая вода, резкий, жгучий и нежеланный. В ее сновидении, как всегда, царил кромешный мрак.— Ангус, она проснулась.Руки коснулись ее лба и щеки, теплые, шершавые и ласковые — совсем не похожие на руки ее приемного отца. Перед ней возникло чье-то лицо. Райф, подумала она, и порадовалась, что сумела это вспомнить.— Это я, Райф. Все хорошо. Мы в трех днях к северу от Вениса, в еловом бору восточнее Лохани.Смысл его слов не сразу дошел до Аш. Она смотрела в его глаза. Какого они цвета? Чернильно-синие? Или ближе к черным? Она спросила о том единственном, что имело для нее значение:— Как долго?— Всю ночь и почти все утро.Чувствуя, что ее может стошнить, Аш освободилась от его рук и отвернулась. Полсуток! Еще немного — и никто уже не сумеет ее разбудить. Зная, что Райф смотрит на нее, она выпрямилась и решила, что не станет поддаваться тошноте при нем. Ей полегчало настолько, что она смогла сесть. У нее обнаружились новые больные места: средний палец левой руки, распухший, заныл в лубке, плечо тоже ныло, во рту отдавало седельной кожей и лошадьми.— На вот, попей.Аш взяла предложенный мех и брызнула ледяной водой на лицо. Райф не сводил с нее глаз. Он знал о голосах. Она не понимала, как это возможно, но он знал.— Я почувствовал, что ты... ушла ночью, перед тем, как мы разбили лагерь. Мы пытались разбудить тебя, но ты была далеко. Ангус решил, что лучше оставить тебя в покое.— Он заткнул мне рот?Райф кивнул.— И руки связал.Они оба отвели глаза.Аш огляделась. Они расположились на склоне холма над лесистой долиной. Черные ели вокруг, словно город. На юге мерцали льдом голубые пики Южного Кряжа. Все небо затянуто снеговыми тучами. Аш вздрогнула, не помня, как здесь оказалась.Снова повернувшись к Райфу, она услышала, как вдали подвывают и лают собаки? Она посмотрела в ту сторону, в долину, сквозь сумрачную, как ночь, еловую хвою.— Давайте-ка трогаться. — Ангус подошел поближе. Он был так спокоен, точно слышал щебетание ласточек, а не собачий лай. — Пошли, Аш. — Он протянул ей руку в перчатке и поднял с земли без малейшего усилия. — Седлай коней, Райф. Об остальном я позабочусь.— А мне что делать? — Аш заставила себя говорить спокойно — ей не хотелось выказать слабость перед Ангусом.— Наполни мехи снегом. — Ангус, порывшись за пазухой, достал полотняный сверток. — И съешь вот это, все до последней жиринки. Может, это тебе и не по вкусу, но силы надо подкреплять. Ты уже сутки ничего не ела.Аш молча кивнула. Ангус странным образом напоминал ей Пентеро Исса — они оба заботились о ней и заставляли есть.Последние три дня стали для нее новым кошмаром. Ее жизнь круто и навсегда изменилась в тот миг, когда она вступила в тень Тупиковых ворот. Под кучей нищенских лохмотьев возник вдруг Марафис Глазастый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97